Сегодня мы встретили пуделя у столовой, на старом месте, он посмотрел на нас вполне индифферентно. Мы не стали звать его с собой.
После ужина Урхо объявил мне, что его пригласили в гости.
- Кто? Куда?
- Старые знакомые, - он кивнул на Мефистофеля. - Дамы из-за моего стола. Вы пойдёте, капитан?
Я пожал плечами:
- У вас эстонская компания. Я по-эстонски не шпрехаю.
- Бросьте! Все эстонцы более или менее говорят по-русски.
- Немного неудобно: пригласили вас, а я вроде навязываюсь.
- Бросьте! Вас - тоже, - убеждал он. – Все женщины без ума от вашей выходки. «Где тот русский парень, который сразу целует в губы? Зовите его к нам!» Выручайте, капитан! Без вас я пропаду. Хотя бы - до десяти. У нас, знаете, тоже строгий режим: до одиннадцати можно ходить в гости, позже – не дай Бог! Сообщат на работу, в партком-местком... Если стесняетесь военной формы, наденьте гражданку!..
- Что ж, это – идея!.. .
Домик у женщин был красный и двухэтажный. Он стоит сразу за ручьем на крутом берегу, поросшем дымчато-зелёными султанами можжевельника. Все три дамы живут в одном просторном номере на втором этаже. Парень в вельвете, разумеется, «старый знакомый», звовут его Тойво. Как выяснилось, он – спортсмен, теннесист. Мою соломенноволосую зовут Вийви, ее подругу постарше – Линда; третью, рыжую – Майму.
Компания подобралась шумная, раскрепощенная, как водится на курорте. Все наперебой тараторили, смеялись, спорили, затевали танцы под транзисторный магнитофон, не чёкаясь попивали джин, разбавленный вместо тоника минеральной водой «Хядемеэсте», потом перешли на мальтозу – беззлобный напиток, что-то среднее между русским квасом и пивом. Закуска была, что называется, а ля фуршет. Кроме Линды по-русски все понимали более или менее, но больше склонялись к своему певучему, эластичному эстонскому языку (по благозвучности, я уже знал, он держит второе место в мире после итальянского). Ещё немного и я бы заскучал, почувствовав себя инородным телом; но разговор неожиданно переметнулся на насущные темы – на горбачёвскую «перестройку». Урхо и Тойво перешли на русский, чтобы, вероятно, втянуть меня в спор. Все взгляды, как тогда, на мосту через ручей, магнитом обратились в мою сторону. Как отреагирет на «крамольные» вопросы русский офицер?
- Я не верю в эту дурацкую «перестройку»! – горячился финн, глаза у него из белых стали зелеными. – От русских всегда жди какого-нибудь сюрприза. В тридцать девятом у моей матери в Лахти последнюю корову увели со двора!..
- Горбачёв вернёт! – с сарказмом пошутил Тойво.
- Я думаю: тоталетарный режим хотят подукрасить либеральными лозунгами. На большее не расчитывай!
- Не-ет, не скажи! – возражал, ёрничая, Тойво. – При Сталине ты так бы не выступал!
- И при Сталине я, между прочим, не молчал!
- Орал в люльке?! – подзуживая, насмехался Тойво.
- Хоть и мальчишка, но защищал корову с ружьём в руках!.. За что потом и гнил в Сибири, как тысячи других!..
Девушки притихли. Поджав губы, все поглядывали на меня: когда же я начну защищать «своих»?..
- Что же вы молчите, капитан? – не выдержав, напрямую обратился Урхо. – Скажите, что думаете о политике Москвы!
- Что тут думать! Политика старая: Сталин сфабриковал «добровольное присоединение» Прибалтики; Брежнев не ставил это под сомнение, на том основании, что тот выиграл войну с Гитлером, принёс-де на штыках свободу, хотя некоторые страны до сих пор не признали «добровольное присоединение» к Союзу..Это даёт свои плоды. По всему, Прибалтика скоро снова обретёт независимость. К тому всё идёт!....
Тойво и Урхо вытаращили глаза.
- Я ничего не понимаю! – сказала Майму.
- Значит, вы признаете, что то была оккупация? – спросил Урхо.
- Что делать! Платон мне друг, но истина дороже!
- Ба-ба-ба! – оторопело пропел Тойво. – Русский офицер не желает с нами ссориться. Красивая дипломатия канонерок!.
- Никакой дипломатии! Вы посмотрите на карту мира! – задетый за живое, сказал я. – Какая Россия и какая Эстония?.. Слон и моська! Вам когда-нибудь приходилось слышать, чтобы порядочный человек не становился на сторону слабого и меньшего?!.. Вспомните лозунг «Куба –да! Янки –нет!»?.. Почему с Эстонией должно происходить как-то по-другому?!
- Ну, вы даёте, капитан! – финн глядел на меня, как на привидение.
- Постойте! – оттопыривая нижнюю губу, наседал Тойво. – Значит, вы
противник коммунизма?.. Значит вы – диссидент?
- Не знаю, - усмехнулся я. – Хочу быть просто честным человеком. Это, конечно, – трудно, но, думаю, возможно. Коммунизм сам по себе не страшен. Земной шар окутан воздушной атмосферой: дыши сколько угодно! Люди, звери дышат по коммунистическому принципу: от каждого по способности, каждому по потребности. Не замечали?!.. Так что, коммунизм фетишизировали сами коммунисты, такие, как Ленин, Сталин и прочие. Под этой маркой могли в тридцать девятом развязать финскую войну, присоединить Прибалтику и тому подобное. Кое-кто всегда ищет черный ход в истории. Но черных ходов в жизни не бывает. Всеё выходит на круги своя...
Все смотрели на меня, силясь понять мою логику; я поднял бокал с мальтозой:
- Лучше скажу тост!.. Жаль, конечно, что спиртное кончилось! Ладно, и пиво сойдет!.. Однажды где-то на вернисаже было выставлено прекрасное полотно. Ну, скажем, Ван Гога, или Ренуара... В общем, шедевр. Каждому посетителю разрешалось сделать мазок, чтобы тот мог считать себя соавтором. То есть – прославиться. И что же? К полотну потянулись сотни рук. Через час оно превратилось в мазню. Всем стало стыдно, все пожимали плечами: как так вышло?.. Предлагаю выпить за то, чтобы никто из нас никогда не снимал с себя вины за всё, что происходит вокруг!..
Я осушил бокал. Все выпили в тишине.
- Я ничего не поняла, - сказала растерянная Майму.
Один Тойво не находил себе места.
- Постойте, капитан! - рвался он к прерванной теме. – Но ведь Сталин действительно выиграл войну. Значит, коммунизм утвердился на международной арене?
- Говоря шахматным языком, - пожал я плечами, - та была не победа, а скорее «патовая» ситуация. Победить легче, чем удержать победу. Не так ли, Урхо?..
- В шахматах – да.
- Что значит «патовая» ситуация? - голубые глаза у Тойво полыхали огнем. - Фашизм был уничтожен. С этим никто не спорит. Но Эстония снова потеряла независимость, снова оказалась под русскими!.. Что вы на это скажите?
Как видно, ему очень хотелось усадить меня в калошу. Но я ничего не придумывал экспромтом, я говорил то, над чем давно ломал голову. Потому ответы мне давались легко.
- Что ж, и на это скажу!.. Пройдёт совсем немного лет, и Эстония снова будет свободной. Таков ход истории
Урхо, едва ворочая языком, пролепетал:
- И кто же её освободит?.. Вы, русские?
- Зачем?! Вы - эстонцы!
- Ка-ак?! Вы же сами сказали – слон и моська!..
- Сказал. Слон и моська – разные виды животных. Они живут и развиваются отдельно... Это так просто!
- Ну-у, вы даёте, капитан! – финн потряс белобрысой головой.- Первый раз слышу такие вещи от русского офицера!
- Выходит, вы за эстонцев? – не унимаясь, со скептической улыбочкой на тонких губах, выпытывал Тойво. - Что-то мне не верится!..
- Я, в общем-то, за истину. А какая она – это уже задача мироздания!..
- Ах, оставьте! Тойво! – вмешалась в мужской спор Вийви. – Тебе уже всё объяснили! Что ещё нужно?!.. Идите сюда, Борис!
Она взяла меня за руку и увела в дальний угол, к окну, за которым туманом ходили фиолетовые сумерки разгарающейся белой ночи.
- Расскажите лучше о себе, Борис, - попросила она, усаживая меня напротив. – Вы давно живете в Эстонии?
- Не очень. Пятый год, как закончил военно-морское училище.
- И где вы учились?
- В Севастополе, потом - в Питере. То есть – в Ленинграде.
Тойво и Урхо продолжали полемику в своем углу, перейдя на эстонский, а Вийви продолжала расспрашивать меня:
- Где же вы родились?.. Где ваш дом?
- На Волге, в Саратове. Знаете такой город?
- Знаю. У вас там родители?
- Да, отец, мать, брат и сестра.
- А как вы попали в Прибалтику?
- По распределению. В военных училищах распределение не такое, как в институтах. Выбирать особенно не приходится: приказ командования – закон для подчиненных. Правда, отличники боевой и политической подготовки могут кое-что выбирать: я подал рапорт в Прибалтику. Его подписали.
- Почему именно в Прибалтику? – спросила она как-то ревниво.
- Никогда здесь не бывал, но много слышал. Для русского человека Прибалтика – почти заграница. И вообще, почему-то потянуло. Наверно, потому, что здесь так много красивых синеглазых девушек!..- сказал я и засмеялся, видя её смущение. – Между прочим, я так и назвал эту страну, когда приехал сюда – Набережная Синих Глаз. Как в песне!..
- В песне? В какой?..- она встрепенулась. - Может вы ещё и поёте?..
- Иногда, на слух...
- Да?!.. Тогда спойте что-нибудь!
Вийви захлопала в ладоши, привлекая внимание. Глаза у нее стали бархатные, как два больших озера под дождем.
- Принесите гитару! – крикнула она. – Тойво, Урхо! Перестаньте болтать чушь!
Гитара нашлась в соседнем номере.
Сначала я запел про тихий сад, в котором не слышны даже шорохи, про речку, сотканную из лунного серебра. Эту песню знали все, подпевали, кто по-русски, кто по-эстонски. У Вийви был приятный голос, акцент делал песню очаровательной. Я сделал попутное открытие: ничто на свете не сближает людей, как песня. Вот почему в Прибалтике исстари любят устраивать певческие и танцевальные празднества. Потом я сыграл кое-что из одесского фольклора, после – из Окуджавы, из Высоцкого. Больше всего девушек тронул Есенин:
Знаю, выйдешь вечером за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие, под душисты стог...
Женщины закачались в такт песни. Парни поглядывали на меня завистливо – они не могли продложить ничего подобного.
Зацелую допьяна, изомну как цвет,
Пьяному от радости пересуды нет.
И сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до зари в кусты...
Прощаться все вышли во двор. Белая ночь была в разгаре. За ручьем в кустах трещал соловей, листва долговязых осин роптала над головой. С веранды соседнего коттеджа доносилась грустная финская мелодия. Её подхватил Урхо. А Вийви, смеясь и сверкая белизной зубов, спрашивала у подруг:
- Интересно, кого из нас собирается унести до зари русский моряк?..
Веселый смех звенел над окутанной фиолетовым мраком землей.