Словно взвод солдат прошел по кухне, громыхая сапогами. Это были приказчики Трифона Ивановича, вернувшиеся из лавки. На второй день рождественских праздников они заперлись часа на два ранее обыкновенного. С ними пришел и сам Трифон Иванович. Явился и Пантелей с узлом купленной ему «купецкой одежи». Пойдя в комнату, Трифон Иванович сиял улыбкой. Акулина между тем сидела около стола пригорюнившись. Известие о том, что муж хочет ее вытребовать к себе, «дабы поучить», крепко затуманило ее. Трифон Иванович осмотрелся по сторонам и, видя, что он находится глаз на глаз с Акулиной, подошел к ней и поцеловал ее.
– Ну, все, что ты просила, исполнено. Пантелей обмундирован, – сказал он, подсаживаясь к ней. – Завтра может и в лавку с приказчиками идти.
Акулина ничего на это не ответила.
– Что ж ты сидишь и молчишь? – продолжал Трифон Иванович. – Словно будто и не рада, что я так о Пантелее забочусь.
– Что же мне радоваться-то так особенно?
– А зачем же ты так особенно просила, чтоб я обмундировал его и взял к себе в приказчики? Ведь я одежи-то на сто рублей ему накупил.
– Ну, спасибо.
– Полгода ему заживать эти деньги придется. Ты уж скажи ему, чтобы он старался, потрафлял, да и старшего приказчика слушался.
– Скажу.
– Ну, то-то. А не будет слушаться и не будет потрафлять, то и одежду у него отберу, и его самого прогоню опять в деревню.
– Вас на безобразие-то хватит, вас на это только и взять, – отвечала Акулина и отвернулась.
Трифон Иванович подозрительно посмотрел на Акулину и пошел переодеваться из сюртука и сапог в халат и туфли, свою обычную домашнюю одежду. Переодевшись, он вернулся опять в столовую и застал Акулину все в том же положении, как и оставил: она сидела пригорюнившись.
– Что с тобой, Акулина Степановна? Что ты затуманилась? – спросил Трифон Иванович ласково и хотел обнять Акулину, но она оттолкнула его прочь.
– Подите вы! И без вас тошно, – сказала она.
– Что такое? Что такое стряслось?
– Чувствую, что невры будут, – вот что.
Трифон Иванович удивленно открыл глаза.
– Каки таки невры! Что за глупости? – задал он вопрос.
– А какие невры, какие у всех настоящих дам бывают. Под сердцем вот что-то мутит, и голова как бы не на месте.
– Объелась, верно. Ты гуся-то с капустой не прикончила ли?
– Стану я всякую дрянь есть!.. Просто чувствую, что невры будут.
– Выпей мятных капелек. С них живо нутро осадит.
– Лакайте сами, коли хотите, а мне не надо.
Трифон Иванович, дабы чем-нибудь развлечь Акулину, крикнул к себе старшего приказчика. Старший приказчик явился.
– Этот вот молодец, которому ты, Алексей Иванов, одежду покупал, племянник Акулины Степановны, – начал Трифон Иванович. – По нашей торговле он мало смыслит, но по просьбе Акулины Степановны я взял его в приказчики на место Андреяна.
– Слушаю-с, – отвечал старший приказчик. – А только ведь у нас из наших мальчишек есть подросточек, так его бы лучше в приказчики.
– Ну уж, мало ли, что там! Акулина Степановна просила, и это я для нее. Нашего подросточка мы к Пасхе сделаем приказчиком. А теперь возьмись за Пантелея и приучай его. Отдаю тебе его под начало. Учи его, наблюдай, втолковывай.
– Слушаю-с.
– Так уж, пожалуйста, постарайся. Трудно в эти годы приучать и втолковывать, но уж ты поналяжь. Я хотел ему другое место найти, чтобы на стороне, но Акулина Степановна боится, чтобы он на стороне не избаловался, а потому просила, чтобы на глазах у ней… Да и в самом деле: долго ли молодому парню на стороне избаловаться!
– Это точно-с, – согласился приказчик. – Коли ежели из деревни, да в слабые руки…
– Ну, с богом, – кивнул Трифон Иванович, давая знать, что аудиенция кончилась, и прибавил: – Завтра поутру захватите его с собой в лавку.
– Слушаю-с, – отвечал старший приказчик, поклонился и вышел.
Акулина продолжала сидеть пригорюнившись. Трифон Иванович потрепал ее но плечу и сказал:
– Видишь, как я о твоем Пантелее забочусь, а ты и не рада.
– Что ж мне радоваться-то? – опять процедила сквозь зубы Акулина.
– Ну, все-таки хоть поцеловала бы меня за благодарность, – прошептал Трифон Иванович и наклонился к ней, но она пихнула его в грудь.
– Отстаньте вы от меня! Мне и без вас тошно.
– Ах да… Ты давеча клюквенной-то пастилы купить себе просила. Ведь я тебе купил. Молодцы! Принесите-ка сюда клюквенную пастилу!
Вошел лавочный мальчишка, поставил на стол ящик с пастилой и удалился.
– Позобли-ка пастилки-то, позобли-ка, моя красота писаная, – проговорил Трифон Иванович. – Авось с нее и тошнота пройдет.
– Не стану я есть, – сухо отвечала Акулина.
– Это еще отчего?
– Отчего! Про пастилу-то, про съедобную дрянь, небось припомнили, а про то, что я главное у вас просила, забыли. Ну да ладно!..
– Что такое? Что такое? – засуетился Трифон Иванович.
– Вишь, у вас память-то какая куричья!
– Ей-ей, не помню. Ты лучше скажи, напомни мне. – Решительно не помню! – пожимал плечами Трифон Иванович.
– Браслетку с бриллиантами, – отчеканила Акулина.
– Ах, ты про браслетку? Да браслеску, мать моя, как-нибудь на днях… Где же было сегодня покупать? Сегодня и лавки-то с золотыми вещами были все заперты.
Акулина схватилась за грудь и застонала:
– Ох-ох-ох! Тошно мне!
– Что такое? Что такое? – испуганно спрашивал Трифон Иванович.
Вместо ответа, она, стеная и охая, поднялась со стула и приблизилась к дивану.
– Акулина Степановна, голубка моя, да выпей ты хоть капелек-то! – подошел к ней Трифон Иванович.
Акулина взвизгнула и повалилась на диван, на котором начала метаться и продолжала стонать.
– Испортили бабу в мое отсутствие! Кто мог ее испортить! – вопил Трифон Иванович, подскочил к ней, хотел что-то ей сказать, но она толкнула его ногой в живот.
Поднялась суматоха. Прибежали приказчики, прибежала кухарка Анисья.
– Дай ты ей хоть воды-то попить! – кричал Анисье Трифон Иванович.
Притащили ковш с водой, поднесли его к губам Акулины, но она не пила и продолжала стонать. Трифон Иванович выгнал вон приказчиков, схватился за голову и, опустясь около Акулины на стул, спрашивал сам себя:
– Ну что тут делать?