Потом ей казалось, что она запомнила этот вечер во всех подробностях.
Хотя какие там подробности? Вечер. Осень. Без пяти восемь. Как будто стишок! Библиотека закрывается. Охранник пошел гасить свет. Выпроводил двух студенток и даже подержал рюкзак одной из них, пока она надевала куртку. Пожилой даме, которая торчала у шкафа бесплатного книгообмена, сказал: «Извиняюсь, закрываемся».
Вот тут вошел он.
– Закрываемся! – повторил охранник.
– Да, да, простите… Я буквально на секунду…
Он поставил на пол сумку и вытащил оттуда целую стопку книг.
– Можно я сюда положу, на прилавок?
– Это не прилавок, а кафедра! – сказала она. – Вы для книгообмена?
– Ого! – улыбнулся он. – Кафедра! Как всё серьезно! Да, конечно. Ну и вдруг вашей библиотеке пригодится. Тут неплохие вещи есть.
– Ой, а можно эту взять? – дама вытащила из стопки толстенный роман. Кажется, «Жажда жизни» Ирвинга Стоуна. Да, она. Про Ван Гога.
– Пожалуйста-пожалуйста, – сказал он.
– Что это вы тут распоряжаетесь?
– Это пока еще мои книги. Вы их пока не приняли.
– Закрываемся! – в третий раз сказал охранник. – Книги оставляете или забираете?
– Конечно оставляю! – говорил он, стоя на крыльце. – Что мне их, с собой тащить?
Она застегивала плащ и заматывала шарф и внимательно на него смотрела.
Ведь он ждал ее на улице минут десять.
Он ей сразу понравился. Мягкий, улыбчивый. Приятный внешне – голосом, лицом. Добрый, наверное. Кажется, чуточку похож на папу. Даже, простите, привлекательный. А почему «простите»? Перед кем извиняться за такие мысли – в ее-то одинокие тридцать два? Интересно, а сколько ему? По виду лет на пятнадцать старше, или даже больше. Ничего страшного. Наверное, у него дома много книг, даже очень много, и он продолжает их покупать, и вот лишние отнес в библиотеку. Ответственный человек.
Он, словно бы слыша ее мысли, спросил вдруг:
– Простите, а как вас зовут?
– Татьяна Николаевна.
– Валерий Васильевич, очень приятно. Вы не очень заняты сейчас? Что бы нам с вами не пойти куда-нибудь в тепло, выпить чаю? В кафе, я имею в виду.
Она, наверное, покраснела: почувствовала, как у нее загорелись щеки. Ничего. Осень, осень, время восемь. Он не увидел. Нахальство какое. Вот так сразу – и в кафе. Меньше получаса знакомы, и на́ тебе. А почему нет? В кафе все-таки, а не «пойдем ко мне». А может быть, это судьба? Бывает же так! В книгах и в кино точно бывает. А вдруг и в жизни тоже? Ну вдруг?
Она водила пальцем по строчкам меню. Потом сказала:
– Вы предлагали выпить чаю? Пусть будет чай.
Он улыбнулся и сам сделал заказ.
Она не могла избавиться от мысли, что вот эта маленькая порция мягкого безвкусного сыра со сладкими помидорами стоит как две упаковки куриных грудок. А кусочек мяса с овощами и бокал, всего один неполный бокал вина – вообще страшное дело. Она едва жевала.
Подняла на него глаза. Ей показалось, что он видит ее насквозь.
– Татьяна Николаевна, – сказал он. – Пожалуйста, примите мои слова как знак моей искренности и самого глубокого доверия к вам, хорошо?
– Хорошо.
– Таня, я вижу, вам этот ужин поперек горла. И я знаю почему. Вы получаете пятьдесят тысяч. Плюс-минус пять. Так?
– Откуда вы знаете?
– Зарплата библиотекаря не секрет. Таня, ничего что я без отчества? Послушайте меня. Две вещи. Очень важные. Постарайтесь понять и поверить. Первое. Вы мне ничем не обязаны. Я ничего у вас не прошу сейчас и, клянусь, не попрошу в будущем. Поняли? Верите?
– Да. Поняла. Верю. И что?
– Второе. Я всю жизнь мечтал кому-то помочь. Я очень хочу вам помочь. Почему именно вам? – он потер себе висок, как будто у него болит голова. – Так получилось, что вы до ужаса, просто до невероятия похожи на одну девушку. Была у меня, не спрашивайте подробностей, одна, так сказать, тяжелая драма… даже трагедия…
Он сморщился; у него задрожали губы.
Она сочувственно вздохнула.
Он перевел дыхание и прошептал:
– Просто так, в память о той девушке. Что вы хотите к чаю? Чизкейк? Или «Наполеон»?
– Ничего. Нет, я не стесняюсь. Честно, ничего не хочу.
Он проводил ее до остановки автобуса. «Дальше не надо», – сказала она. Обменялись телефонами. Болтали – о чем? Как-то и не вспомнить. Да, он сказал, что давно развелся. Что живет один, почти что в центре. Косясь на него, она всякий раз встречала его взгляд, но тут же отводила глаза.
Назавтра у нее в мобильнике тенькнула эсэмэска. Банк. Перевод на ее карточку. Пятьдесят тысяч. Она сначала испугалась, потом возмутилась, потому что поняла – это он. Тем более что через пару секунд пришло сообщение: «Это я. В.В.».
Она сразу ему набрала и крикнула:
– В чем дело?
– Я думал, что смогу устроить вас директором библиотеки. Позвонил кое-кому. Нет, не выгорело. Решил вам помогать самым простым способом. Со времен древних финикийцев не выдумали ничего лучше и проще.
– Мне этого не надо!
– Тогда выкиньте в мусор. Или отдайте бедным. Но я всё равно буду присылать.
Короткие гудки.
В мусор, еще чего! А бедным – она сама бедная. Он ведь обещал, что всё это просто так. А не просто – она его пошлет. У богатых свои причуды? Вот и пожалуйста.
Таня фактически стала получать вдвое больше, чем раньше. Вдвое – это серьезно! У них заведующая получала восемьдесят пять. То есть у нее теперь даже больше. Сначала просто поняла, а через три месяца реально почувствовала. Купила себе что-то по мелочи из одежды, из белья. Смартфон сменила. Стала брать на завтрак вкусное: хороший йогурт, например.
С йогурта и началось.
У Тани была сестра Карина. Старше на три года. От маминого первого мужа. Она давно жила сама по себе. А эта квартира была Таниного папы, второго маминого мужа. Так что квартира после смерти родителей досталась Тане. Маленькая двушка в девятиэтажке. Спасибо комнаты не смежные. Потом Карина развелась и попросилась пожить к Тане, вместе с сыном-второклассником – пока развод-размен и все дела.
Таня, конечно, их пустила. В маленькую комнату. Это раньше была ее спальня. Но всё равно в большой комнате стоял телевизор, так что Карина и ее сын там торчали всё время.
Так вот, йогурт.
Карина была шумная, смешливая и не очень добрая. В смысле – занозистая, хамоватая. Работала на почте. Зарплата маленькая. Алиментов пока не было. Но жили, справлялись. А тут йогурт. По шестьдесят рублей.
Короче, йогурт стал как-то быстро кончаться.
Рано утром Таня вошла на кухню, а Каринин сын завтракает и йогурт ест. Который Таня себе купила, восемь стаканчиков на неделю. А осталось только три.
Таня ничего не сказала, только посмотрела на него, потом на Карину. А та как заорет, но со слезами, вот прямо рыдаючи:
– Что тебе, ребенку жалко?
– Разве я сказала, что жалко? Я вообще молчу.
– Вот и не зыркай!
– А ты не ори.
– Ну извини! – вздохнула Карина, вытолкала сына в школу, вернулась в кухню и стала расспрашивать сестру – что, откуда и как.
Потом Таня прокляла себя, что сказала правду. Ну то есть не самую правду, потому что всё равно никто бы не поверил, а так – что вот появился у меня один человек… Примерно с октября. Регулярно помогает. Господи! Надо было на что-то этакое намекнуть. Типа ФСБ. Типа завербовали, и вот теперь платят. Но не словами сказать, а так, загадками, но чтоб Карина сама догадалась и чуток испугалась. А она взяла, да и попросту. Мужчина, познакомились, подружились.
– Старый? – спросила Карина.
– Ну… так. Не очень молодой. Сильно за сорок. Или даже за пятьдесят.
– Даешь по полной? Или только классику?
– Иди к черту! – Таня сама чуть не заплакала.
– А чего плохого? Ты у нас такая беленькая, сладенькая, – Карина ущипнула ее за плечо, потискала грудь. – Прямо пампунчик! А я смотри какая гибкая…
Она вскочила с табурета, раскинула руки, прогнулась, встала на мостик. Снова выпрямилась, распахнула халат, показала свои гладкие красоты.
«Мой халат, кстати! – подумала Таня. – Всё берет, как свое».
– А то давай вдвоем твоего спонсора угостим? Спроси. Может, ему понравится. Он мне тоже подкинет.
– Ты ничего не понимаешь! – Таня заплакала уже не чуть, а сильно.
– Подумай, подумай, не будь дурой! А если ревнуешь, спроси, может, у него есть приятель голодный… – Карина открыла холодильник. – Тут два йогурта осталось, тебе какой, с грушей или с черникой?
Таня перестала приносить домой вкусные вещи. Зато купила красивые трусики и лифчик, и модные кроссовки, лилового цвета – уже весна была, – и решила позвонить Валерию Васильевичу.
Они очень хорошо говорили, о книгах, о кино, немножко даже о политике, в том смысле, что всё очень сложно и неоднозначно, – но она ждала, когда же он предложит встретиться. Он молчал. Тогда она сама заговорила про театр, про новую выставку. Так, вообще. Культурная жизнь столицы.
– Нет, нет, нет! – засмеялся он.
– Что «нет»? – удивилась она.
– Встреча с вами не входит в мои планы. Даже в музей. Не гневайтесь.
Она хотела спросить «почему?» – но ей это показалось унизительно. Смешно, что она навязывается пятидесятилетнему мужчине. И – как будто бы она вся в комплексах из-за этих денег. Она сказала «что вы, что вы!» и закруглила разговор.
Тем более что к ней подходила сестра Карина со своим сыном.
Потому что Таня теперь частенько ужинала в магазине. Там был такой уголок, три столика и рядом стойка с кофе, витрина с булочками. И еще можно было взять любое готовое блюдо с полки – типа котлета с пюре, – и тебе его разогреют в микроволновке.
Она как раз там сидела, пила кофе и разговаривала по телефону.
– Вот, Данилка! – сказала Карина сыну, не поздоровавшись. – Смотри, тетя Таня вкусняшки наворачивает. – И наконец обратилась к ней: – Стыд и совесть у тебя есть вообще-то?
«Какой стыд, какая совесть? – брезгливо подумала Таня. – О чем она, эта побирушка, иждивенка, приживалка?»
Мальчик глядел в ее тарелку и облизывался. Это, конечно, мамаша научила.
Таня доела. Встала. Подошла к стойке.
– Коктейль молочный. Два пирожка с яблоком. Вот ему! – показала на мальчика, заплатила картой и вышла вон.
Через пару дней она пришла с работы и уже в прихожей поняла, что сестра днем кого-то приводила. Пахло табаком. Не куревом, а вот именно прокуренной одеждой. И еще слегка пивом. Потным мужиком пахло.
В комнате – в ее, в Таниной комнате, она же «большая» и как бы общая – была разобрана постель. Ее, Танина постель. Изгваздали простыню. Сразу видно чем. Бэ-э!
Таня собрала простыню комом, сорвала пододеяльник. Когда Карина пришла, этак благопристойно ведя за ручку сына с продленки, Таня без слов пихнула ей прямо в лицо это грязное белье и ни слова не сказала, только чуть зубами не заскрипела от злости.
– Ты чего бесишься? – спросила Карина. – Данилка, марш в комнату! – скомандовала сыну. – Чего вся прямо на говно исходишь? Ты себе счастье нашла, вот и я пытаюсь… Даст бог, повезет… Подумаешь, простынку обкончали, делов-то… Сунула бы в машинку, я бы вечером запустила, и нет проблем.
– Прости, Кариночка, – вздохнула Таня. – Распсиховалась. Устала потому что.
Назавтра Таня договорилась насчет отгула.
Послезавтра она дождалась, когда Карина с сыном уйдут, и вызвала мастеров, сменить замки во входной двери.
«Как приятно иметь возможность – вот так взять да и истратить восемь тысяч пятьсот рублей. Как приятно иметь почти сто тысяч в месяц, – думала Таня. И вдруг к ней пришла и вовсе странная мысль: – Деньги – это нужно, но деньги – это страшно. Деньги отрезают людей друг от друга. Вряд ли можно договориться с человеком, который втрое беднее тебя… Казалось бы, фигня – сто тысяч или тридцать пять тысяч… Да еще квартира. У меня двушка в собственности, а ей еще с бывшим бодаться надо за долю. Так что получается, что у нее вся формула жизни другая, а значит, и мозги другие… И душа тоже. Хотя кто знает, что такое душа?» Но за этой мыслью пришла и другая. «Если мой загадочный благодетель Валерий Васильевич дает мне полсотни в месяц просто так, ради какого-то странного каприза, – значит, что он получает о-го-го сколько. Наверное, пол-лимона самое малое. Чтоб вот так легко выкинуть полсотни. А значит, он прав, что не хочет со мной встречаться. Мы не сможем по-настоящему понять друг друга… Или сможем? Не знаю».
Но эти ее размышления прервал слесарь:
– Хозяйка! Готово!
Три раза попробовала новые замки. Потом пошла в комнату, где жили Карина и Данилка, быстро собрала всё их барахло, вынесла из квартиры, поставила около двери и пошла пить чай.
«Хирургия! – шептала она. – Больно, трудно, но необходимо. Операция может быть неудачной. Даже фатальной. Это уж как повезет. Но без операции – точно смерть».
Она сидела в коридоре на табурете и безо всякого волнения слушала, как Карина колотится в дверь, как орет, рыдает, угрожает, умоляет, как потом вызывает полицию, как полицейские спрашивают: «А вы зарегистрированы по данному адресу? Понятно… Тогда только через суд. У вас есть доля собственности в данной квартире? Нет? Э-э-э… Она ваша сестра? Договаривайтесь как-нибудь. Покажите паспорт. Ага… А там кто живет, по месту вашей регистрации? Бывший муж? Договоритесь с ним как-нибудь. Извините. Ребенок в школу рядом… Понятно. Беда. А что делать? Ничего мы тут сделать не можем».
Таня почувствовала, что ей не стыдно, не грустно, не жалко, не страшно. Ей никак. И ей совершенно без разницы, где Карина будет ночевать и в какую школу пойдет Данилка.
Однако в тот же вечер Таня отнесла заявление в полицию. Что ее единокровная сестра, имя-отчество-фамилия, неоднократно угрожала ей физической расправой. Это на всякий случай, если Карина соберется ей морду бить или мужиков своих приведет.
Первые недели она проходила по двору, озираясь, и с опаской выходила из лифта. Но Карина оказалась совсем никчемной теткой. «Нулевой ресурс, – поняла Таня. – Нет даже крепкого парня, чтоб сестре-сучке пригрозить».
Потом вообще об этом забыла.
Завелся у нее человек. Кстати, тоже из читателей. Но – как-то так. Ни то ни сё. А потом и вовсе мимо. Хотя пару месяцев пожили. Он чуть-чуть предложение не сделал. Даже, можно сказать, уже сделал. Но потом отбежал.
А в библиотеке ее вдруг двинули на заведование. Она отказалась. Подсчитала: сейчас у нее сорок чистыми плюс пятьдесят от Валерия Васильевича, итого девяносто. А завбиблиотекой у них получает восемьдесят пять. Всё равно на пять меньше, а гемора на миллион: отчеты, доклады, бегать на ковер в районную управу – зачем?
Много времени прошло, и она всё думала – когда же это кончится. Но оно не кончалось. Валерий Васильевич, судя по регулярности переводов, был жив и от своего слова не отступался.
Все-таки она решила ему позвонить.
Он как будто даже и не удивился. Может, даже обрадовался. Пробурчал что-то вроде «давненько, давненько… я уж и надежду потерял…» Но весело так пробурчал, приветливо. Три минуты поговорили о разном. Погода, книги, чуточку о политике. Потом он спросил:
– А как вы это время прожили?
– Неплохо. Вашими молитвами, Валерий Васильевич. Спасибо.
– Да пожалуйста! – сказал он. – А конкретнее?
– В двух словах не расскажешь. Или вы хотите вот так, месяц за месяцем?
– Нет, что вы. Я в смысле «типа вообще».
– Хорошо, – сказала Таня. – Но с одним условием.
– Ого! – засмеялся он. – Условие! Это интересно. Ну и?
– Вы сказали, что всё это устроили в память о девушке, которая прямо до ужаса на меня похожа. Расскажите про нее. Вы сказали, была трагедия. Я видела, как вы переживаете. Она умерла?
– У нее всё в порядке. Трагедия была моя, а не ее. Могу рассказать, если настаиваете. Я ее очень любил. Искренне и нежно. А она вроде бы любила тоже, но замуж не захотела. Оказалось, что у нее есть другой мужчина. Настоящий крутой любовник. Нищеброд при этом. Я – для души, а тот, выходит, для тела. Как выражаются интеллигентные дамочки, «для здоровья». Только не смейтесь. Для меня это был сильный удар. Звучит книжно, банально, но поверьте…
– Я верю. Ну и вы в ответ…
– При чем тут ответ! – возмутился он. – Наоборот! Ну или, хорошо, именно что в ответ. Я увидел вас, такую похожую на нее, и подумал…
– Я знаю, что вы подумали! – вдруг воскликнула Таня. – Всё!
– Что – всё?
– Я всё поняла. Я читала в одной книге: «Если женщина обидит или унизит мужчину, он будет вымещать свое оскорбление на другой женщине». Какой-то французский роман, я уже забыла. А эту фразу помню. Очень точно. Так и вышло. Она, та девушка, оскорбила вас. И вдруг вы случайно встречаете почти такую же. То есть ужасно на нее похожую. То есть меня. И думаете: «Ну вот теперь я тебе покажу…»
– Что вы несете? Да я ведь…
– Только дослушайте! Вы начинаете мне помогать. Лишние деньги – это великое благо, но и смертельный яд. Особенно если в подарок, если просто так, ни за что. На самом деле вы хотите отомстить ей, а для этого вам надо сломать мою жизнь. За что? Почему? Просто так. За то, что я на нее похожа.
– Сломать вашу жизнь? – усмехнулся он. – Нельзя ли подробнее?
– Пожалуйста, – сказала она. – Из-за этих денег я потеряла сестру. Сводную. Бестолковую, злую, ну и что? Какая ни есть, а все-таки родная кровь. Больше родных у меня нету. Мой племянник, ее сын, отворачивается от меня, когда встречает на улице, мы живем недалеко. Насчет мужчин. Три жениха меня бросили. Двое, когда узнали об этих деньгах, решили, что я проститутка. Третьему я что-то стала намекать про секретную агентуру, просто чтобы этак загадочно объяснить, откуда деньги. Он мне крикнул: «сука, стукачка, презираю!» и дверью хлопнул. Так что сломать мою жизнь у вас получилось. Почти.
Она замолчала. Он спросил:
– Почему почти?
– Потому что я вас прощаю.
– Прощаете? – почти засмеялся он. – Это еще зачем?
– Чтоб вы простили вот ту девушку, которая вас бросила.
– Давайте встретимся наконец-то, – сказал он.
– Давайте.