А потом он сдается нежности,
называет ее своей
и приводит на ложе брачное,
где сжигает в другом огне.
Что до косточек тонких, беленьких
всех, кто отдан ему был до,
они страшным напоминанием
устилают пещеры дно.
Но окупится, ох, окупится
каждый крик, и слеза, и стон:
та, что сердце взяла драконие,
обратит прежний дом костром,
всех и каждого в нем ждет страшное,
и едва ль будет быстрой месть.
Сколько девушек было отдано
зверю страшному, и не счесть,
и лишь чудом одна хозяйкою
вдруг случилась его душе,
стала трепетною возлюбленной
человеческая мишень —
ритуала часть, жест покорности,
просто цель для его огня.
Она ластится теплой кошкою,
не страшится его обнять,
и дракон верным псом на привязи
восседает у белых ног.
Жатва жертву найдет кровавую
среди тех, кто ее обрек, —
так дракон обратится карою,
всяк предавший пятном золы.
Ночь, горящая в жарком пламени,
ярче станет любой зари.
Вы же поняли это загодя,
чуя в ней этот злой задор,
когда к зверю невеста первая
протянула свою ладонь,
не боясь ни огня, ни пасти, ни
гнева острых его клыков.
Сами видели, как чудовище
к ней всему вопреки влекло.
Так чего теперь горько плакаться,
что нарушился ваш обряд?
В темной ночи глаза драконии,
словно угли в костре, горят,
и стоит в серебре и золоте
дева возле его плеча.
Та, что прежде была лишь откупом,
теперь здесь его назначать.