Анна.
Заканчиваю затянувшийся разговор с завучем, помешивая лёгкий куриный супчик, закипающий на плите. Аромат овощей поднимается вверх и распространяется по кухне.
– Да, Галина Юрьевна, я поняла. Напишу сегодня в родительский чат.
– Анечка, ты пожёстче с ними. Знаю, что только сентябрь заканчивается, но я не первый год в школе работаю. Деньги на выпускной нужно начинать собирать уже сейчас. Хотя бы небольшими частями. По тысяче в месяц и для семьи не накладно, и к концу года как раз нужная сумма соберётся.
– Хорошо, мы обсудим это с родительским комитетом.
– Обсудите. Ладно, держи меня в курсе.
Кладу трубку.
Добавляю в суп заранее нарезанную зелень и накрываю крышкой, оставив кастрюлю на выключенной плите.
Это одно из тех блюд, которые Витя может есть без вреда для здоровья. У него проблемы с поджелудочной, поэтому еда должна быть не просто вкусной, но и полезной, продуманной до мелочей.
Маша, наша четырёхлетняя дочка, играет в своей комнате. Слышу тихое наивное стрекотание, от которого мне всегда становится спокойней.
Солнце садиться, заливая кухню мягким, теплым светом. Смотрю на часы – Витя давно должен был вернуться. Он всегда звонит, если задерживается на работе. Но сегодня тишина.
Внутри меня поднимается беспокойство.
Я снимаю фартук и снова беру в руки телефон. Быстро набираю номер мужа, но гудки тянутся и тянутся, а он всё не отвечает. Я пробую ещё раз – снова гудки.
Подхожу к окну, выглядываю на дорогу, ведущую к дому.
На улице тихо, безмятежно.
Единственное, что привлекает моё внимание, – это наш сосед Егор, который стрижёт газон перед своим домом. Егор переехал сюда недавно с сыном Матвеем, который на год старше Машули. Наши дети ходят в один садик.
Мы здороваемся, когда встречаемся на улице, но на этом наши соседские отношения заканчиваются.
Егор, словно почувствовав на себе мой взгляд, поднимает голову и коротко машет рукой. Я резко задёргиваю штору и отшатываюсь от окна.
Лицо заливает краской.
Что я делаю? И почему мне так неловко?
Нервничая, снова набираю номер Вити, и на этот раз на мой звонок отвечают. Кто-то берёт трубку, но вместо голоса мужа я слышу женский смех на фоне.
Рука сжимает телефон так, что костяшки пальцев белеют.
– Алло, Витя? Алло!
Гудки.
Словно трубку он взял случайно и так же случайно сбросил.
В груди нарастает тяжесть тревоги, а к горлу подступает ком. Я стараюсь прогнать сковавшее моё тело предчувствие, но оно не отпускает.
У женщин ведь есть какая-то чуйка, да?
И сейчас моя чуйка заставляет сердце метаться в тесных стенах грудной клетки.
– Мама, а папа скоро придёт? – раздаётся за моей спиной звонкий голос Маши.
Я оборачиваюсь.
Маша стоит в дверях, держась за край своего голубого платьица с зайцами, и с ожиданием смотрит на меня.
– Скоро, малышка, – стараюсь я улыбнуться, но у меня не получается. Улыбка выходит натянутой. – Он немного задерживается на работе.
Маша кивает и возвращается в свою комнату, но я чувствую, что она беспокоится. Дочка всегда чувствует мои эмоции, даже если я стараюсь их скрыть.
Я вздыхаю, стараясь успокоиться, и снова встаю к плите, но мысли постоянно возвращаются к этому треклятому звонку.
Кто эта женщина? Почему она смеялась? Чем таким важным занят Витя на работе, неужели стендапы рассказывает?! Работничек хренов.
Я не решаюсь позвонить снова.
Накручиваю себя?
Чёрт, конечно, накручиваю!
Минуты тянутся медленно. В доме царит странная тишина, которую нарушают только звуки из комнаты Маши. Я без конца поглядываю на телефон, но никаких новых сообщений или звонков нет.
Вити всё ещё нет дома.
Обычно мы ужинаем все вместе, но, видимо, не сегодня.
Я сажаю Машу за стол, накрытый на двоих. Машинально, действуя на автомате, отправляю ложку с супом в рот и пережевываю, а сама не могу перестать избавиться от женского смеха, звучащего эхом в голове.
Время совсем уже не детское.
Укладываю Машу спать и спускаюсь в гостиную. Усаживаюсь на диван, скрестив ноги по-турецки.
В доме совсем темно.
Я почти засыпаю, положив голову на спинку дивана, но глаза мои распахиваются, когда я слышу, как открывается входная дверь.
Витя вернулся.
Однако вместо облегчения меня накрывает волна страха и чувство, что этот вечер изменит всё.