Пролог Признание

«Насколько же чист этот белый…»

Когда он клеил полиэтиленовую пленку на стену ванной, в его голове задержалась только одна мысль: неужели плитка настолько белая?

Сколько раз он чистил здесь зубы, умывался, ходил в туалет – и только сейчас задержал внимание на стенах… Все казалось ему чужим. Но у него была причина чувствовать отстраненность, так как все полотенца, зубная паста со щеткой и остальные уходовые принадлежности уже были сложены в коробку – на раковине совсем ничего не осталось. И даже зеркало было покрыто пленкой.

Время от времени, отвлекаясь от своего занятия, он поднимал голову и смотрел на взмокшее от пота лицо, отражавшееся в полупрозрачном материале. И сразу же отворачивался.

«Это не я».

Заполнить собой такое узкое пространство тоже было нелегким делом. Хорошо, что он уже завершил самую трудную часть поклейки. Ванна скрывалась за двумя слоями обмотанной вокруг нее пленки. Слив был вытащен, в нем торчала новая сточная труба. Все та же пленка была наклеена вокруг него, создавая подобие дренажа.

«Беспроигрышно».

Подняв голову, он смерил взглядом потолочную плитку. Бледный свет плафона отражался от алюминиевых листов и слепил глаза. Мужчина прищурился.

Сильное нервное напряжение приумножило вялость тела и усталость. По той же причине он чувствовал, как исчезает решительность.

«Нет! Хватит!» Он с силой тряхнул головой, вынуждая себя переключиться на другую задачу.

«Интересно… сможет ли она брызгать настолько высоко?»

Он кое-как подтянулся вверх, приподнимаясь на носках, – поясница отдавала ноющей болью – и подтащил пленку к потолку.

Через несколько минут вылез наружу и перевел дух, подумав о том, что словно оказался в мире сновидений – все казалось ненастоящим.

И хорошо. Такая призрачная атмосфера придавала мужества, поскольку то, что он собирался сделать дальше, было совершенно новым опытом.

Подождав, пока дыхание успокоится, он начал раздеваться и вскоре остался только в резиновых перчатках. А затем развернулся и направился в гостиную.

Диван тоже был обмотан пленкой. На нем лежала голая девушка, руки и ноги которой были крепко стянуты скотчем.

Девушка не шевелилась. Почти не дышала.

Он наклонился и дотронулся до ее шеи. Однако не почувствовал ни единой пульсации под пальцами, покрытыми резиновыми перчатками. Снова приблизил свою руку к носу девушки – и наконец ощутил жаркое влажное дыхание.

Он был доволен и полон страха. Доволен потому, что девушка еще была жива – а ему было необходимо выполнить все четко по плану. А страх ощущал потому, что ему ничего не оставалось, кроме как выполнить тот самый последний пункт.

Он склонился, чтобы взять девушку на руки. Она оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать. Неожиданно в его голове всплыло «тяжелая, как корова». Настроение мигом упало до самой низшей точки.

И ровно в этот момент он наконец отчетливо понял, что делает.

* * *

То же место. Та же ночь. Он думал об ощущениях и настроении год назад.

В его руках было неподвижное тело. Не было тепла, сосудов, костей и мышц. Тело уже не было чьей-то дочерью, женой или матерью. Только игрушкой, которую можно использовать как заблагорассудится.

Здесь и сейчас все и произойдет подобным образом – ошибки не было.

* * *

Когда он только клал ее в ванну, уже ощущал себя морально измотанным. Из-за незначительных движений и прикосновений девушка, пребывавшая без сознания, постепенно начала приходить в себя – она прижала к себе ноги, приоткрыла веки…

Он не осмелился посмотреть ей в глаза, только повернулся и взял вантуз, стоящий в углу. Затем раскрыл презерватив и надел на его рукоять.

Эту часть плана необходимо было выполнить – в конце концов, он просто не может не закончить. Сегодняшним вечером пробовал несколько раз – и всё без толку. Остается лишь надеяться на этот способ.

Девушка окончательно проснулась и теперь вырывалась изо всех сил. Но тщетно – она была крепко связана по рукам и ногам.

Стоило ей увидеть его, как она отчаянно замотала головой. Глаза заблестели от слез, а через заклеенный рот просачивалось невнятное мычание.

Крепко держа вантуз, мужчина стоял перед девушкой на коленях. Он немного замешкался – не знал, что делать дальше. Но первое, что пришло в голову, – успокоить доведенную до безумия жертву.

– Извини, – он немного свесил голову и, казалось, больше успокаивал себя, – я сделаю так, чтобы было не очень больно.

Но жертва уже не понимала значения этих слов, лишь пыталась отползти назад. Глухое мычание превратилось в прерывистый визг. Напрягая все силы, чтобы не дать ему приблизиться, она пыталась лягаться.

Девушка была длинноногой и белокожей. На внутренней стороне стоп можно было увидеть бледно-голубые вены.

Он закрыл глаза, попытавшись унять бешено колотящееся сердце. Но височная впадина по-прежнему пульсировала, будто что-то пыталось пробиться сквозь кожу.

Бесчисленные картинки и запахи смешались в неразбериху.

«Извини».

Он распахнул глаза и потянулся к колену девушки.

«Умоляю, прости меня».

* * *

Миновала полночь.

На севере Китая глубокая осень означает увядшую листву, которая рассеивается по ветру; прохладу воздуха; смесь запаха гнили и ароматов еды, запасенной на зиму. И в то же время следы человека на улице становятся редки, особенно в этот отрезок времени.

Он неподвижно сидел в салоне автомобиля и смотрел перед собой. Держал руль так крепко, что были видны костяшки пальцев. По радио шла программа «Хит дня» – играла песня Дэнни Чэня «Люблю только тебя».

Ему было необходимо, чтобы этот тесный салон заполняли какие-то звуки – хотя бы песни. Любая подходила; нужно было лишь, чтобы что-то отвлекало его, било по перепонкам. Иначе он снова будет слышать шорох черного полиэтиленового пакета в багажнике.

А в голове снова будут проигрываться звуки рассечения кожи, фонтаном бьющей крови, хруст распиливания костей…

И последний стон, вырвавшийся из женской глотки.

* * *

Заросли рядом с городским садом. Южное русло реки. Искусственный водоем в парке Бэйху. Разделительная полоса дороги на улице Дунцзян. Мусорный бак на пересечении северной улицы Нанкин и Сыдацяо.

Когда он избавился от черных полиэтиленовых пакетов, было уже четыре утра. Он остановил машину в темном глухом переулке и снова осветил карманным фонарем багажник. Там не осталось и следа крови. Похоже, то, что он наглухо и плотно завязал пакеты, все же имело смысл. Но запах по-прежнему был очень навязчивым.

Мужчина просунул голову в багажник, всматриваясь и принюхиваясь. Внезапно он почувствовал рвотные позывы и, немедленно закрыв рот рукой, поковылял к обочине дороги.

Прошел почти целый день с тех пор, как он что-то ел, поэтому вырвало его остатками вчерашнего завтрака и желудочным соком. Теперь его желудок был совершенно пуст, но он по-прежнему не мог сдерживать непрекращающиеся позывы в горле. И в конце концов в полуприседе скорчился около электрического столба. С уголка губ свисала длинная нить слюны. Он пытался отдышаться, выглядя при этом словно собака с высунутым языком.

Чуть позже он усилием воли заставил себя подняться. Вытер рукавом губы, вернулся к машине и закрыл багажник. Затем обошел машину и сел в нее, заводя мотор.

* * *

Он ехал на восток. На небе все еще не было ни единого всполоха рассвета. Вдали виднелась лишь черная, как смоль, полоса многоэтажек на фоне такого же темного неба.

Вдалеке он увидел одинокий красный фонарь. Его осенило, и он заглушил двигатель.

То была двойная темно-коричневая дверь; в свете фонаря можно было различить надпись «Отделение полиции улицы Хуайхэ». Рядом с дверью – окно, в котором еще горел свет. Стекло было полностью покрыто водяным паром. За столом виднелась едва различимая фигура человека.

…В отделении полиции на улице Хуайхэ дежурный полицейский, наклонившись над столом, клевал носом. Он не знал, что, как только начнет светать, весь город потрясет ужасающее преступление. И тем более не догадывался, что сейчас перед участком стоит автомобиль, а водитель молча смотрит в его окно, беззвучно говоря:

«Арестуйте меня».

Загрузка...