Богдан.
– Там… пи*дец, Богдан Андреевич, – протягивает наш участковый Семен. – Страшная авария прямо под Лугой, а везут к нам.
Воздух в кабинете моментально пропитывается запахами перегара и дешевых сигарет.
– А почему к нам? – уточняю я, устало растирая виски. – Может, ты напутал чего, Борисыч? Вон… отмечал вчера, да и потом…
– Водитель погиб на месте, пассажиры в тяжёлом состоянии. Там следственная бригада на месте аварии. Три дамочки с ним ехали. А куда, чего… У всех питерские прописки вообще.
– Да, может, этот мужик был частником? Набрал пассажиров и повез? Так бывает, чего ты удивляешься?
Сердце больно сжимается при воспоминании о Марине… Наверное, не проходит и дня, когда бы я не думал о ней… И том ублюдке, что оставил ее на дороге умирать… Будь он проклят.
Запускаю ладони в карманы брюк и подхожу к окну. Лучи отражаются от куполов церквушки, ветер качает верхушки деревьев и прохаживается крупной рябью по речной глади. Открываю форточку, вдыхая запахи влажной земли и бензина. Эти люди хотя бы выжили… Их не бросили. Или…
– А кто их нашел? – спрашиваю Семена, не отрывая взгляда от окна.
– Мимо водитель проезжал, помог, скорую вызвал. Прости, Богдан, наверное, тебе все это тяжело… Если хочешь, я отправлю их в Лужскую больницу.
– Не надо. У нас оборудование получше.
– Тогда… Карты посмотришь? Там заключения врача скорой.
Семен прокашливается, аккуратно, как будто извиняясь за сложившуюся ситуацию, кладет документы на краешек стола и уходит.
Лилия Борисова, Анфиса Холодова, Ангелина Милославская…
Вчитываюсь в буквы, не веря своим глазам. Ангелина… Геля… Может, ошибка? Что она делала в машине какого-то незнакомого мужика? Она – жена известного питерского актера, хлыща и… Неважно. Все это в прошлом – наши отношения, юность, первая любовь… Интересно, какой она стала? Закрываю глаза, словно проваливаясь в прошлое… Я, она и ромашковое поле по дороге на студенческую базу. Ее янтарного цвета глаза и каштановые густые волосы, пахнущие свежей травой… Я ее тогда так целовал… Казалось, все звезды планеты взорвались, и наступила невесомость. Я и чувствовал себя пустым, как воздушный шарик… Опустошенным от счастья. Не мог отыскать в себе смелость и сказать, что люблю. А потом стало поздно…
– Богдан Андреевич, больные поступили. Осматривать будете? – в кабинет без стука врывается палатная медсестра Олечка.
– Скажите, а у пострадавших сохранились какие-то личные вещи?
– Да, все есть. Испачканные сумки, сгоревшие документы и разбитые телефоны. Я сейчас все принесу. Вам они так нужны? – морщит нос Оля.
– Да.
Она приносит вещи спустя минуту. Запираю дверь и как вор сую нос в пакет с ее вещами… Куда она ехала? Почему муженек не соизволил отвезти Лину до места? Ее телефон уцелел. Экран покрыт сеткой мелких трещин. Оживляю его касанием пальцев и замираю в нерешительности. Имею ли я права лезть туда? И почему мне кажется, что Лина попала в беду?
На экране отвратительные сообщения от Максима. Угрозы, а потом мольба… Они поссорились? Что могло произойти? Если Милославский угрожает Ангелине расправой, я не имею права выдавать ее. Мне надо сначала разобраться, в какую передрягу она попала?
Открываю галерею с фотографиями. Губы невольно растягиваются в улыбке, когда вижу Линку. Она обнимает девочку, наверное, дочь. Морщусь при виде ее напыщенного индюка, а потом замечаю странное видео…
На нем ее Макс целует и ласкает другую женщину. Даже трахнуть собирается…
Так вот, что случилось? Она его застукала с другой и сбежала, куда глаза глядят? Тогда, зачем ему угрожать жене? Что-то здесь нечисто…
Звоню Семену и прошу его не фиксировать документы Лины в материалах дела.
– Напиши, что она неизвестная пострадавшая.
– Богдан, ты меня под монастырь подводишь. Ну как? Тебе это зачем? А если ее ищут?
– Она в беду попала, Семен. И она… Это не чужой мне человек, понятно?
– Хорошо. Напишу, что доки сгорели при взрыве. Ты припрячь там все, Богдан. И телефон ее выключи, а лучше разбей к хренам…
– Спасибо тебе, Семен Борисыч, спасибо, друг.
Так, что же делать с телефоном? Если Милославский напишет заявление о розыске пропавшей жены, а я не сомневаюсь, что он это сделает, местоположение легко определят. Без раздумий вынимаю аккумулятор и симкарту. Прячу его в ящик стола и иду в реанимационное отделение. Дежурный врач уже оказал помощь двум остальным пострадавшим женщинам. Иду в палату к Геле… Раньше она терпеть не могла, когда ее так называли.
– Как больная? – спрашиваю, вбирая в голос всю твердость, на какую способен.
На самом деле мне хочется обнять ее… Улыбнуться до ушей, утонуть в омуте теплых, карих глаз. Сколько раз я хотел ее увидеть… Но Макс и близко меня к ней не подпускал. Прогнал, когда я явился к ним домой без приглашения. Наверное, он был прав? Я поступил бы так же… Что на меня тогда нашло? Она ведь даже толком не объяснилась… Просто объявила нашей общей компании, что они с Милославским женятся. А мне не удосужилась сказать об этом лично… Помню, как хватал воздух пересохшими губами и делал вид, что радуюсь со всеми…
– Лина? Открой глаза, ты меня видишь?
Она морщится и пытается подняться. Вынимаю канюли из ее ноздрей и внимательно прищуриваюсь. Она стала еще красивее… Даже сейчас, с синяками и повязкой на голове. Те же большущие глаза и маленькие полные губы.
– Я… Где я… И где Макс… Прости, что я не позвал тебя на свадьбу…
Черт… Дело куда хуже, чем кажется. Она помнит события далекого прошлого. Меня молодого и себя… Макса – другого, того, что остался в прошлом. Не изменщика и шантажиста.
– У тебя ретроградная амнезия. Такое бывает после травм головы. Все скоро пройдет.
– Богдан, послушай… Что мне делать сейчас? Я же должна связаться с мужем? Наверняка, он меня ищет? – всхлипывает Лина, крепко сжимая мою кисть.
– Выйдите, пожалуйста, – прошу медсестричку.
– Что случилось? – шепчет Лина, внимательно всматриваясь в мое лицо. Какая же красивая… Больничная рубашка натягивается на ее груди, а соски горошинами проступают через ткань.
Столько лет прошло, черт… А я снова на нее реагирую… Словно их не было. Стерлись, истончились, истлели, оставляя прочной лишь связывающую нас нить. Я долго не мог ее забыть… Все думал, что ее муженек проявит себя раньше, и она снова станет свободной.
– Есть подозрение, что твой муж тебе угрожал. И ты убежала, воспользовавшись услугами частного водителя. Ты ничего не помнишь? По закону я не имею права выдавать человека, находящегося в опасности.
– Что? Разве Макс бы стал? Ты говоришь правду, Богдан? Или все это розыгрыш?
– К сожалению, правду. Лина, тебе тридцать четыре, а не двадцать. И сейчас зима… Весна совсем скоро. Ты помнишь свою дочь?
– Н-нет… Я почему-то помню только тот эпизод. Как мы пекли картошку на берегу Ладожского озера. Я, Макс, Лера и Андрюша, ее парень. И все… Дальше все стерлось. И, как я стала мамой не помню. А у меня есть дочь? Господи…
Лина закрывает лицо ладонями и тихонько надрывно плачет.
Я притягиваю ее к груди и глажу по волосам. Дрожь ее худеньких плеч вмиг передается мне. И состояние беспомощности… Чудовищной неизвестности.
– Лин, серьезных повреждений у тебя нет. Ребра целые. Есть ушибы и травма головы, с этим я разберусь. А потом… Я предлагаю тебе кров и свою защиту. Пока все не устаканится.
– Какое чудо, что я попала сюда, Богдан, – улыбается она сквозь слезы. – Какой ты стал… Красивый, матерый, как предводитель волчьей стаи. Твоя жена не будет против моего пребывания у тебя?
– Ее нет, Лин. Я живу с сыном Юркой, ему десять. А Марина… Она умерла.