Еремей же шустро пошёл вниз, к протекавшей узкой речушке, с двух берегов закрытую кустами. Но, и неудобное ружьё било по спине, и ремень резал плечи. Усиал в общем, паренёк. Однако, терпел. Ведь обещал он Афанасию Петровичу, что будет осторожен, и старался изо всез сил. Одно плохо, что ягод не было, а то смородина росла здесь на редкость хорошо.
И юноша, так с ружьём за спиной, подошёл к речке, вошёл в воду с ногами, но старался не набрать жижи в голенища сапог. Он нагнулся, и мигом набрал два полных ведра. Дело было сделано, никакая опасность на него не обрушилась, лесные звери не кинулись, что бы съесть его разом. Ерёма улыбнулся, поставил вёдра на землю, что бы ещё и умыться в речке. Просто очень спать хотелось, надо было смыть усталость. Он захватил в горсти холодной, чистой волы, и принялся ожесточённо растирать лицо, что бы глаза больше не слипались.
Тут услышал резкое глухое рычание, зашелестели ветки кустов, и поднялась вверх громадная туша оесного хозяина. Мелведь встал на задние лапы, показывая свои внушительные рост и стать, открыл пасть, обнажая клыки, и опять зарычал, только ещё более яростно. Ерёма принялся отступать в воду, так и держа вёдра в своих руках.
«И то, вёдра артельные, заругается Афанасий Петрович, точно заругается, больше не отпустит одного. Да будешь вечно только кашу варить, к делу не допустят, да засмеют», – подумал юноша.
Вроде бы Ерёма делал вид, что не боится, только вот коленки предательски дрожали. Снял ружьё с плеча, но руки нетвёрдые сделались, и ствол, сделавшись будто из масла, вдруг выскользнул из рук и упал в воду. Юноша весь вздрогнул, да нырнул с головой, силясь в тине нащупать оружие. А тут, медведь страшно закричал почти по-человечески, и внезапно замолк.
«Что такое, как бы хуже не стало» – сразу задумался Еремей, оглядевшись вокруг.
Медленно вернулся на берег, вёдра стояли на месте. А со стороны кустов тёк ручеёк, которого вроде бы, раньше и не было. А тут, Ерёма, не смотря на то, что вымок с ног до головы в холодной воде, разом вспотел. Это текла густая кровь, делая воду этой речушки розовой.
– Господи… – прошептал он, и перекрестился, и тут же отжал картуз от воды, и опять нахлобучил себе на голову.
Парнишка чуть ли не присел, а холодная водица стекала с картуза по ушам и затылку прямо за спину. Тут уж дрожать не хочешь, а враз мурашками покроешься…
– Нет, так меня ещё никто не называл, – услышал Еремей голос незнакомца, – Алексей Горн, к вашим услугам!
Затрещали кусты, и Еремей уж собрался дать стрекача, да и так в воде стоял. Примеривался, что бы нырнуть, но тут засмотрелся на незнакомца. И точно, человек выглядел, словно иностранец с картинки. Ну, или с журнала «Нива». Чисто выбритый, голубоглазый. Высоченный, почти в сажень ростом, разодетый, словно богатый путешественник. Кепи, кожаная куртка, штаны-галифе, ботинки с гетрами. С винчестером за спиной, большим рюкзаком. Правда, вместо белейшей рубашки с накрахмаленным воротничком и галстуком, имелся в наличии только тонкий вязаный свитер с воротником под самое горло.
Окровавленное лезвие охотничьего ножа он неторопливо вытер о траву и спрятал черненый клинок в ножны.
И, как дополнение картины, имелась окровавленная шкура медведя. Лежала, она, правда, на манер коврика, перед ногами этого Алексея. А у кустов их небольшая лайка жадно жрала медвежью требуху.
– Ох ты, Дружок! Дружок, ты куда от нас сбежал! – так обрадовался паренёк, что забыл назваться гостю.
– Ваш пёс? Сбежал? Так даже собаку кормить надо, оголодал. Вот, вчера ко мне прибился. Давай, сейчас костёр разведём, а то тебе обсушиться надо, замёрзнешь, заболеешь.
– Нет, – скорее испуганно произнёс юнец, делая шаг назад, – ждут меня с водой. И ты с нами иди, всё веселее у огня. Чаю попьём. И меня Еремеем Ивановичем Красильниковым называют, – важно добавил водонос.
– А, – с улыбкой тихо проговорил Алексей, – пойдём. Только мясо уложу, да и твой Дружок пока вдоволь наестся!
И то, пёс глотал здоровенные куски с кровью, и не разжевывая. Как видно, идти пока ему совершенно не хотелось. Хвост -кренделёк теперь весело смотрел вверх, а уши, хитрец, к голове прижал, всё же ожидая подвоха. И всё косил голубыми глазами на люлей. Ну а швед не спеша укладывал медвежье мясо в ткань, ловко при этом увязывая добычу. Ерёма поджидал нового товарища, а затем пошёл впереди, показывая дорогу.