– Вот он, Трифон Иваныч… Пантелей-то этот самый… – говорила Акулина, указывая на племянника, когда тот перестал креститься на иконы. – Ну, кланяйся хозяину-то, – обратилась она к племяннику. – Кланяйся и поздравь с праздником.
– С праздником, господин хозяин. Дай вам Бог… – пробормотал Пантелей и низко поклонился Трифону Ивановичу.
Трифон Иванович еле ответил легким кивком на поклон и смотрел исподлобья. Пантелей переминался с ноги на ногу.
– Ну, кланяйся еще раз да подноси хозяину деревенского-то гостинца, – продолжала Акулина. – Скажи: «Пожалуйте, мол, от чистого сердца…»
Пантелей еще раз поклонился, протянул к Трифону Ивановичу связку сушеных грибов, которую держал в руке, и сказал:
– Вот-с… Деревенского гостинца… от чистого сердца…
Трифон Иванович связку грибов от Пантелея не взял в руки, но кивнул и проговорил:
– Положи на стол. Потом приберут…
– Присаживайся к столу-то. В праздники у нас и при хозяевых сидят, – толкнула Акулина Пантелея в спину. – Вот, чайку попьем…
Робко озираясь по сторонам, Пантелей сел. Акулина поместилась около самовара…
– Может, винца перед чаем-то выпьешь? – спросила она Пантелея. – В праздник у нас можно… Хозяин добрый… Он допущает… Не любит только, чтоб на стороне пили, а при евонных глазах пей. Правильно ведь я, Трифон Иваныч?
Трифон Иванович промолчал.
– Пей, пей… – продолжала Акулина и налила племяннику большую рюмку водки. – Пей… Уж ежели хозяин не препятствует, то, значит, можно. Трифон Иваныч у нас всегда такие слова говорит: пей за столом, а не пей за столбом.
– Мы вообще по малости… Малодушием не занимаемся, – пробормотал Пантелей, перекрестился, взял рюмку, сказал: – С праздником, – и выпил, утерши губы рукавом кафтана.
– Ну а теперь закуси…
Пантелей протянул руку к тарелке с селедкой и, взяв пальцами кусок, положил его себе в рот, а пальцы обтер об голову.
– Ты зачем же руками-то? Коли ты при хозяине, ты должен учтивость соблюдать и вилкой брать, – заметила ему Акулина. – На то вилки положены на стол. Жуй еще… Вон там ветчина есть… колбаска… Только уж ты вилкой… – прибавила она.
– Не… не надо… Довольно.
Пантелей махнул рукой.
– Может быть, еще винца хочешь? – спрашивала его Акулина.
– С тобой ежели, за компанию.
– Трифон Иванович, я выпью… Пейте и вы…
Трифон Иванович отрицательно потряс головой и отвернулся.
– Да полно вам кикиморой-то смотреть! Выпейте… Выпейте хоть со мной… – приставала к нему Акулина. – Ведь даве звали же меня выпить… Ну, я вам налью, а вы выпьете…
Она взглянула в его сторону такими веселыми глазами, так ласково кивнула, сделав это, впрочем, украдкой от Пантелея, что Трифон Иваныч не выдержал и взялся за рюмку.
– Ну, кушайте… Будьте здоровы. Вам даже хорошо выпить… Чрез это печенка успокаивается… А то вы все злитесь. Вот и я выпью за ваше здоровье… Пей, Пантелей, пей… Хозяин ничего… хозяин у нас добрый, а только вид у них такой грозный да сердитый.
Он выпил. Акулина начала наливать чай. Трифон Иванович не садился, ходил из угла в угол по комнате и косился на Пантелея.
– Трифон Иваныч, вы что ж не садитесь-то? – обратилась Акулина к нему. – Нельзя же так, на дыбах… А то словно бельмо на глазу… Садитесь и вы…
– Я потом… – упрямился Трифон Иванович.
– Нельзя и разговаривать, коли перед тобой маются из стороны в сторону. Садитесь… Полно вам… – бормотала Акулина.
Трифон Иванович сделал еще несколько шагов по комнате и сел, взявшись за стакан. Пантелей давно уже звонко схлебывал чай с блюдечка.
Акулина тоже пила и тараторила:
– У нас харчи хорошие… Ты, Пантелеюшка, доволен останешься. Я при доме на манер хозяйки, потому хозяин у нас вдовый, стало быть, коли ежели что, всегда мне скажешь… Да уж доволен будешь, только хозяина предпочитай… Хозяина предпочитай и меня предпочитай, потому наш хозяин любит, кто меня предпочитает. Вон наш хозяин все сумлевается, что ты не сумеешь в лавке покупателям потрафить. А ты потрафляй… Хорошенько потрафляй… Ты приглядывайся, как другие делают… Как другие, так и ты… Потом нужно у нас, чтоб чисто одемшись… У тебя одежа-то есть ли?
– Да вот на мне… – отвечал Пантелей.
– Ну, это армяк, а нам нужен спиньжак… Да ничего… Хозяин тебе купит спиньжак и жилетку, а там ты заживешь эти деньги. Жалованье у нас верное, хозяин не ужиливает.
Трифон Иванович слушал, вздохнул и хотел что-то сказать, но Акулина его перебила:
– А насчет жалованья хозяин тебя не обидит, только старайся потрафить. Сколько, Трифон Иваныч, у нас Андреян-то получал?
– Да ему на Андреяново место нельзя… Я лучше его в дом в дворники… – проговорил наконец Трифон Иванович.
– Нет, нет… В дворники я не желаю. Я для того и отписала ему в деревню, чтобы он в приказчики приехал и при нас жил. Пусть на глазах существует. А в дворниках что такое? В дворниках он сейчас и избалуется. Жалованье тебе, Пантелей, на первых порах пятнадцать рублев в месяц, а там чего стоить будешь.
– Да нельзя же, Акулина Степановна… – заметил Трифон Иванович.
– Отчего нельзя? Все можно… Полноте вам… Ну, благодари, Пантелей, хозяина. Встань, поклонись и поблагодари…
Пантелей встал и поклонился. Трифон Иванович насупился и отвернулся.
– Вы чего надулись-то как мышь на крупу? – продолжала Акулина. – Вы думаете, что он не обрыкавшись-то?.. Так обрыкается… Вот ведь у нас нельзя, чтоб селедки руками брать, потому руки должны чтоб всегда были чистые, – обратилась она к Пантелею. – В лавке у нас товар нежный, так нужно, чтобы его не замарать.
– Это можно… – пробормотал Пантелей.
– Опять же, коли ежели поемши, то чтоб об голову руки не отирать, потому через это дух… Сморкаться у нас также в платок надо.
– Это все возможно… Мы политику-то знаем.
– А знаешь, так и потрафляй… Ну, выпей еще винца… Хозяин ничего… Хозяин дозволит. Вот, рябиновая есть. Пей… И я выпью… Пейте и вы, Трифон Иваныч.
Выпили.
– А уж как он на гармонии лих играть, Трифон Иваныч, так просто удивительно! – продолжала Акулина. – Ты гармонию-то привез ли, Пантелеюшка?
– Привез. В котомке лежит.
– Ну, вот и хорошо. Потом ты нас потешишь, для праздника сыграешь. Выпьемте еще… Чего тут? Ноне праздник… Да и племянник приехал.
Трифон Иванович не возражал и уже первый выпил. Пантелей ободрялся все более и более, по мере того как ему ударяло в голову. Акулина тоже раскраснелась от выпитого вина.
Кончилось тем, что через час Пантелей, сняв с себя кафтан, играл на гармонии и пел. Акулина, приложа руку к щеке, тоже пела. Пели что-то грустное. Трифон Иванович сидел поодаль, клевал носом и слезливо моргал глазами. Кухарка Анисья тоже выпила для праздника.
Она стояла у дверной притолоки, слушала пение и почему-то заливалась горючими слезами.