Александр мысленно вернулся на много веков назад, память оживила давно забытое неконтролируемое чувство голода, ту нестерпимую жажду, которая преследует молодых вампиров. Когда близость любого живого существа вызывала болезненную пульсацию в висках, скребущую сухость в горле, желание впиться зубами в плоть, ощутить солоноватый привкус, сделать первый глоток крови.
Не сразу, но он научился справляться и не поддаваться порывам. И тут судьба решила посмеяться над ним. Высший вампир, практически неуязвимое существо, способное подчинить человека своей воле, одним движением лишить жизни, вновь учился контролировать себя. Бороться с эмоциональными всплесками и подавлять желания рядом с девушкой. Князю удалось обуздать рвавшуюся наружу злость, нежелание делить с кем-либо Элю, усмирить отчаяние и неуверенность в своих действиях. Некоторые из эмоций были ему незнакомы, причиняли неудобство, беспокойство, сродни непрекращающемуся зуду, который невозможно унять, но и не обращать внимания не получается.
Пара сидела в молчании, каждый был занят своими мыслями.
К решению всех проблем князь подходил с исключительной рациональностью, но сейчас этот принцип почему-то не работал.
Наверное, потому, что он впервые обдумывал ситуацию не только со своей стороны, но и со второй, за которую нес ответственность. И впервые принимал в расчет то, как кто-то отреагирует на его решение.
Как же сложно!
– Мы будем знакомиться, – заключил после продолжительного молчания.
И вновь тишина, звенящая, заставлявшая Элю нервничать, поправлять золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Осторожными движениями тонкие пальцы боролись с непослушной прядью, выскальзывавшей из-за уха.
– Покажи! – Эле пришлось осмотреться и обернуться в поисках того, чем заинтересовался князь. – Дай мне руку, – без разрешения пальцы скользнули под плед. – Кто это сделал?
Взгляд голубых глаз метался с лица девушки на ее предплечье и возвращался.
– Кто это сделал?!
Хватка вокруг запястья становилась с каждой секундой ощутимее.
Эля прикрыла ладонью правой руки шрамы и попыталась освободиться.
– Их уже нет в живых, – сообщила с неестественной легкостью.
– Почему Константин не убрал шрамы?
Он выплеснул злость на Катарину, зарвавшуюся самодовольную дрянь! Невероятными усилия добился привычного для себя спокойствия. Но самообладание таяло с каждым тихим словом Эли, с каждым взглядом на розоватые жгуты ее шрамов.