Праздник Рождества. Трифон Иванович отправился к обедне в приходскую церковь. Отправилась и Акулина, навьючив на себя все имевшиеся у ней наряды. Вышли они не вместе, но на дороге Акулина догнала его.
– Как вы спешите, так просто даже удивительно! Словно на пожар, – сказала она.
– На молитву спешить – не грех, а вот с молитвы – дело другое, – сухо отвечал Трифон Иванович.
– Я-то за вами еле успела.
– Да и нечего было успевать.
– Ну, все-таки приятнее в компании…
– На молитве можно быть и без компании.
Произошла пауза. Трифон Иванович ускорил шаг. Ускорила и Акулина.
– Трифон Иваныч, похожа я теперь на даму в этой шубе и шляпке? – спросила она.
– Да уж похожа, похожа… Ну тебя…
– То-то, я думаю, отчего же мне не быть похожей? Не хуже я других.
В церкви, поздоровавшись с церковным старостой, Трифон Иванович стал около свечной выручки. Акулина поместилась рядом с ним. Трифон Иванович покосился, но ничего не сказал. Через несколько времени Акулина положила на свечную выручку гривенник и сказала церковному старосте:
– Две свечки поставьте: одну празднику, а другую мученику Трифону.
Трифон Иванович стоял, молился и подпевал хриплым басом за певчими. Акулина прислушивалась и наконец шепнула ему:
– Как это вы чудесно все знаете, что петь нужно. Словно дьячок.
Он промолчал. Через минуту она опять шепнула ему:
– Надела браслетку, да боюсь, как бы не потерять ее.
Он опять промолчал. Через несколько времени Акулина снова прошептала:
– Ужасти как жарко! Снять бы шубу, да положить-то некуда.
Снова молчание. Акулина в четвертый раз шепнула:
– Надела турнур этот самый, по-дамски, да с непривычки-то как-то неловко.
Трифон Иванович поморщился и отошел от свечной выручки. Акулина последовала за ним. Он обернулся и сказал:
– Куда ж ты?
– Голубчик! Дайте постоять с вами, – умоляюще вскинула она на него глаза.
– Ты вот что… Ты стоять стой, но разговорами не занимайся. Ты нешто затем в церковь пришла, чтобы разговорами заниматься?
– Не буду, не буду, голубчик.
Обедня кончилась. Трифон Иванович стал выходить из церкви. Акулина была около и шла рядом. Трифону Ивановичу попадались знакомые, здоровались с ним и поздравляли с праздником. Трифон Иванович раскланивался и благодарил. Акулина тоже кланялась знакомым Трифона Ивановича. Какой-то повстречавшийся знакомый купец сказал ему:
– Будешь ли дома сегодня? Коли дома, так зайду Христа прославить и рюмочку выпить.
– Только у сестры замужней надо побывать, а то дома, – отвечал Трифон Иванович.
– Ну, там я зайду.
– Милости просим, – промолвила Акулина и поклонилась.
Знакомый купец, зная Трифона Ивановича за старого вдовца, покосился на Акулину и отошел. Трифон Иванович вспылил и накинулся на Акулину.
– Ты-то чего лезешь! Ты-то чего суешься и приглашаешь! – крикнул он.
– А то как же, – отвечала она. – Ведь я ключница у вас, на манер хозяйки.
– Так ты и держи себя в аккурате, как ключница, а тени-то не наводи.
– Какая же тут тень, полноте… Просто пригласила от чистого сердца.
Они пришли домой и стали взбираться по лестнице.
– Или ты иди вперед, или я пойду вперед. Ну что по пятам-то друг за дружкой ходить! – огрызнулся на Акулину Трифон Иванович.
– Голубчик, мне с вами хочется.
– Да ты уж хоть дома тень-то не наводи.
– Эво чего хватились! Дома и так все знают.
– Не пойду я с тобой. Я и с женой никогда не ходил вместе.
Акулина поупрямилась, но пошла вперед. Трифон Иванович постоял на лестнице и уже один вошел в квартиру. В столовой его встретила Акулина, свежая, цветущая, сияющая приветливой улыбкой. В руках она держала шитое красными петухами полотенце и пару носков из грубой шерсти.
– Ну, с праздником вас теперь, Трифон Иваныч… Позвольте вас поцеловать. А это вот вам на праздник мое рукодельице в подарок.
Сердиться и фыркать было невозможно, до того все это было просто и приветливо. Трифон Иванович покосился на двери и расцеловался с Акулиной.
– Голубчик, как я вас люблю-то! Просто ужасти… – шептала она.
Через десять минут на столе кипел самовар. Трифон Иванович в золотой медали на аннинской ленте на шее, поскрипывая новыми сапогами, ходил из угла в угол по комнате и напевал: «Христос рождается, славите…» Акулина в новом шелковом, шуршащем платье суетилась, заваривая чай, она подошла к зеркалу и стала вертеться перед зеркалом, смотря на себя.
– Да уж хороша, хороша… – сказал Трифон Иванович.
– Голубчик… Посмотрите… Ну нешто теперь я могу сконфузить? Ни в жизнь. Ведь я совсем новомодная дама. И турнур назади, и все…
Вошли приказчики и стали поздравлять с праздником.
– С праздником имеем честь вас поздравить, Трифон Иваныч, – говорили они. – И вас также с праздником, Акулина Степановна.
– Спасибо, спасибо… – отвечала Акулина.
Трифон Иванович подавал приказчикам руку и просил садиться к столу. Акулина тоже лезла с рукой. В этот день, по заведенному порядку, приказчики пили чай вместе с хозяином. Трифон Иванович отправился в спальную и вынес оттуда деньги, которые разделил и дал приказчикам «на праздник, на гулянку», как он выражался. Приказчики поблагодарили. Приказчик Василий переминался с ноги на ногу и наконец сказал:
– Есть у нас и для Акулины Степановны от приказчиков подарок. Ежели Акулина Степановна не побрезгают, а Трифон Иваныч дозволят, то мы сейчас… Дозволите, Трифон Иваныч?..
– Ну что же… Отчего же… Дарите… Что ж тут такого? Отчего же и не подарить госпоже ключнице, которая для вас старается?
Василий тотчас же сбегал в приказчицкую и принес деревянный ящичек.
– Щикатулка-с… А там конфетное удовольствие… Щикатулка, чтоб иголки, нитки прятать, а конфектное удовольствие для забавы, – сказал он. – Пожалуйте, Акулина Степановна. Это ото всех приказчиков.
Акулина так и зарделась, как маков цвет.
– Ну, спасибо… вот за это спасибо… – заговорила она. – За это я вас тоже предпочитать буду.
Пили чай. Акулина долго не решалась сесть за стол при приказчиках и все посматривала на Трифона Ивановича.
– Ну, садись и ты для праздника, – сказал тот.
Она села. Разговор не клеился и со стороны хозяина ограничивался только вопросами: «Где был у обедни? Куда пойдете сегодня после чаю?»
Приказчики рассказывали, но скоро такой разговор иссяк. Акулина попробовала возобновить разговор.
– Ужасти как сегодня было жарко в церкви за обедней, – сказала она. – Мы с Трифоном Иванычем просто сопрели от жары.
На слове «мы» она умышленно сделала значительное ударение.
Приказчики кончили пить чай и стали подниматься с мест.
– Акулина Степановна! Закусить бы им да выпить… – сказал Трифон Иванович.
– А это уж потом… Вот спервоначала самовар уберем, а потом и закуску с выпивкой накроем. Уж вы не беспокойтесь, я сделаю, и все будет как следовает. Чего вам?.. Теперь я хозяйка.
Приказчики пятились к двери и кланялись.
– А со двора пойдете ужо, так насчет вина не очень… – наставительно прибавил хозяин.
– Да уж сегодня-то пущай выпьют для праздника как следовает. Я сердиться не буду, – отвечала Акулина.
Трифон Иванович бросил на нее строгий взгляд и хотел что-то сказать, но приказчиков уже не было в комнате.
Акулина подошла к Трифону Ивановичу, ласково погладила его сбоку по бороде и сказала:
– Вы у меня сегодня совсем милый и душевный такой.