Вера смотрела, как Джо Эшворт уезжает в своем такси. Она точно знала, что он разрывался и, возможно, даже предпочел бы остаться стоять с ней на холоде. Его можно было завести вполоборота, так что тут даже никакого азарта не было. Не стоит его мучить. В церкви Святого Варфоломея горел свет, и она чуть было не поддалась порыву пойти сразу туда и поговорить со священником, которого упомянула Кейт Дьюар. Но она умирала с голоду, а работать у нее никак не получалось, когда хотелось есть.
Мороз стоял такой, что было тяжело вдохнуть, а когда она говорила по телефону с Холли, то видела, как у нее изо рта поднимаются клубы пара; в свете фонарей казалось, что этот пар чуть ли не на лету превращается в лед.
– Где ты, Хол?
– Связывалась с криминалистами, как вы мне и сказали, мэм. – Старая добрая Холли, резкая и восторженная одновременно.
– Сможешь приехать в Мардл? Джо вернулся в лоно семьи, а мне бы не помешал помощник. Я буду в рыбной лавке ближе к бухте. Тебе что-нибудь взять?
– Нет, спасибо, мэм, я уже поела. – И наверняка обед у нее был. Пластиковый контейнер, полный салатных листьев и яблок. Никаких насыщенных жиров для заботившейся о здоровье Холли. – Буду через двадцать минут.
Вера пошла вниз по улице, на запах жареной рыбы. Из паба вывалилась женщина – большая и растрепанная, в короткой юбке и драных колготках. Вера подумала, что она точно простудится. Изнутри ей вдогонку доносились какие-то выкрики – слов было не разобрать, но тон был грубый и даже злорадный. Вера почувствовала укол жалости. Под ногами заскрипел замерзший снег.
В «Рыболовстве Мардла» Вера присела за столик – почти половина пространства была отведена под ресторан. Было приятно пройти мимо очереди сразу к стойке, где официантка мгновенно приняла ее заказ. Вера задумалась: неужели классовые различия в Англии настолько укоренены, что даже здесь, в рыбной лавке в Мардле, она выделяется своим статусом? Неужели чувство легкого превосходства – это естественное, пусть и постыдное удовольствие? Внутри было тепло, по окнам стекал конденсат, телевизор на фоне показывал какое-то глупое ток-шоу. Пришла официантка с подносом. Чай в чайнике, хлеб и масло на фарфоровой тарелочке, кляр тонкий и хрустящий, треска мягкая. «Да, – подумала Вера, – вот это класс».
Холли пришла, когда Вера уже заканчивала свою трапезу. Она была стройная и стильная – даже сейчас, при такой-то погоде. Существуют ли дизайнерские пуховики? Если да, на Холли был именно такой. Она присела напротив своей начальницы и протерла стол бумажной салфеткой.
– Они закончили с местом преступления?
– Тело забрали в морг. – У Холли был южный, благородный выговор. Не ее вина. – Вагон отогнали в депо в Хитон. Билли Уэйнрайт говорит, это кошмар. Очень много следов и отпечатков обуви. Будут разгребать как минимум несколько дней. Может, и дольше. Хотя бы ветка метро остановлена. Ее откроют позже сегодня вечером, если снега больше не будет.
– Интересная женщина наша жертва, – откинулась на стуле Вера. – Вышла замуж за парня из Польши сразу после школы. Через пару лет развелась и с тех пор, видимо, жила одна. Говорят, посвятила себя религии и благотворительности. Бесплатно жила в гостевом доме дальше по улице в обмен за помощь по хозяйству, но, похоже, была скорее как член семьи. Хозяйка – Кейт Дьюар, вдова с двумя детьми-подростками и новым кавалером, который там не живет.
– Значит, не стандартная жертва. – Холли положила перед собой какое-то электронное устройство и принялась печатать.
Вера удержалась от вопроса о том, что случилось со старым добрым блокнотом.
– Нет. – Рабочий вечер подходил к концу, в лавке стало тише, очередь рассосалась. Вера поднялась на ноги. – Пойдем.
– Куда? – Холли выключила свое устройство и кинула его в сумку.
– Встретимся со священником.
В церкви еще горел свет, и, когда они толкнули тяжелую дверь, она открылась. При этом помещение казалось пустым. Пахло сыростью, плесенью и ладаном, а еще той же полиролью, что и в доме Кейт Дьюар. Вера подумала, не убиралась ли Маргарет Краковски и здесь. Если да, им придется искать другую прихожанку, чтобы выполнять бытовые обязанности. Здесь не было никаких рождественских украшений, и единственным ярким пятном был витраж над алтарем.
– Ау! Есть кто дома? – В церквях ею всегда овладевали хулиганские порывы.
Впереди послышался шаркающий звук, и из двери слева показалась темная фигура. Вера решила, что это, наверное, самый неказистый человек, которого она когда-либо видела. Он был младше, чем она ожидала, может, слегка за тридцать. Темные волосы, черные мохнатые брови, тонкие губы, которые двигались даже тогда, когда он молчал, и узкие глазки. Огромный неуклюжий мистер Бин. Ему нужно было стать стендап-комиком. Он бы одним выходом на сцену вызывал испуганный и немного нервный смех.
– Да? – На нем была черная сутана и черная мантия на плечах. Ему явно нравились его служебные одеяния. К детективам он подошел с совершенно неприветливым видом.
– Отец Граскин? – не дожидаясь ответа, она помахала перед ним удостоверением. Он прищурился, как будто был близорук. – Боюсь, у меня плохие новости об одной из ваших прихожанок.
Он провел их в ризницу, где было теплее. Газовый обогреватель зашипел, и от запаха у нее запершило в горле.
– Да?
– Возможно, вы уже слышали, – сказала Вера. – Этим вечером в вагоне метро произошло убийство. Жертвой оказалась Маргарет Краковски. Насколько я знаю, она регулярно к вам ходила.
Он с ужасом посмотрел на них, а потом рухнул на стул рядом с простым деревянном столом и уронил голову в ладони.
– Не могу в это поверить. – Вере показалось, что он был искренне расстроен, и на мгновение ей стало его жаль. – До чего мы дошли: милую пожилую даму убивают в общественном месте! – Он был очень лощеный, хоть и местный. «Вырос в городе», – решила Вера. Над ним явно тряслись. Судя по виду, ему бы не помешало выйти на свежий воздух.
– Вы хорошо ее знали? – Холли вмешалась самовольно, но на нее он хотя бы поднял глаза и отреагировал, потому что на реплики Веры он не отвечал.
– Она регулярно посещала церковь и стремилась участвовать во всех делах, – сказал он. – В наше время большинство церквей держатся лишь усилиями пожилых женщин. Мой отец был священнослужителем, и я вырос при городском приходе, даже тогда дела обстояли таким образом.
Значит, одеваться в платья – это семейная традиция.
– Мы пытаемся разузнать о ее семье. – По крайней мере, Холли не игралась со своими гаджетами, а сосредоточила свое внимание на мужчине. – Вы не можете нам в этом помочь?
– Не думаю. Она жила через дорогу, в «Гостевом Доме Харбор». Может, миссис Дьюар знает. Они были почти как семья. Маргарет водила ее детей в воскресную школу.
Они немного посидели в тишине.
– Маргарет работала у вас волонтером?
– Да. – Он казался очень озабоченным. Видимо, размышлял о перестановках в графике уборки и о других пожилых женщинах, которые смогут заменить Маргарет. Но, по крайней мере, это дело действительно его занимало. – Да, в «Хейвене».
Вера решила перехватить инициативу.
– «Хейвен» – это приют для женщин, переживших насилие?
И снова простой вопрос как будто застал его врасплох.
– Нет… Не совсем. Это хостел для бездомных женщин. Некоторые из них действительно ушли из дома из-за побоев, но мы предлагаем помощь всем женщинам в беде, которым нужно жилье. Некоторые были в тюрьме, некоторые на лечении.
– И им управляет церковь?
– Им управляет благотворительный фонд. Я – один из попечителей, вместе с главой местной социальной службы и местным фининспектором. Но, как церковь, мы поддерживаем этот проект. Финансово, практически и нашими молитвами. Маргарет творила чудеса с некоторыми из этих женщин. Мне кажется, она стала для них чем-то вроде приемной матери. Они будут очень по ней скучать.
– А вам не приходит в голову, кто мог бы захотеть навредить Маргарет? – Из-за газовых испарений у Веры кружилась голова, она чуть в обморок не падала.
– Конечно нет! – последовал незамедлительный ответ. – Это не был рациональный поступок, инспектор. Просто зверский и случайный акт насилия. Знак нашего времени.
– У нее были близкие друзья среди вашей паствы? – Холли говорила с ним уважительным тоном, и ей он ответил более уверенно. Он посмотрел на нее, повернувшись к Вере спиной.
– Близкие друзья? Нет. – Он задумался и, кажется, пытался аккуратнее выбирать слова. – Церковь – это сообщество уникальных личностей. Разумеется, мы должны относиться друг к другу с христианской любовью, но мы всего лишь люди.
Вера вмешалась:
– А собрав вместе кучку женщин, вы получаете склоки и капризы. Наверное, полный кошмар!
Он повернулся к ней и впервые улыбнулся.
– Порой бывает непросто.
– Маргарет принадлежала к какой-нибудь группе? – снова Вера. Спертая атмосфера маленького помещения действовала на нее гнетуще. Ей хотелось выйти на свежий морозный воздух, и она пыталась подстегнуть беседу.
– Нет, – ответил священник. – Она ненавидела сплетни и держалась особняком. Именно это я имел в виду, когда говорил про близких друзей. Она всегда была приятна в общении и играла большую роль в жизни церкви, но мне не кажется, что она кому-то действительно доверяла.
– Даже вам?
– Нет. – На этот раз его улыбка была немного грустной. – Даже мне.
– А этот хостел, «Хейвен»? Где мы можем его найти?
– Это бывший пасторский дом. – Теперь он улыбался, поджав губы, с некоторой обидой. – В прежние времена там, полагаю, жил бы я. Когда статус священнослужителя был иным. Даже при жизни моего отца приходской священник жил там. Но теперь трудно добиться, чтобы такой большой дом предоставили одному человеку, так что епархия отдала его благотворителям за разумную аренду. Это совсем недалеко от города. Раньше большая часть населения проживала именно там – до того, как рыболовство начало преобладать над фермерством. – Он вздохнул, и Вера подумала, что он был бы гораздо счастливее в Викторианскую эпоху: жил бы в доме приходского священника, водил дружбу с мелким дворянством и громогласно проповедовал крестьянам на задних скамейках церкви.
– Сегодня вы туда не попадете, – продолжил он. – Дороги как таковой нет, тем более при такой погоде… Женщины все время жалуются на изоляцию. Я не уверен, что это лучшее место для них.
На улице стало тише. Рыбная лавка закрылась, и все шторы на Харбор-стрит были опущены. Сугробы покрылись блестящей глазурью. Граскин поежился. Довольно долго он стоял и не двигался с места. Вера подумала, что ему, наверное, холодно, потому что грела его только мантия на плечах. Наконец он вышел на тротуар и зашагал прочь. Обернувшись, Вера заметила, что он начал с кем-то говорить по телефону.