– Ты посмотри, какие карты интересные выпали! – воскликнула Ольга. – Прямо как под заказ.
Анфиса с любопытством взглянула на расклад. На столе лежали три метафорические карты с рисунками животных.
С некоторых пор ее подруга Ольга увлеклась психологией, и вот уже все их общие знакомые прошли у нее сеансы работы с метафорическими картами. Только Анфиса все не решалась. И только сегодня, когда вопрос уже встал ребром и надо было принимать решение, а точнее, делать выбор, девушка пришла к подруге. «Если я сама не могу принять правильное решение, может, эти карты направят меня?»
Она не стала посвящать Ольгу в подробности ее метаний, сказала, что ей надо выбрать одно из трех. Из чего или из кого Анфиса собирается выбирать, она уточнять не стала.
– Вот, смотри, – продолжила Ольга, – на первой карте «кот в мешке», – и она подвинула к Анфисе картинку крупного рыжего пушистого кота в сапогах, выглядывающего из холщового мешка. – Что для тебя «кот в мешке»? Какие ассоциации, фантазии, может, ты какого-то человека или событие представляешь?
***
Анфисе вспомнилось, как год назад она ездила с родителями в Москву, к сослуживцу отца. Давно, когда Анфиса была еще маленькой, они жили в одном военном городке и дружили семьями. У друга отца был рыжий и толстый сынишка Василий, который постоянно таскал со стола сладости во время праздничных застолий. А когда его ловили с поличным, то подговаривал Анфису делать это за него. Встретившись с ним в Москве, Анфиса его сразу и не узнала – высокий, почти двухметрового роста, широкоплечий, однако с той же рыжей шевелюрой и хитринкой в глазах. Василий разговаривал басом и громко смеялся. Он, неловко проявляя галантность, пригласил Анфису в кино и всю дорогу рассказывал о себе.
Возможно, именно тогда их родители и сговорились устроить судьбу своих детей. Потому что именно с этого момента время от времени к ним стали наведываться всей семьей эти столичные гости. Они обсуждали жизнь в Москве, политику, образование, постепенно переходя к обсуждению столичных вузов.
Дальше ее папа неизменно разворачивался всей фигурой к дочке и спрашивал:
– Че, Анфиска, поедешь учиться в Москву?
– А че, – подхватывал отец Василия. – Пусть едет, не оставим девчонку.
Дальше разговор шел по накатанной колее. Опрокидывая рюмочку за рюмочкой, отцы обсуждали, как Анфиска устроится, где она будет жить, где учиться, с кем дружить… Чем выше была степень опьянения, тем изысканнее становились фантазии папаш по планированию личной жизни своих чад.
***
– А вот, смотри – птица, – продолжала Ольга.
На второй карте была нарисована желтогрудая птичка с темно-синим опереньем и белыми щечками. Она сидела на раскрытых ладошках и клевала зернышки.
– Синица в руках, – поправила Ольгу Анфиса.
– Да, действительно. Какие мысли возникают у тебя, когда слышишь: «синица в руках»?
***
Анфиса жила, училась и окончила школу в маленьком райцентре, куда их семья переехала из военного городка. Класс был небольшой, дети и учителя радушные, обстановка доброжелательной. Все друг друга знали почти с рождения, это и помогало строить отношения с учителями и одноклассниками. Училась Анфиса хорошо, даже очень. Заниматься особо в райцентре было нечем, развлечений было мало, и Анфиса вечерами много читала, брала дополнительные уроки у онлайн-репетиторов и рисовала.
Рисовать ей нравилось больше всего. Она как будто впадала в творческий транс и могла просидеть за рисунком целый день. Она не считала себя очень талантливой, но ее рисунки постоянно висели на школьных импровизированных выставках, занимали первые места в местных конкурсах. Несколько рисунков, втайне от родителей, она отправила на международные конкурсы, и все они были высоко оценены.
Почему втайне? Родители не воспринимали всерьез ее увлечение. Ее мама работала на швейной фабрике и, конечно, дочка бывала у нее на работе. Ей нравилось рассматривать цветные лоскутки, эскизы моделей одежды. Иногда мама приносила разные тряпочки с работы, и Анфиса шила грандиозные платья своим куклам. Мама хвалила и говорила, что из дочки получится знатная портниха.
Иногда мама показывала Анфисины рисунки и изделия для кукол своей подружке, соседке тете Маше. Тетя Маша охала и ахала от восхищенья, качала головой и говорила, что после школы Анфису надо устраивать к ним на швейную фабрику, чтобы делала карьеру.
– Глядишь, с такими талантами и директором фабрики станешь, – говорила тетя Маша. – А что, обеспеченная жизнь, безбедная старость. И фабрика недалеко от дома. Красота же!
Сережка, сын тети Маши и Анфисин одноклассник, меланхолично вздыхал, когда мамы начинали расхваливать таланты девушки и ее перспективность. Сережка был давно и безнадежно влюблен в Анфису. Худенький, белобрысый, болезненный, вечно шмыгающий носом, он не питал больших надежд на Анфисину взаимность, но преданно провожал ее из школы домой, носил портфель и был готов прибежать по первому ее зову. Анфиса ценила отзывчивость Сережки, но воспринимала его просто как друга.
Мамы-соседки многозначительно переглядывались, глядя на дружбу их детей, и, таинственно улыбаясь, уходили пошептаться.
***
– И третья карта! – Ольга многозначительно взглянула на Анфису, пододвигая ее к подруге. Анфиса ахнула: на голубом небосводе среди облаков парил длинноногий журавль.
– Журавль в небе! – прошептала она.
– Сама понимаешь, что называют «журавлем в небе» – недоступную мечту.
– Понимаю… – согласилась Анфиса.
***
Анфиса осознала свою мечту, когда получила очередную рецензию на свои картины из Парижа. Но, не зная французского языка, она даже не могла ее прочитать. По слухам, в их городе жила одна пожилая женщина, владеющая французским языком, но поговаривали, что она была с дурным характером. Терять Анфисе было нечего, и она от безысходности отправилась по адресу, узнать который в провинциальном городке не составило большого труда.
На улице шел дождь такой силы, что не спасал ни зонт, ни резиновые сапоги. И оказавшись перед открытой дверью в старушкину квартиру, Анфиса, промокшая и замерзшая, тряслась как осиновый лист на ветру.
– Здравствуйте. Вы – Жозефина Павловна? – пробормотала Анфиса.
– Да. Чем обязана? – высокопарно произнесла пожилая дама.
Жозефина Павловна как будто ждала гостей – была одета в белоснежную кружевную блузку с брошью-камеей на воротничке и шерстяную темную юбку до пят. На ногах были текстильные туфли-лодочки.
– Мне нужна помощь, – продолжила Анфиса. – Я получила письмо на французском языке и не могу его прочитать.
– Тебе пишут из Франции? – удивилась старушка и с любопытством посмотрела на Анфису.
Хрупкая, почти прозрачная девушка стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу, полностью промокшая и дрожащая от холода. С ее длинных кудрявых волос капала вода, придавая умоляющему взгляду больших голубых глаз еще большую жалость и беспомощность.
– Входи, – скомандовала Жозефина Павловна. – Сначала горячий чай, потом письмо.
Пока старушка сервировала стол фарфоровым сервизом, Анфиса с любопытством оглядывала комнату. Тончайшие фарфоровые статуэтки, больше похожие на белые восковые фигурки; старинные черно-белые фотографии разных людей в тогдашней одежде; патефон на тумбочке около окна с трубой-воронкой, обращенной в центр комнаты; круглый стол с кружевной скатертью в центре зала под огромным желтым абажуром… Но больше всего Анфису поразило обилие картин. Почти все они были написаны маслом, примерно одного времени и подписаны инициалами «Ж. А.».
– Это – ваши картины? – полюбопытствовала Анфиса.
– Да, рисовала по молодости, – ответила Жозефина Павловна. – Даже хотела поступить в Парижскую академию изящных искусств. Но время было сложное. Не вышло ничего с этим… Так что у тебя за письмо?
Старушка взяла листок бумаги из рук девушки, нацепила на нос очки и забормотала незнакомые иностранные слова. Они вились, как тонкое кружево, на котором стояли изящные фарфоровые чайные чашки с горячим чаем. Ощущались, как сладкое хрустящее безе, лежащее на блюдечке горкой. Воспринимались на слух, как легкая, веселая и нежная мелодия. Анфиса зачарованно слушала французский язык.
Жозефина Павловна закончила читать и с удивлением подняла глаза.
– Деточка, так это же как раз из Парижской академии изящных искусств. Пишут, что твои картины очень талантливы, и приглашают на стажировку.
– Это – хорошо? – спросила ничего не понявшая Анфиса.
– Это – великолепно. Это значит, что твой талант признают в самом престижном учебном заведении Франции. Но здесь пишут, что приглашают тебя «в очередной раз».
– Да, были еще письма. Я отсылала свои рисунки на конкурс, и мне приходило письмо. Я не читала их раньше.
– Деточка, надо ехать, – сказала пожилая дама. – Твой талант пропадет в этой глуши.
– Но как же я поеду? У меня школа, родители… Они никогда меня не поддержат в этом. И французского языка я не знаю.
– Пей чай, грейся, завтра приноси свои письма, картины, составим с тобой план, как заарканить этого журавля в небе, – произнесла Жозефина Павловна и отхлебнула из изящной фарфоровой чашки.
***
– Оль, а может быть так, чтобы положение этих метафорических карт изменилось? Как сделать так, чтобы «журавль в небе» перестал быть несбыточной мечтой?
– Давай подумаем. Чтобы мечта сбылась, можно попробовать дотянуться до ее уровня, – начала размышлять Оля.
– Это как? – удивилась Анфиса.
– Знаешь пословицу: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Ты что-нибудь делаешь, чтобы идти к своей мечте?
***
Родители Анфисы с удивлением наблюдали, как их дочь в очередной раз собирается куда-то с папкой для рисунков и красками. Им она говорила, что ходит в художественный кружок при доме культуры. На самом же деле Анфиса бежала на другой конец города к Жозефине Павловне. Та занималась с ней живописью и обучала французскому.
Чтобы поступить в Парижскую академию изящных искусств, требовался необходимый уровень французского языка, подтвержденный международным экзаменом. К тому же многочисленные победы в конкурсах от различных организаторов.
Французский язык оказался сложнее английского, который Анфиса изучала в школе, но настолько приятный и мелодичный, что давался он Анфисе на удивление легко. Анфиса откладывала свои карманные деньги, чтобы оплатить экзамены. Тайком ездила сдавать их в областной центр. Первые два экзамена дались Анфисе легко, третий посложнее. Оставался всего один, и можно было подавать документы для поступления в учебные заведения Франции.
В живописи тоже был значительный прогресс. Девушка освоила много техник, смешивала разные типы красок и даже пробовала создавать картины на компьютере. Жозефина Павловна искренне полюбила девушку и старалась передать ей все, чем владела сама.
Анфиса уже давно сама читала письма, которые ей приходили с конкурсов, читала книги на французском языке и упорно, не пропуская ни одного художественного мероприятия, участвовала в них с новыми картинами.
Она заочно познакомилась с профессорами академии, переписывалась с ними, а с некоторыми уже выходила на переговоры по онлайн-связи. Однажды она получила на электронную почту письмо по-французски: «Привет, я Эжен, сын профессора Дернье. Он попросил помочь тебе с организационными вопросами для поступления в академию и переезда в Париж. Удобно будет созвониться?»
Так она познакомилась с ним – веселым, вежливым и симпатичным Эженом. Сначала они созванивались и переписывались по деловым вопросам. Потом перешли на неформальное общение и часто просто болтали о Франции, об искусстве, о жизни. И ничего не было интересней и замечательней, чем разговаривать с ним и мечтать, что когда-нибудь они встретятся в Париже.
***
– А еще есть такая техника, – продолжала свою метафорическую терапию Ольга. – Чтобы какая-то вещь пришла в твою жизнь, необходимо освободить для нее место. Вот смотри…
Психолог разложила на столе три карты в ряд и напротив поставила три блюдца.
– Сейчас кот в мешке… – она положила карту с котом на первое блюдце. – Синица в руках, а журавль в небе.
Ольга разложила карты по оставшимся блюдцам и начала их перемещать.
– То есть, – подхватила Анфиса, – нужно поместить кота на небо, синицу в мешок, и тогда журавль окажется в руках… Так?
– Вроде да…
– Но как это сделать…
– А ты не думай, как. Ты делай все, чтобы приблизиться к журавлю, и все встанет на свои места.
***
– Жозефиночка Павловна, я сдала! – бросилась на шею старушке Анфиса прямо с порога. – Сегодня опубликовали результаты экзамена. Я в списке. Я сразу же заполнила все анкеты на поступление. Теперь ждем.
Жозефина Павловна тепло посмотрела на девушку.
– Давай-ка это отметим, – и заспешила на кухню, пряча навернувшиеся слезы.
Потом они пили чай с пирожными, обсуждали планы Анфисы и дали слово никогда не забывать друг друга.
Придя домой, Анфиса принялась рисовать. Картина получилась необычная, синее таинственное космическое пространство было сформировано в виде огромной головы кота, которая летает вокруг Земли.
«Вот и запустила кота в небо!» – подумала она, засыпая.
За завтраком родители делились новостями:
– А Васька-то рыжий, сын Ваньки, в летное училище поступил, вчера сообщили. Военным летчиком планирует стать. Не скоро теперь увидим его, – поделился новостью отец.
– И Сережку соседского в армию забирают, в пограничные войска попал, – поддержала беседу мать.
– Вот так, Анфиска, профукала ты свое счастье, все твои кавалеры разъехались. Одна ты осталась со своими рисуночками.
Анфиса опустила глаза и молча продолжала пить чай. Сегодня утром она отправила фото своей новой картины Эжену и ждала, что он скажет об этом.
На экране компьютера завибрировал значок телефонной трубки.
Звонил Эжен:
– Привет. Твоя картина просто чудо, она должна висеть в нашей галерее. Но ты ее не присылай, привезешь сама. Папа сказал, что твои документы получены, и ты принята вне конкурса. Так что академия ждет тебя! И я жду… До встречи в Париже!