– Теперь ты все знаешь, – удрученно прошептала Ровена, закончив невеселый рассказ о смерти мужа и встрече с человеком, предназначенным его заменить. – И Жильбер имел совесть заявить: либо через девять месяцев у меня появится ребенок, либо моей матери не жить.
– Не сомневаюсь, что он способен исполнить угрозу. Отродье дьявола! Исчадие ада! Хорошо еще, что он не пожелал остаться в комнате и наблюдать! Твой муж так и поступил бы, отдай он тебя своему слуге Джону, – вздохнула Милдред. – Как ни печально, придется тебе пройти через это.
Ровена заломила руки:
– Знаю, Милдред, но… как?!
Глаза камеристки недобро блеснули. Она на секунду зажмурилась и брезгливо скривила губы.
– Как же я глупа! Совсем забыла, что ты невинная милая овечка. Останься твой муж в живых, тебе ничего не пришлось бы самой делать, кроме как покорно лежать под ним! Но теперь тебе придется действовать самой, а тот, что находится там, ничем не поможет. Говоришь, ему рот заткнули? И лежит на спине?
– На спине, Милдред, и сомневаюсь, чтобы смог пошевелиться, – слишком туго натянуты цепи.
Милдред снова вздохнула:
– Я пытаюсь представить, как все будет… никогда не сидела верхом на мужчине, сама понимаешь! Да это просто неприлично!
– Жильбер, должно быть, считает, что это проще простого, поскольку бедняга связан, как пойманный вепрь, которого вот-вот насадят на вертел.
– Я не говорила, что это невозможно, – рассерженно фыркнула Милдред. – Какой позор! Такие разговоры подобают скорее судомойкам, чем благородной даме!
Служанка неудержимо покраснела. Лицо Ровены стало мертвенно-белым. Что же теперь делать? Ведь проклятый д’Амбре обязательно явится на рассвете, чтобы удостовериться, выполнен ли его приказ. Положение прямо-таки безвыходное!
– Кажется, я сообразила, как надо действовать, – объявила Милдред. – И скажу все без прикрас, чтобы поскорее покончить с этой мерзостью. Ты должна оседлать его бедра, вонзить наконечник копья в себя и пуститься вскачь. Сначала будет очень больно, но скоро все пройдет, и ты сможешь беспрепятственно двигаться. Представь себе, что пустила своего жеребца в галоп. Подскакиваешь… нет, не красней. Ты наверняка привыкнешь, как только устроишься поудобнее. Но помни, нужно постоянно двигаться, если хочешь, чтобы он отдал тебе свое семя. Если воображаешь, что достаточно посидеть несколько минут и все получится, жестоко ошибаешься. Придется хорошенько потрудиться! Ну как, сумеешь сделать все сама, или еще раз объяснить?
– Сумею… то есть… попробую.
Милдред крепко обняла девушку.
– Считай это просто неприятной работой, милая. Я бы присоветовала тебе кое-что другое, не будь этот парень чужаком. А теперь старайся твердить себе, что как только в твоем чреве зародится новая жизнь, ты больше никогда его не увидишь, так что он не стоит твоих мучений.
Но, несмотря на все уговоры, она готова сквозь землю провалиться!
Ровена, сгорая от смущения, вернулась в каморку и едва открыла дверь, как пленник тотчас устремил на нее взор. На этот раз в глазах его промелькнул явный интерес, но Ровена ничем не выдала себя.
Неприятная работа, как всякая другая? Ну что же, главное – поскорее с ней покончить.
Девушка приблизилась к кровати и, заикаясь, попыталась открыть незнакомцу неприглядную истину:
– Мне нужен ребенок, и зачать его необходимо как можно быстрее. К сожалению, именно вам выпало мне в этом помочь. Вас выбрали из-за цвета волос и глаз, такого же, как у моего покойного мужа. Дитя должно хоть немного походить на него. Поэтому нам придется… быть вместе сегодняшнюю ночь и все последующие, пока ваше семя не укоренится в моем чреве. Поверьте, мне это отвратительно не менее, чем вам, но обстоятельства сильнее нас.
Цепи громко зазвенели, но Ровена не смела поднять глаза на пленника. Неизвестно откуда у нее взялось мужество шагнуть ближе и рывком сдернуть с него набедренную повязку. Ткань с тихим шорохом упала на пол. Взгляд Ровены был прикован к его мужской плоти, покоившейся в гнезде из золотистых завитков. Да, это поистине чудовищное оружие, о котором она наслышалась столько всяких историй!
Из груди пленника вырвалось глухое звериное рычание, и девушка отпрянула, с испугом глядя на него. Какие выразительные глаза! Слишком выразительные… и без слов обещающие жестокое отмщение, если она не отступится от задуманного.
Ровена зябко повела плечами. Ей еще не приходилось сталкиваться с подобной яростью. На такое она не рассчитывала. Большинство мужчин отнюдь не возражали бы против предложенного дарового удовольствия. Они брали женщин, не заботясь, принесет ли плоды еще одно поспешное соитие, а потом уходили и зачастую навсегда. Что им еще одно невинное дитя? Так поступали не одни знатные и богатые, но и бедные простолюдины, только последние чаще всего не ведали, кто настоящий отец младенца, поскольку служанки и деревенские девчонки считались легкой добычей и ложились под каждого, кому придет охота задрать им юбки. Пойманные на месте преступления мужчины были вынуждены немедленно жениться.
Может, и он вообразил, что теперь придется идти к алтарю? Или не выносит, когда женщина оказывается наверху? Милдред назвала такой способ неприличным; наверное, он того же мнения. Но что поделать, все равно уже ничем не поможешь.
– Жаль, что вы против, но это ничего не изменит, – горько вздохнула она. – Я вынуждена на это пойти. Но постараюсь сделать все как можно быстрее, чтобы не мучить вас.
Глаза незнакомца яростно вспыхнули, словно она несла несусветную чушь. Досадно, что ей не удается с такой же легкостью читать его мысли. Ровене так хотелось, чтобы он хоть немного упростил ей задачу, но зачем это ему? Должно быть, он, как и она, чувствует себя последним ничтожеством, которого используют без зазрения совести. Что же, больше она не станет на него смотреть. Главное – покончить со всем, и без всяких промедлений.
Собравшись с духом, Ровена вскарабкалась на край кровати, но она внезапно затряслась с такой силой, что девушка слетела на пол. И долго пыталась отдышаться, недоумевая, что произошло. Но услышав затихающий звон цепей, поняла: пленник взбешен и старается выгнать ее из комнаты.
Ровене хотелось закричать, осыпать его проклятиями, но вместо этого она кое-как поднялась и пронзила его мрачным взглядом.
– Я все равно соединюсь с тобой! Понятно?! Так нужно!
Она вновь приблизилась к кровати, готовая встретить его бешеное сопротивление, но, случайно увидев, что он вытворяет, замерла как вкопанная. Огромное тело извивалось, металось, билось, и вынести это устрашающее зрелище было невозможно. Казалось, что кровать вот-вот переломится. Ровена потеряла равновесие и едва не свалилась снова, но успела податься вперед и рухнула как раз ему на бедра.
Пленник мгновенно замер. Ровена испугалась, что причинила ему боль, и тотчас приподнялась, собираясь взглянуть, в чем дело. Его естество вроде бы не пострадало, но она впервые увидела кровь на его запястьях и щиколотках, растертых кандалами в порыве безумного гнева.
– Глупец! – прошипела Ровена. – Зачем терзать себя из-за того, над чем не властен?
Ответом послужил угрожающий рев. Но, воспользовавшись тем, что мужчина по-прежнему оставался недвижим, Ровена поспешно оседлала его и торжествующе улыбнулась. Пусть теперь попробует сбросить ее! Но он просто наблюдал за ней с убийственным презрением.
Уоррику доселе не доводилось испытывать подобного бешенства. Она намеревается украсть у него дитя! Его дитя! И если добьется этого, ей не жить! Нет, это слишком легкое наказание! Черта с два! Прежде он заставит ее пройти через все муки ада!
Девушка чуть приподняла сорочку и заерзала, устраиваясь поудобнее. Почему-то ее нежелание раздеться разъярило его еще больше. Она заявляет, что похитит его семя, но даже не потрудилась обнажить свое соблазнительное тело! Прекрасно! Скоро ей предстоит узнать, что все ее старания обречены на неудачу!
Уоррик поспешно опустил веки, чтобы не смотреть на эту прелестную дьяволицу. Он весь кипел. Упивался своим гневом и желал в эту минуту лишь одного: добраться до нее и избить до полусмерти. Она смеет проделывать такое, и с кем! С ним, могучим воином, знатным рыцарем! Подумать только, он принял ее обещание изнасиловать его без посторонней помощи за грубую шутку! Уже за одно это негодяйка заслуживает суровой кары, но отнять плоть от плоти его! Последнее и решило ее участь. Ей не жить!
Кроме того, она еще и глупа, если считает, что способна изнасиловать мужчину! Держи она рот на замке и предложи ему себя, наверняка получила бы все, чего добивалась. Один взгляд на этот лакомый кусочек, и он не устоял бы против зова плоти. Но теперь ему даже не приходилось бороться с собой: обычно могучее орудие оставалось вялым и безжизненным.
Следуя советам Милдред, Ровена не собиралась восседать на незнакомце и дожидаться чуда. Ее проворные пальчики принялись стискивать и мять его плоть, и Уоррик невольно удивился – таких ласк от женщин он еще не вкушал. Но сообразив, что девчонка что было сил вбирает его мягкую плоть в себя, Уоррик потрясенно вытаращил глаза. Зато ее собственные оставались закрытыми, губа была закушена до крови, а лоб сосредоточенно наморщен. Уоррик дернулся, когда девушка задела его ноготком, однако она, похоже, этого даже не заметила. Интересно, сколько еще она провозится, пытаясь совершить невозможное?
Оказалось, недолго. Огорченно всхлипнув, девушка сползла с кровати и почти побежала к двери. Кажется, она сдалась!
Если бы не кляп, Уоррик завопил бы от переполнявшего душу удовлетворения. Подумать только, как легко было отделаться от нее! Он победил! Она проиграла.
Но он ошибся. Женщина вернулась.
Честно говоря, он не думал, что она отважится на такое. Щеки незнакомки пылали как маков цвет, но в лице и походке читалась такая неукротимая решимость, что Уоррик поневоле насторожился. И не зря. Незнакомка медленно сбросила на пол накидку и потянулась к подолу сорочки. Уоррик моментально зажмурился. Но в ушах зазвенел нежный голос:
– Сопротивляйся сколько угодно, любезный, теперь я точно узнала, что это ни к чему не приведет.
Уоррик не ответил бы, даже если бы мог, но с удовольствием перерезал бы горло тому, кто минуту назад придал ей мужества продолжать издевательства. Он навострил уши, чтобы услышать шаги, но почувствовал лишь легкое прикосновение маленькой ручки к своей груди.
– Ты, должно быть, уже догадался, что я девственна.
Уоррик не знал этого, но волшебное слово произвело на него желаемое воздействие. Сначала он даже не понял, в чем дело, но нежные пальчики скользнули к его животу. Оставалось надеяться, что злоба и ненависть помешают ей достигнуть цели, но женщина продолжала говорить, и Уоррик поддался сладкоголосому пению этой сирены.
– В своем глубочайшем невежестве я даже не предполагала, что ты не готов для меня и нуждаешься в определенного рода… ободрении. Подумать только, что твоя мягкая плоть вырастет и нальется силой в моих руках!
Она немедленно исполнила обещание и удивленно воскликнула:
– Невероятно, но этот странный отросток уже не умещается в моей ладони! Правда, Милдред заверила меня, что так и будет! Хотелось бы посмотреть, что произойдет дальше!
Да ведает ли она, как неотразимо действует на него ее болтовня? Разрази гром и эту шлюху, и ее советчиков!
На лбу Уоррика выступили крупные капли пота. Он устоит перед обольщением!
– Я должна целовать тебя и… и лизать… особенно там, если ничто другое не поможет. Милдред говорит, что лишь мертвый не отзовется на такие ласки.
Эта чертова Милдред права: он уже горит желанием. Разум твердил, что этих баб надо бы придушить, но худшего предателя, чем плоть, не найти, а плоть не слушалась никаких доводов рассудка. Уоррик напрягал руки и ноги в бесплодном стремлении освободиться от уз, делал все возможное, чтобы сбросить ее руку, но она стояла как скала, всем своим видом показывая, что больше не попадется на удочку. Пальцы снова обхватили восставший жезл, и Уоррик затих, поняв, что своими действиями невольно способствует ее затее.
– Просто глазам своим не верю! – с благоговейным ужасом повторила она, продолжая ласкать ничтожный придаток, повиновавшийся не хозяину, а чужой руке! Ей и в голову не приходило, что его достоинство еще не вздыбилось в полную мощь, что Уоррик по-прежнему борется каждой частичкой своего существа.
– Думаю, целовать тебя ни к чему – и так все получилось!
Кажется, она разочарована? О Господи, он не вынесет этого! То, что еще несколько минут назад казалось нереальным, теперь стало явью! И если она продолжит начатое… конечно, продолжит, почему бы нет?!
Ровена взобралась на постель, и мужчина снова забился, но она успела схватить его за ноги и прижалась всем телом. Он ощущал исходившее от нее тепло, чувствовал прикосновение налитых грудок, и с каждым мгновением проклятый предатель набухал все больше и больше. Поэтому Уоррик стал лихорадочно молиться, чтобы она не соврала и действительно была девственницей, достаточно неопытной, чтобы ее планы потерпели крах.
Женщина распласталась на нем, все еще крепко держась за его бедра на случай, если он попытается снова ее сбросить. Уоррик тихо застонал. Но было поздно: она успела надежно усесться, и он тверд как сталь. Оставалось совсем немного…
Жар. Обжигающий жар и влага. Почему ее расселина не оказалась сухой и неподатливой? Почему?..
Тихий плач пронзил его, как пикой, хотя этого следовало бы ожидать. Она все еще не сумела вобрать его целиком, и все старания вызывали новую боль. Безумное дикое удовлетворение захлестнуло Уоррика. Значит, она в самом деле невинна, и страдания скоро побудят ее отказаться от гнусной затеи.
Разумеется, один мощный выпад, и с ее невинностью будет покончено, однако он оставался недвижим. Правда, ее грот был таким маленьким и восхитительно тесным, что желание вонзиться в нее становилось почти непереносимым, но он быстро задушил его. Пусть подлого предателя ничем не усмирить, но остальные части тела пока ему повинуются.
Уоррик снова услышал горестный вскрик, на этот раз более громкий, и открыл глаза, чтобы насладиться ее муками. Слезы струились по бледным щекам, сапфировые затуманенные глаза, полные боли, смотрели куда-то вдаль. Но Уоррик совершенно забыл, что она совсем голая.
Такая изящная, миниатюрная, однако прекрасно сложена, с упругими полными холмиками и узенькой талией. Прикосновение ее бедер, трепет великолепных грудей, ощущение теплых глубин, вместивших лишь половину его естества, но сжимавших его, подобно тугим ножнам, было последней каплей. Уоррик не выдержал. Кровь прилила к сердцу и к той части тела, которая не слушалась ни доводов рассудка, ни угроз, и восставший стержень легко пробил последний барьер, отделявший девушку от женщины, хотя его владелец по-прежнему не шевельнулся.
Ровена жалобно вскрикнула и обмякла, приняв грозный меч до самой рукояти. Уоррик стиснул зубами кляп, напряг мышцы, но оставался на месте, пытаясь превозмочь безумные порывы. Он истово молился, чтобы Господь лишил его мужской силы. Уоррик никогда не сопротивлялся чему-либо с такой страстью, никогда так горячо не хотел чего-то, противного воле и разуму.
Женщина стала двигаться, сначала нерешительно, неуклюже. Боль все еще не отпускала ее, слезы лились ручьем, но губы были упрямо сжаты. Она так тяжело дышала, что легкий ветерок шевелил волосы на его торсе, добавляя новые мучения к уже испытываемым. И Уоррик понял, что потерпел поражение. Он в последний раз попытался скинуть ее, почти радуясь боли в руках и ногах, но она все знала, черт возьми, и вцепилась в него как репей. А через минуту и ему стало все равно. Уоррик словно обезумел, ведомый примитивным первобытным инстинктом, и со стоном отдал ей свое семя, чувствуя при этом лишь небывалое, невероятное, ослепительное облегчение.
Будь она проклята, проклята, проклята!