Акулина сидела с Трифоном Ивановичем за самоваром и говорила:
– Что ж вы варенье-то из шкафа не выставляете? Я хочу, чтоб каждый день с вареньем чай пить.
– Сделай милость, Акуличка, поди и возьми себе в шкафу варенье. Шкаф отперт, – отвечал Трифон Иванович, млея около Акулины.
– Мне лень. Подите и принесите сами.
– Ах, какая ты требовательная! Ну да изволь…
– А отчего же мне не быть такой? За что же нибудь я старика полюбила.
– Ну уж… Будто я такой старик?
– А то как же… Вон у вас овчина-то на голове вся облезла даже. Зубов нет. Вместо зубов на манер как бы два пня гнилых. Слышите, я хочу, чтобы мне каждый день, утром и вечером, без вас и при вас чай внакладку пить.
– Сделай одолжение.
– И чтобы уж самой сахаром распоряжаться. Я и приказчикам буду выдавать… Давайте-ка сюда ключи. Давайте, давайте… Нечего тут…
– Да ведь у меня тут ключи и от комода с бельем.
– Когда белье понадобится, то у меня спросите.
– Полно, Акулинушка, неловко.
– Говорят вам, давайте. Это еще что за мода артачиться! Ну вот, я теперь ключница. Так вы ужо вечером приказчикам скажите, чтоб они меня ключницей предпочитали и Акулиной Степановной звали. «Я, мол, сам ее за ключницу предпочитаю и Акулиной Степановной называю, так и вы обязаны».
– Ох, что ты со мной делаешь, – вздохнул Трифон Иванович.
– И уж сегодня я вам стряпать не буду, так вы и знайте. Мне самой стряпни не надо, я и кофею с булками напьюсь, а вы ежели хотите хлебать, то посылайте для себя и для приказчиков за хлебовом в трактир. А завтра нанимайте себе кухарку, и пусть она стряпает, а я над ней буду командовать.
– Акулинушка!
– Нечего тут «Акулинушка»! Давно знаю, что я Акулинушка. Двадцать четвертый год Акулинушка. И желаю я, чтоб мне каждый день в польских сапогах ходить.
– Хорошо, хорошо… А только вот что ты самовольно в ключницы навязываешься и сегодня стряпать отказываешься… Ах, разоблачаешь ты меня перед приказчиками!
– Ну что ж… Не любо в ключницы, так я и совсем уйду… – нахмурилась Акулина.
– Нет, нет, я ничего… А только…
– Что «только»?
– Переезжай на другую квартиру… Там у тебя и кухарка будет, и варенье, и сапоги польские. Шубу лисью с шелковой покрышкой даже тебе сделаю.
– Шубу лисью я и здесь хочу… Вот вы обещались мне к празднику хороший подарок – вот шубу лисью и подарите.
Трифон Иванович задумался.
– Ты уж вот что сделай… Я тебе дам денег сейчас, а ты мне передай эти деньги при приказчиках, будто ты их сама на месте накопила, а я тебе на эти деньги и куплю шубу, – сказал он.
– Ну ладно. Давайте же денег скореича.
– Да ведь еще успеется.
– Нет, уж коли сказали, то сейчас давайте. Давайте, давайте.
– Экая ты какая!
– Какая? Не нравлюсь, так поклон, да и вон, Питер не клином сошелся. Пойду в такое место, где меня предпочитать будут.
– На, возьми… Что мне с тобой делать!
Хозяин сходил в спальню и принес деньги, кухарка пересчитала и сказала:
– Только-то? Всего тридцать рублев? Какая же на эти деньги шуба!
– Это я так только, для видимости, чтоб тебе было что мне передать, а я уж прибавлю на шубу.
– Экий вы сквалыжник!
– Не бойся, я тебе хорошую шубу куплю.
– Ну, то-то. Худую-то я не приму. Я хочу такую шубу, как вот у нашей попадьи.
– Да ладно, ладно. Ну пей чаек-то, пей, а то остынет. Ах, Акулина, Акулина! Совсем ты меня в руки забираешь! – вздохнул хозяин.
– Да вам так и надо, – улыбалась Акулина.
– Нет, не надо этого, а магнит в тебе уж очень велик. Меня жена в руки не забирала, а ты вот и не жена, да…
– Так ведь то была жена. Нешто жены когда посмеют?..
– Я над женой-то как командовал! Слова пикнуть не смела.
– И мой муж надо мной командовал, когда вместе жили, даже бил, коли когда хмельной – это уж такое обнаковение. Слышите… И вот еще что: вы купите побольше подсолнухов да кедровых орехов. Я хочу каждый день грызть.
– Насчет этого, брат, сделай одолжение. Сколько влезет, – отвечал хозяин. – А только вот насчет прочего-то…
Акулина вспыхнула и насупила брови.
– Странное дело! – воскликнула она. – И зачем разговаривать, коли я не согласна! Что я сказала, тому и быть так. И вот еще что… Я не желаю, чтобы у нас приказчик Андреян жил.
– Что ты, что ты! Да это честнейший малый. Он у меня с мальчиков живет.
– Пересмешник. Он-то всему супротив меня и заводчик. Расчет с паспортом ему в зубы и вон… Пусть едет в деревню.
– Это уж, Акулинушка, слишком… Этого нельзя. Ведь он на деле.
– Ну, как хотите.
Акулина отвернулась от хозяина и заморгала глазами.
Через минуту послышались всхлипыванья. Хозяин залебезил около Акулины.
– Акулинушка, матка! Что с тобой? Полно, полно… Не дури.
– Отстаньте вы от меня! – крикнула она и ударила его по руке.
– Стоит ли плакать! Ну, выпей сладенького чайку.
– Провалитесь вы с чаем-то вашим!..
Она толкнула стакан, и он полетел на пол, разбившись вдребезги.
Трифон Иванович разводил от удивления руками.
– И как только тебе не стыдно так ломаться!
– Раздразните, а потом: как тебе не стыдно! Старый черт!
– За что же это так? – удивленно выпучил глаза Трифон Иванович.
Он еще в первый раз слышал от своей кухарки ругательства.
– А за то, что вы озорник, – отвечала она. – Я прошу, прошу, а вы не хотите… Коли я прошу что, то уж надо сделать, так вы и знайте.
Кухарка продолжала плакать.
– Да сделаемся, не плачь только, – суетился около нее хозяин.
– Что «сделаемся»? – спросила она, посмотрев на него мокрыми, заплаканными глазами.
– Да вот насчет приказчика-то…
– Мне этого мало.
– Чего же ты еще хочешь? Ведь уж, кажется, со всем я согласился, насчет чего ты просила.
– Вы изменщики… Вы забывальщики… Вы наобещаете, а потом и жди от вас год суббот обещанного. Наклонитесь-ка сюда, и я вам скажу, чего я хочу.
Хозяин наклонился. Акулина обняла его за шею и взглянула на него полуплачущими-полусмеющимися глазами.
– Милый… Помнишь, ты обещал меня из бабы дамой сделать? Так сделай поскорей… – сказала она. – Я ужасти как хочу поскорей дамой быть.