В следующее мгновение фигура старика исчезла, а в дверях возникла Уинифред, полная жизни и юности. Она принялась рассказывать нам, что вечером пойдет вместе с Мойрой и Барни на болото за торфом.
– Пусть они сами сходят, мисс Уинифред, душечка, – сказала миссис Мэхен. – Разве собирать торф – подходящее для вас дело?
– А что тут такого? – воскликнула Уинифред. – Руки у меня сильные, крепкие и здоровые. Почему я не гожусь для такой работы? Чем я хуже Барни и Мойры?
Девочка подошла к слепой старушке и прижалась мягкой щечкой к ее морщинистой щеке.
– Бабушка, ты только представь, каким волшебным выглядит болото в лунном свете! Там бродят тихие тени, подумай, как Барни будет настегивать чалого[11], чтобы поскорее увезти нас от болотных огней.
– Уинифред, – заметила я, – ты слишком много фантазируешь. Ты живешь, окруженная сказкой, среди зеленых ирландских холмов, но поверь, весь мир давно уже живет по-другому. Пожалуй, тебе не мешает на какое-то время уехать отсюда, посмотреть мир, чтобы избавиться от этих диких идей. В Америке…
При упоминании Америки ее лицо потемнело. Она выпрямилась и холодно сказала:
– Я, кажется, уже говорила вам, что поеду туда, когда захочу. Полагаю, людям свойственно фантазировать не только в Ирландии. Может быть, за океаном встречаются не менее дикие фантазии, чем у нас, только другие.
Меня поразила ее недетская проницательность.
– Да, думаю, ты права, – согласилась я, – но человеку нужно научиться отделять правду от вымысла. Не стоит забивать голову сказками, их место в детской.
– Забивать голову? – удивилась Уинифред. – И на что же будет похож мир взрослых без фантазии? Он будет тусклым, лишенным красок.
Я подумала, что она в каком-то смысле права, но промолчала.
– Почему бы нам не осмотреть замок? – предложила она деловито. – В другой день меня может и не быть здесь.
Я с готовностью поднялась со своего места.
– Вот только, думаю, вы ничего не увидите здесь, кроме голых стен, – с вызовом сказала она. – Потому что красоту замку придают фантазии.
– Прости меня, Уинифред, – сказала я. – И позволь мне увидеть стены твоими глазами.
Лицо ее прояснилось. Она тепло улыбнулась и сказала:
– Тогда идемте, я все вам расскажу. Можете думать что хотите и говорить что хотите. Я больше не буду сердиться. А если вы снова вспомните, как живется в Америке, то перебивать я вас не буду. Если вас устраивает мир без красок, то и ладно.
«Она действительно слишком умна для своих лет, – подумала я, – но при этом так очаровательна, что невозможно ее не любить. Ее можно назвать дерзкой, порой даже грубой, но все это смягчается нежным голосом и очаровательными манерами».