Глава двадцать четвертая

Я ехала в тишине, обуреваемая смесью раздражения и облегчения от того, что Ниса и Стиви оба задремали или хотя бы замолчали. Больше не придется слушать, как они смеются над шутками, которых я никогда не понимала. Тяжелое дыхание Нисы пахло мятной мармеладкой с марихуаной, которую она съела перед отъездом. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела, что Стиви обнимает сумку, одну ногу сунул в нишу колеса, а вторую согнул чуть ли не вдвое, хотя она все равно упиралась в дверь. Ох…

Стиви был шесть футов четыре дюйма[24] ростом, худощавый и слегка сутулый. Забавно, что его звали Стиви Лидделл[25], при том что ему всю жизнь везде было тесно. В детстве он играл Ловкого Плута в постановке мюзикла «Оливер!» и не скрывал того, что подвергся сексуальному насилию со стороны одного из актеров.

– Не Фейгина или Билла Сайкса, – рассказал он мне как-то вечером. – По крайней мере это было бы… ну, в духе Диккенса. Это был просто парень из массовки. Обычный педофил.

– Ты кому-нибудь рассказал?

– Нет. Мне было одиннадцать, ему девятнадцать. Я был так рад иметь друга постарше. Он умер после того, как я окончил школу. Учился в магистратуре в Йеле и как-то раз врезался в дорожное ограждение, когда ехал по бульвару Мерритт на скорости девяносто миль в час. До сих пор радуюсь, проезжая мимо Нью-Хэйвена.

Когда у Стиви начал ломаться голос, он из самоуверенного мальчишки на сцене превратился в неуклюжего дылду-школьника, постоянно спотыкавшегося о собственные развязанные шнурки и мебель, которая как будто двигалась при его приближении. Очки помогли, но в старшей школе он в основном сидел за компьютером, писал музыку и диджеил на вечеринках. Занимался техническим обеспечением школьных постановок и общественного театра и поначалу, вместо того чтобы пойти в колледж, ездил по стране и выступал на музыкальных фестивалях.

Когда мы познакомились, он опять сотрудничал с театрами, на сей раз в роли звуковика. Он предпочитал фланелевые рубашки и одежду бренда «Кархарт» еще до того, как они вошли в моду, и ходил по неоязыческим магазинам типа «Восхода Гекаты».

Нас объединяло еще кое-что – ведьмы. Я преподавала своим ученикам «Макбета» отчасти потому, что в их возрасте сама влюбилась в Шекспира, увидев, как три вещих сестры стоят над пластиковым котлом, полным сухого льда, а на лицах у них нарисованы зловещие знаки, символизировавшие темные тайны, которые не стоит выведывать обычному тринадцатилетнему ребенку.

Незадолго до полудня я въехала в Хиллсдейл. Эйнсли уехала на выходные, но оставила ключ от Хилл-хауса под цветочным горшком на крыльце конторы. Ниса и Стиви проснулись, когда я припарковалась и выскочила из машины, чтобы размяться.

– Мы почти на месте! – запела Ниса и обняла меня, когда я вернулась в машину с ключом. – Ты рада?

– Да, – улыбаясь, ответила я.

Загрузка...