Это была даже не дорога, а извилистая горная тропа. Настолько тесная, что места едва хватало для одного автомобиля; узкие, глубокие борозды скорее напоминали следы, оставленные лошадиными повозками, а не обычную автомобильную колею. Ветки царапали мою «камри», и мне приходилось объезжать большие валуны, вылезшие на поверхность из-за размыва почвы. Глухой лес, заброшенная дорога – все выглядело так, будто здесь никто не живет.
Но я ошибалась. Через несколько миль дорога повернула на сорок пять градусов так неожиданно, что я чуть не потеряла управление, но удалось выровнять машину. После поворота дорога стала шире. По правую руку показалась расчищенная от деревьев поляна с выровненной землей. В зарослях покрывавших ее сорняков, сквозь которые местами пробивались хосты и золотарник, фиолетовые астры и дикая морковь, стоял узкий передвижной дом. Побитую «субару» окружала изгородь из белых берез, внизу их кора свернулась в спирали, подобно старым газетам. Из-под машины что-то выбежало – как мне почудилось, кошка.
Я замедлила ход, опасаясь, как бы она не угодила под колеса, если вздумает метнуться через дорогу, и увидела, что это не кошка, а огромный кролик. Для американского слишком большой, даже больше зайца-беляка, которого я однажды мельком видела, катаясь в Вермонте на лыжах. Но это был не беляк – не коричневый и не белый, он был с блестящей черной шерсткой, длинными, заостренными, словно садовые ножницы, ушами и глазами цвета меди. Несколько секунд мы глазели друг на друга, а потом он скрылся среди деревьев. Я собралась ехать дальше, но вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд.
Перед трейлером стояла женщина. Я не видела, как открылась дверь – вероятно, женщина вышла откуда-то сзади. Навскидку ей было около шестидесяти, длинные тускло-каштановые волосы тронуты сединой. Крепко сбитая, с обветренной кожей, какая бывает, когда всю жизнь трудишься на открытом воздухе. На ней были поношенные джинсы и темно-синяя толстовка с капюшоном, под которой виднелась безразмерная клетчатая фланелевая рубаха.
Я махнула рукой в знак приветствия и неуверенно улыбнулась. Женщина тоже открыла рот, но оскалилась, как собака. Она подняла руку, в которой держала нож с длинным лезвием. Не кухонный, а охотничий нож. Без единого звука она бросилась к моей машине, широко раскрыв горящие от ярости глаза.
Потрясенная этим зрелищем, я резко нажала на газ, и машина рванула вперед. Какого черта? Я вновь круто свернула и на секунду испугалась, что врежусь в деревья, но машина мчалась дальше, подскакивая на камнях и колдобинах. В зеркале заднего вида у меня за спиной исчезала поляна, однако я успела в последний раз увидеть женщину с искаженным лицом, стоявшую посреди дороги и что-то кричавшую. Что она кричала, я не расслышала.
– Господи, – прошептала я.
Местные действительно не любили чужаков.
Отъехав на безопасное расстояние, все еще не в силах унять дрожь, я обратила внимание на какое-то движение в кустах. Я сбавила ход и выглянула в окно. В зарослях притаился очередной черный кролик. Или это тот же самый, которого я только что видела? Трудно сказать… У меня на глазах кролик встал на задние лапы. И продолжал вытягиваться. Его тело становилось все длиннее и длиннее, тоньше и тоньше, словно состояло не из плоти, меха и костей, а из чего-то иного. И вот мне уже начало казаться, что он вот-вот порвется, как чересчур растянутая полоска пластилина. Если бы он стоял рядом со мной, кончики его ушей коснулись бы моего подбородка. Зверек посмотрел на меня немигающим взглядом глаз цвета нового пенни, а затем метнулся в лес.