Следующие несколько недель пролетели незаметно – мы с Нисой готовились к переезду. Жаль, я не сделала больше фотографий Хилл-хауса, чтобы показать Стиви и Аманде Грир. Имани ехать отказалась – в это время ее дочь должна была посещать колледж, – но заверила меня, что готова режиссировать сценические чтения, как только мы вернемся в город.
Несколькими засвеченными фотографиями, которые у меня вышли, делиться смысла не было, хотя я разглядывала их, когда рядом никого не было, всякий раз чувствуя легкий укол, словно тайком пролистывала содержимое телефона Нисы. Но в основном я была занята сборами и следила, чтобы Стиви не совершил очередной глупости – например, не пригласил в гости какого-нибудь парня, с которым познакомился в интернете.
Еще мне нужно было договориться с Амандой. Та, как выяснилось, не хотела рассказывать своему агенту, что согласилась на эту работу.
– Две недели за городом без участия продюсера? Да она наверняка скажет мне не тратить время, – пояснила Аманда в очередной беседе. – Ничего личного. Но мне действительно нравится сценарий, и я уверена, мы сумеем договориться…
Перспектива договориться превзошла все мои ожидания, и мне, скорее всего, придется заплатить меньше, чем если бы я действовала через агента Аманды и актерскую ассоциацию. Я изучила свой баланс, подсчитала, сколько уже заплатила за Хилл-хаус, Аманде, Мелиссе и Тру Либби (который согласился для нас готовить), не говоря уж о бензине и еде. Когда мне не давали покоя мысли о том, как быстро тает мой грант, я вновь прокручивала размытые фотографии Хилл-хауса и представляла себе, как мы с Нисой сидим на веранде с бутылкой шампанского, глядя, как солнце скользит вниз по октябрьскому небу.
И вот наконец, за день до назначенного приезда Аманды, мы вновь отправились в Хиллсдейл. С нами ехал Стиви, втиснувшийся на заднее сиденье между нашими подушками, рюкзаками и своей огромной сумкой с ноутбуком, микрофоном и прочим звукозаписывающим оборудованием. А также арсеналом электронных сигарет с табаком и каннабисом и пузырьком алпразолама, на этикетке которого значилось имя Стиви, хотя различные таблетки, в основном снотворное, но не только, он на самом деле стащил у многочисленных друзей и родных.
– Я всегда держу ее при себе, ты же знаешь, – сказал Стиви в ответ на мои удивленно поднятые брови при виде сумки у него на коленях, похожей на гигантского слизняка в белую и зеленую полоску. – Если положу в багажник, там не хватит места для Нисиного ящика с вином, или ее гитары, или книг, или ее невероятно особенного кофе, обжаренного вручную монашками-затворницами…
– Боже мой, – застонала Ниса. – Сколько недель нам это терпеть, Холли? Не монашками, а монахами-траппистами[21].
Мы со Стиви расхохотались.
– Спасибо за пояснение, – сказала я.
Стояло чудесное утро. Мы выехали затемно и на рассвете добрались до парка Таконик. Осенние листья уже утратили остатки зелени и приобрели алую, огненно-оранжевую и сияющую желтую окраску. В такую рань на парковом шоссе было мало других машин. Я бросила взгляд на Нису.
– Волнуешься?
– Очень! – ответил Стиви, прежде чем Ниса открыла рот. – Ты сказала, дом кишит духами. Удалось узнать, в чем там дело?
– Нет там никаких духов. Эйнсли сказала, что…
– А мне удалось. – Стиви открыл окно, затянулся электронной сигаретой и выдохнул дым с ароматом роз. – Жена первого владельца, при котором построили дом, погибла, когда ее карета врезалась в дерево. Это произошло в тысяча восемьсот восьмидесятом. Лет шестьдесят назад погибла еще одна женщина, чья машина врезалась в то же самое дерево. В восьмидесятые это случилось вновь, с очередной женщиной. И тогда дерево наконец срубили.
– Похоже не на духов, – сказала я, – а на неудачную прокладку дороги. Я видела оставшийся от дерева пень. Судя по всему, оно было огромным. Не представляю, как его можно было не заметить.
– Это было на форуме про дома с духами. – Стиви с деловым видом поправил очки, будто читал лекцию о сращивании ДНК, а не сидел на «Реддите». – Считается, что одна из погибших, по всей видимости, покончила с собой. Еще упоминался какой-то паренек, который отравил свою семью, когда они там жили. Нет, не свою семью, – задумчиво поправил себя он. – Гостей. Но это было намного позже, кажется, в восьмидесятые.
– Ух ты! – Ниса сползла вниз по сиденью. – Обалдеть! Ты погуглил дом?
– Конечно.
– И?..
– Ничего. Все это произошло до интернета, а Хиллсдейл находится у черта на куличках. Пара упоминаний о трагедии в маленьком городке, а еще Хиллсдейл фигурирует в какой-то старой статье про всяких сатанистов в детском саду. И про сатанистов, которые играют в «Подземелья и драконы». А так, кроме поста на форуме, я больше ничего не нашел.
Ниса окинула меня победоносным взглядом.
– Говорила же, там призраки! Эйнсли нас обманула.
– Призраков никто не видел, – печально возразил Стиви. – Говорят только, что в Хилл-хаусе какая-то дурная атмосфера. И телефон плохо ловит.
– В домах с призраками всегда плохо ловит. – Ниса повернулась к Стиви. – Это указывает на то, что там духи.
Стиви засмеялся громче, чем того заслуживало ее замечание. Она потянулась к заднему сиденью и взяла Стиви за руку.
– Я так рада, что ты здесь, – сказала она.
– Я тоже, – ответил он.
Со Стиви мы познакомились сразу после колледжа в дешевом театре, располагавшемся в бывшем массажном салоне на Брум-стрит. В выходные там играли три коротких пьесы, которые я написала, под названием «Платный просмотр». Стиви занимался звуком. В основу каждой из пьес легла технология кинетоскопа[22]. На «Чертовщину» меня вдохновила парижская литография тысяча восемьсот сорокового года; «Убийство Марии Мартин в Красном амбаре» было основано на английском кинетоскопическом фильме тысяча восемьсот девяносто четвертого года; в основу «Платного просмотра» лег мой собственный краткий опыт стриптиза в интернете, который помог мне оплатить последний год учебы.
«Платный просмотр» шел всего одни выходные, но Стиви вел себя так, словно мы выступаем в Вест-энде. Его звукорежиссура получилась великолепной: жутковатые отзвуки голосов, далекие раскаты грома, вопли, переходившие в крики чаек. Меня удивило, что он знаком с кинетоскопом девятнадцатого века, но Стиви оказался помешан на викторианском миниатюрном театре, что прекрасно сочеталось с моей любовью к Гран-Гиньолю[23]. Он собрал странную коллекцию и иногда приносил на репетиции свои картонные модели.
– Разве тебе не хотелось бы исчезнуть в нем? – спросил он однажды, неохотно сворачивая миниатюру по мотивам «Подлинной истории Синей бороды».
– Я там не помещусь. А ты-то уж точно.
Тогда мы были очень близки, хотя до романа дело не дошло. Стиви спал и с мужчинами, и с женщинами, а я со школы не прикасалась к парням. Мы курили травку и вместе гадали, почему не можем влюбиться друг в друга вместо каких-нибудь эгоцентричных редакторов детской литературы и актрис (я) или череды культуристов – и, как правило, адвокатов, – склонных к приступам ярости, вызванным употреблением стероидов (Стиви).
– Бывает ли любовная дисфория? – однажды ночью спросил он, когда мы лежали в обнимку у него на диване, укурившись до такой степени, что у меня онемел язык. – А то у меня, по-моему, как раз она.
– Все получится, милый, – заверила его я.
Но до сих пор так ничего и не получилось.
– Ты взял с собой какие-нибудь жутковатые миниатюры? – спросила я, надеясь отвлечь его от Нисы.
– Да! – Стиви отпустил руку Нисы и вытянул длинные ноги, упершись ступнями в противоположную сторону машины. – «Синюю бороду», оригинал Якобсена, который я нашел на «eBay». Датский. Ужасно дорогой, но такой красивый. Декорации – мавританский замок. Честное слово, там можно жить. Ну, если в тебе росту два дюйма.
– Господи, Стиви, ну ты и ботан! – Ниса игриво похлопала его.
– Ты мне еще спасибо скажешь, когда увидишь, что я сделал для вашего спектакля. Нашего спектакля, – поправил он себя, заметив мое отражение в зеркале заднего вида. – Спектакля Холли.
– Нашего спектакля, – повторила Ниса и сунула в уши наушники.