Сказать, что я офигеваю – значит не сказать ничего.
– Откуда вы вообще это знаете? – ахаю я. – И какого черта…
Не договариваю, потому что просто задыхаюсь от возмущения.
– Вас, разумеется, пробили по всем базам, – спокойно говорит Александр. Он будто не замечает того, как я киплю. – Последние пять лет точно. Почему вы не замужем, Лара?
Гораздо интереснее вопрос, почему я опять чувствую себя, как на семейном сборище по поводу чьей-нибудь свадьбы или похорон.
«Когда замуж-то, Ларка?»
«Не завела еще детишек?»
«Опять одна?»
Сначала я орала в ответ, потом ехидничала, потом пробовала по очереди все советы из интернета для подобных ситуаций.
Теперь отвечаю коротко:
– Это не ваше дело.
К сожалению, Александр – не мои родственники, которые тут же переключаются после этого ответа на тему: «Ларка зазналась и охамела».
– Теперь мое, – говорит он. – Я должен знать, что не так с человеком, которому доверяю свою дочь.
– Пффффф! – выдыхаю я. – Тогда я увольняюсь! Найдите другую няню, замужнюю и с выводком детишек!
Александр морщится. Теперь я понимаю, что зубы у него не болят. Просто я ему не нравлюсь, но он вынужден меня терпеть.
– Лара, давайте договоримся, – говорит он раздраженно. – Мы еще подпишем официальный договор, по которому вы не сможете уволиться вот так, в одночасье. Но в нем всего не предусмотреть. Поэтому я прошу вас – постарайтесь обойтись без этих вот женских истерик. У меня на них аллергия.
Я бы тоже могла рассказать о том, на что у меня аллергия в Александре.
Но мне платят мою отнюдь не маленькую зарплату на работе не за раздувание конфликтов, а как раз наоборот. Поэтому я беру себя в руки и отвечаю:
– Кроме семейной жизни у девушек может быть много других интересных занятий по вечерам.
– Каких? – удивленно спрашивает Александр.
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Концерты, кино, балет, опера, музеи, экскурсии. Книжку почитать. На лыжах в лес сходить. В конце концов, просто выспаться и побыть одной.
– Это не мешает личной жизни, – гнет свое мой упорный работодатель.
Точно надо с тетей его познакомить. Она абсолютно уверена, что без мужчины женщина – неполноценное существо. Они найдут общий язык.
– Это ответ на вопрос, зачем предупреждать меня заранее, что вы задержитесь или не придете на ночь, – поясняю я. – Чтобы я успела сдать билеты. А почему у меня нет личной жизни – все еще не ваше дело. Эта тема закрыта. И вы все еще должны мне ответ на вопрос про мать Дины. И вообще про то, как она оказалась на улице. Это точно мое дело! – повышаю я голос, заметив, что он снова поморщился и открыл рот, чтобы прервать меня. – Врачи будут задавать вопросы, да и я должна понимать, что происходит с вашей дочерью и почему она шарахается от пьяных женщин!
На последних словах Александр уже не просто морщится. Он кривится так, будто раскусил кислый леденец.
Он молча трет лоб кончиками пальцев и наконец говорит со вздохом:
– Давайте сначала поужинаем, Лара. А потом поговорим об этом. Я заказал еду, должны привезти с минуты на минуту.
В этот момент начинает звонить телефон Александра, который он выложил на круглый стол, накрытый льняной скатертью.
– Слушаю, – говорит он таким голосом, что сразу хочется попрощаться. – Да, я понял. Где вы стоите? Возле какого дома? Вы читали примечания к адресу? Да, я понял, что на набережной, где конкретно?
Александр подходит к окну и пытается там кого-то высмотреть.
Дина сажает зайца среди подушек в центре дивана, кладет ему поближе пульт от телевизора и хватает меня за руку.
– Что ты хочешь? – шепотом спрашиваю я.
Она мотает головой, улыбается и тянет меня из комнаты.
А мне интересно дослушать, чем кончится общение Александра с курьером. Потому что тот как-то совсем жестоко тупит.
– Да, набережная Грибоедова, девять! Это мой адрес. Нет, в арку вам не надо. Выйдите на улицу. Вышли? Что вы видите? Вы снаружи арки? Она перед вами? Вы видите справа супермаркет? Нет, я же говорю, в арку не надо.
Чем дальше, тем спокойнее становится голос Александра. Смотрю на него с удивлением. Я обычно наоборот – к этому моменту уже раздражаюсь, а потом начинаю орать.
– Вы видите арку перед собой? А магазин справа? А железную дверь справа от магазина? Да, это нужный вам адрес, все верно, Грибоедова, девять. Нет, через арку вы не попадете ко мне.
Этот мужчина умеет быть терпеливым. Ставлю ему плюсик и иду за Диной.
Она приводит меня в свою комнату.
Здесь намного уютнее, чем в той части квартиры, которую я успела увидеть. Желтые обои, мебель из светлого дерева, легкие занавески цвета первой листвы – даже в питерском ноябре кажется, что в комнату заглянуло летнее солнце.
Кровать под белым балдахином, письменный стол, стеллажи с книгами, диван, заваленный игрушками, мягкий ковер на полу – все очень гармонично и спокойно, никаких ядовито-розовых оттенков «для маленькой принцессы». Или девочки начинают хотеть жить в домике Барби лет с десяти?
Ох, я совсем не знаю…
Никогда не имела дела с маленькими детьми. У меня есть брат, но – старший.
Чем вообще интересуются дети в пять лет? Во что играют? Что читают? Что умеют? Что едят, в конце концов!
Сумасшедшая затея – сделать меня няней.
Кроме гугла, у меня никакой информации о детях.
Кстати, домик Барби тут все-таки есть. Роскошный трехэтажный особняк выше головы Дины… был. Потому что сейчас он безжалостно смят, будто на него наступила Годзилла. Из-под обломков торчит голова Кена с белозубой улыбкой.
– Что с ним случилось? – спрашиваю я Дину, которая прижимается к моему боку.
Она прячет лицо и что-то невнятно бормочет.
– Что ты говоришь? – я присаживаюсь на корточки и ставлю ее перед собой. – Я не понимаю. Кто это сделал?
Она смотрит на меня, не по-детски кусая губы и явно сдерживая слезы.
А потом опускает голову и говорит второе слово, которое я от нее вообще слышу:
– Мама…