Бурный роман Киры и Валентина продолжался уже три недели.
Они встречались почти каждый день, выкраивая пару часов из своих рабочих графиков и наслаждались друг другом.
Он был сильный и нежный, она страстная и трепетная.
Им было хорошо вместе, и они были влюблены…
Они не скрывали своих отношений (да и что скрывать, когда за Кирой постоянно ездила машина охраны), но и не выпячивали на показ: работа есть работа, а амурные дела должны уйти на второй план, только глаза их все время искали друг друга, а губы невольно улыбались своим мыслям.
Первые дни «неожиданно случившегося» романа Кира чувствовала себя неудобно: во-первых, потому что фактически она была еще замужем (хотя Анатолия этот факт не останавливал от походов налево), а во-вторых, Валентин был на три года моложе ее, а для мужчины тридцать лет это не то, что для женщины.
Их страстный роман вызывал у одних зависть, у других недовольство, у третьих ревность, но им было «наплевать» на мнение других – Кире уж точно.
Она не думала, что будет потом – через две недели, когда вернуться с моря дочери и родители – она просто наслаждалась забытыми чувствами: ОНА ЛЮБИМА! ОНА ЖЕЛАННА!
…– Почему ты называешь меня Ланселотом? – спросил Валентин, сажая на колени свою возлюбленную.
– Ну как же, – удивилась Кира его недогадливости, – ты появился тогда в квартире Павла, как странствующий рыцарь в помятых доспехах и окровавленной футболке…
– Нет, нет, футболку я переодел, – не согласился Валентин, пытаясь поцеловать Киру в шею.
– Я тебя запомнила в окровавленной футболке… – уточнила Кира, не очень-то сопротивляясь его поцелуям.
– Влюбилась ты в меня в окровавленной футболке, – настаивал Валентин и Кира сдалась:
– Ладно, ладно, признаюсь: ты мне понравился.
– Очень?
– Очень… не перебивай! Так вот, ты явился в квартиру, как рыцарь и всех нас спас от этого грабителя и не попросил награды. Ты мой герой – поэтому ты «милый, славный рыцарь Ланселот»!
– Ну, что я «славный» это понятно, а почему «милый»? – расплываясь в довольной улыбке, продолжал спрашивать посвященный в рыцари Ланселот.
– Потому что ты… – она нежно погладила его по щеке и так же нежно поцеловала в губы, – большой и глупый – целую неделю мне не звонил, а я ждала…
…Она называла его Ланселот, и это ему нравилось – еще ни одна женщина не называла его героем, «милым, славным рыцарем»…
Летели минуты, часы, дни, а им было все так же хорошо вместе, как в первый день.
Страсть их не угасала, но уже не так безоглядно затуманивала и кружила голову непреодолимым желанием обладать друг другом, как в первые дни, они более спокойно стали относиться к вынужденным расставаниям и больше доверять друг другу, чтобы не терять драгоценное время «любви» и омрачать ревностью их встречи.
Июль заканчивался, и Валентин все чаще задумывался о том, что будет дальше с их отношениями – дочери и родители Киры скоро вернутся, и она уже не сможет уделять ему столько же времени, как сейчас, и если они хотят быть вместе, то надо что-то решать, но Кира даже слышать об этом не хотела – жила одним днем, не задумываясь о будущем.
К тому же у него очень осложнились отношения с его другом и начальником Павлом Шубиным – Валентин руководил агентством на время болезни Павла и его лечения в Германии, а что будет дальше, когда тот вернется, он не знал: похоже Павел ревновал к нему «свою бывшую» и считал его предателем…
Разговор об этом с Кирой чуть не закончился ссорой, и Валентин решил больше не обсуждать эту тему – пусть Павел сам разбирается в своих отношениях.
… – Давай поговорим, – предложил Валентин, закидывая руки за голову.
Потянувшись, как кошка, Кира закрыла ему рот ладонью и затрясла головой, поудобнее устраиваясь у него на плече.
– Хватит пустых разговоров, я выбрала тебя и мне все равно кто что говорит.
Мужские губы под ладонью дрогнули, расплываясь в улыбке. Валентин поцеловал мешающую разговаривать ладонь и переложил ее к себе на грудь.
– Давай поговорим, – настаивал он.
Но Кира накрылась с головой простыней и, зажав уши руками, громко запела:
– «По ниточке, по ниточке ходить я не желаю. От ныне я, от ныне я – жива-а-я»!
Она не хотела больше говорить о Павле Шубине.
В прошлый раз, когда Валентин завел разговор о ее бывшем женихе (пятнадцать лет прошло, а они все «бывший жених» – она была замужем долгих пятнадцать лет, у нее двое детей, а они все о прошлом: «Ты же его любила»!), они чуть не поссорились.
…– Он же не виноват, что ваша свадьба не состоялась, – как мог защищал Валентин своего друга. – Это его мать постаралась…
– И чё? – Кира встала в позу соседки Татьяны Ивановны – «руки в боки». – Мне ему что в ножки теперь поклониться? Или памятник поставить? Не виноватый он! Что же он не пришел ко мне, когда вернулся, не рассказал, что случилось? Не объяснил все? Струсил?
– Ты вышла замуж.
– И чё? – Кира заметалась по комнате, опрокидывая стулья. На шум прибежал Ларион, но она только топнула на него ногой, что случалось очень редко, и пес послушно потрусил по лестнице вниз подальше от хозяйского гнева. – Бросил молоденькую девчонку одну в чужом доме, а сам ушел «по-английски». Не разбудил! Не объяснил! Не попрощался!
– Он же не знал, что его мать придет в его квартиру и заберет записку с кольцом…
– Должен был надеть мне кольцо на палец, прежде чем соблазнять невинную девчонку, а уж потом сматываться! Он на два года был старше – значит, умнее и должен был нести ответственность за меня! – Кира стукнула кулаком по столу, словно припечатывая свои слова.
– Он не сматывался – он тебя любил…
– Нет! Это я его любила! – в отчаянии крикнула Кира, щеки ее пылали, глаза метали молнии. – Преданно! Беззаветно! Полностью отдаваясь этому чувству! Я им восхищалась, думала, что он умный, честный, смелый, заботливый – лучший на всем свете! Я без него дышать тогда не могла! Слышишь? – дышать не могла! когда его не было рядом – вот до какой степени я его любила! А он? Он сделал мне предложение, переспал со мной, а потом испугался ответственности и уехал ни слова не говоря о своем отъезде. Разве так поступают любящие мужчины?
– Он хотел, как лучше, романтичнее что ли… – не сдавался Валентин.
– А чего хочу Я – он спросил? Он решил, он не знал, он уехал, а мое мнение его что не интересовало? Почему? Я, что тварь бессловесная, что за меня он все решает? Уехал! Бросил! И даже не понимает того, что натворил!
– Но…
– Он разбил мне сердце, и я не смогла дальше жить без него!
– Нет, Пашка тебя не бросал, он…
– Он! Он! Он! – все время ОН! – яростно кричала Кира, уже не сдерживая захлестнувшей ее злости. – А как же Я? Как же Я??? Кто защитил меня, восемнадцатилетнюю девчонку, когда его мать называла меня проституткой и грозила полицией, говоря о его свадьбе с генеральской дочкой? Он должен был встать между нами и закрыть меня своей спиной! А он? Что сделал он? Сбежал!!! Кто пожалел меня, МЕНЯ, когда я лежала в полуобморочном состоянии целую неделю??? Кто? Кто меня пожалел? Он? Нет! Его опять не было рядом! Кто в ответе за все случившееся? Его мать? А что сделал он? Он, для, того, чтобы все исправить? НИЧЕГО! Он жил себе припеваючи все эти долгие годы – ни ответственности, ни сожаления! А я страдала, мучалась! – со всей силы Кира швырнула на пол вазу с цветами, принесенными Валентином. – Да меня тогда в психушку хотели забрать, потому что я почти месяц ни на что не реагировала и не разговаривала…
Она упала на кровать и зарыдала… так горько и безутешно, словно по покойнику, что Валентин не выдержал: подошел, сел рядом и начал гладить ее по голове, как маленькую…
Кира прижалась к его груди и все плакала и плакала…
Слезы ее были горьки и бесконечны…
Плакала от обиды, что Пашка Шубин – ее первая и последняя любовь не пришел, не взял в ладони ее лицо, не заглянул в глаза, не рассказал, не прижал к груди, не увел, не пожалел, не позвал, еще тысячу «не» не сделал, главное же, не стал бороться за их ЛЮБОВЬ, а просто трусливо отошел в сторону – сломав ей и себе ЖИЗНЬ!
Когда Кира отрыдалась и немного успокоилась, не глядя на Валентина, тихо попросила:
– Не говори мне больше про Пашкину любовь и всякую такую лабуду… Слишком много обиды осталось… Нет, он меня предал! Бросил, ничего не объяснив! Отдал другому мужчине и даже не попытался побороться за нашу любовь! Если бы он меня позвал тогда… я побежала бы к нему, не оглядываясь! А он… он не пришел и не позвал… значит, я была ему не нужна… И точка! – Кира прижала руки к груди, успокаиваясь и загоняя внутрь вновь подступающие слезы. – Тот Пашка Шубин, которого я когда-то очень любила – умер, а этого взрослого, похожего на него мужчину, я просто не знаю…
…– Не хочешь слушать – не слушай, – не повышая голоса, продолжил Валентин, – а я хотел поговорить о подарке…
– О каком подарке? – Кира тут же вынырнула из-под простыни.
– О твоем. Что тебе подарить на день рождения?
– Щас подумаю… – повернувшись на бок, она игриво стала загибать пальцы, – новенькая машина у меня есть? – есть, кулончик с брюликом есть? – есть, колечко с брюликами есть? – есть, часики с брюликами (слышишь какой я делаю намек?) есть? – есть… а вот сережек что? – нет!
– Будет сделано, моя госпожа, – закивал головой улыбающийся Валентин.
– Нет, я передумала! – оскалившись и сделав «когтистые лапы», зарычала Кира и, перевоплощаясь в пантеру, набросилась на свою «добычу» и страстно поцеловала в шею. – Подари мне себя…
Она прижалась к нему всем телом, и тело его тут же загорелось ответной страстью. Он погладил ее по спине, сжал в своих объятьях ее послушное его желаниям тело и даже зарычал, пытаясь унять свое нахлынувшее без контрольное желание обладать ей и свою собственную «медвежью» силу, боясь неосторожным движением причинить ей боль. Она тут же чувствовала эту борьбу в нем и поцелуи ее стали менее пылкими и требовательными, ласки нежными и волнующими, а не разжигающими страсть. Нежность ее проникла в его возбужденное тело, смешалась с кипящей внутри и выплескивающиеся через край страстью, уняла кипение, сняла контроль, и они оба отдались обоюдным желаниям любви. Его нежная страсть и ее страстная нежность объединились, перемешались, заставили сердца влюбленных биться вместе, губы их слиться в долгом страстном поцелуе, руки сомкнуться в желании никогда не отпускать друг друга, а тела перестали оттягивать волнующий момент обладания друг другом, получая удовольствие и наслаждение от их близости.