Ника бежала по лесу, плохо соображая, что происходит вокруг. Перед глазами то и дело вспыхивали картинки, как будто один мир накладывался на другой, снег смешивался с огненной пустошью, и там, где был огонь, вперед стремительно неслась гиена. Болезненно тощая, с редкой черной шерстью и злобным оскалом. Ника едва поспевала за ней: задыхалась, останавливалась, хватаясь за столбы деревьев, спотыкалась о невесть откуда берущиеся камни, падала, быстро поднималась и бежала дальше.
Гиена ловко маневрировала между деревьев, будто и вовсе могла проходить сквозь них. В какой-то момент Нике показалось, что животное замедлилось. Девушка из последних сил ускорилась и уже готова была ухватиться за нее, как вдруг гиена резко обернулась и прыгнула. Ника почувствовала толчок такой мощной силы, что не смогла устоять на ногах и с размаху упала на землю.
Ослепляющий свет ударил в глаза. Ника закрыла лицо руками, чувствуя, как становится жарко. Огонь! Гигантские полосы, сотканные из кроваво-красных языков пламени, с неистовой силой неслись по земле в десяти метрах от нее. Было так ярко, что она толком и не видела ничего больше. И вдруг необъяснимая сила подняла ее на ноги и заставила бежать в самое пекло. Пот струился по вискам, Ника слышала свое тяжелое дыхание, она рычала и скалилась. В какой-то момент в поле зрения появилось еще одно животное – куда более здоровое, со сверкающей светлой шерстью и длинной мордой, очень похожей на волчью. Ника не видела его раньше, но точно знала, что преследовали они одну цель.
А потом они прыгнули в огненную полосу. Каждую клеточку тела объял огонь, но было не больно. Наоборот, он насыщал их новой силой и делал абсолютно неуязвимыми. Наконец, Ника различила впереди силуэты. Несколько человек бежали прочь, кто-то кричал. Внезапно один из беглецов обернулся и выставил руки вперед, будто хотел защититься. И тогда Ника и то второе животное прыгнули на него и повалили на землю.
Мужчина что-то кричал на незнакомом языке, отбивался, но жизнь безудержно покидала его тело, и с каждой секундой он становился все слабее. Ника раздирала его глотку острыми зубами. Кровь заполняла рот, стекала по подбородку. Второе животное мертвой хваткой вцепилось в плечо человека. В какой-то момент Ника разглядела в жертве мужчину с огненной рыжей шевелюрой. Он что-то шептал, едва двигая губами. Девушка резко отпрянула от него, тяжело дыша, утерла рот рукавом и, словно завороженная, наблюдала, как незнакомое дикое существо разрывает беднягу на части.
А вокруг пылал огонь! Он тянулся широкими полосами на сотни метров вперед, уничтожая все следы других беглецов. Ника видела, как горят ее руки, как кровавые языки пламени нещадно бьют по ногам, но она по-прежнему ничего не чувствовала. Внезапно то другое животное повернулось к ней, взглянуло так, будто впервые увидело, и двинулось в ее сторону. Ника поползла назад, не смея отвести взгляд. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно: девушка бросилась на него прежде, чем тот успел среагировать, и в несколько секунд разорвала мохнатую глотку. Последнее, что она слышала, – жалобный визг.
И наступила тишина.
Больше не было огня. Он погас стремительно, словно по щелчку пальцев. Судорожно сглатывая, Ника сидела на земле и с ужасом наблюдала, как откуда ни возьмись появляется туман. Едкие заковыристые струи, будто пальцы неведомых монстров, обволокли разорванное тело мужчины, затем потекли в сторону Ники, по пути поглотив кровавую тушу искрящегося зверя.
Холод пронзил мгновенно, а, может, это страх так действовал. Ника в панике стала ощупывать себя: ничего необычного, человеческие руки и ноги, и даже на лице не было крови, хотя во рту все еще ощущался металлический вкус. Клубни тумана коснулись ног. Они пробирали до мозга костей, словно высасывали жизнь. Девушка повалилась на землю, чувствуя, как ее сознанием завладевает кто-то другой.
И вдруг из тумана вышел человек: высокий, широкоплечий, с ясными зелеными глазами.
– Саша, – прошептала она и, подскочив, бросилась к нему и заключила в объятия. Он был холодным, еще холоднее, чем туман, но Ника не понимала этого. Как сумасшедшая, она прижималась к нему все сильнее и сильнее, боясь отпустить и больше не увидеть.
– Она показала мне, – сквозь всхлипы сказала Ника. – Это гиена, Саша, Джей Фо – это гиена, и она внутри, – девушка ткнула себя в грудь и посмотрела на парня. – А у тебя – тоже какая-то псина, но я не поняла. И был огонь, так много огня! Я горела! – Ника встряхнула его за плечи. Саша смотрел на нее безучастно, но она не замечала. – И гиена с этой псиной кого-то убили! Я была в ее теле, я вцепилась ему в горло! Она показала! Миккая сказала, что эти души прокляты, это он их проклял – этот рыжий беглец! Кто же он? – не отдавая отчет своим действиям, Ника трясла Сашу за плечи. – Я так скучала по тебе, ты знаешь? – она вновь приникла к нему и с наслаждением вдохнула запах, которого и не было. – Но мне надо понять эту гиену, она покажет, что случилось. Мы вытащим эти души из нас, и все будет хорошо! Ты веришь мне? – Ника посмотрела на него слезящимися глазами и шепотом добавила: – Веришь?
Ника встала на цыпочки и поцеловала его в холодные губы. Никакой реакции. Она нахмурилась. Сознание постепенно возвращалось, и все нутро заволокла тягучая грусть. Саши здесь никогда и не было. Снова иллюзия. Он где-то там, в другом мире, и даже не догадывается о том, что происходит. А это… Ника всматривалась в лицо существа, выдававшего себя за Сашу, и медленно отходила назад. Он был каким-то мертвым, с пустотой в глазах и отсутствующей мимикой. Он просто глядел на нее и даже не шевелился.
– Зрение мешает тебе увидеть все, – неожиданно сказал незнакомец губами Саши. – Хочешь ли ты пойти до конца, чтобы, наконец, увидеть?
Ника растерянно смотрела на него. Нукко? И как зрение может помешать увидеть? Он стоял перед ней в образе самого дорогого на свете человека, и это так подло! Он, что, безликий?
– Я не понимаю…
– Ты должна остаться один на один со своей памятью, впустить ее в свою голову и сосредоточиться только на ней, на Джей Фо.
Широко распахнутыми глазами Ника смотрела на Нукко в облике Саши, и от обиды по щекам покатились слезы.
– Прекрати выглядеть как он! Ты мерзкий!
– Я не меняюсь, это ты так видишь, – спокойно ответил ведьмак.
Ника прижала руки к вискам и принялась расхаживать взад-вперед, быстро соображая. Это сумасшествие, не иначе.
– А-а-а-а, – задрав голову к небу, закричала она. – Хорошо! Хочу! Хочу! Хочу!
И мир утонул в темноте. Ни деревьев, ни тумана, ни ведьмака. Сплошная чернота, стремительно заполняющаяся звенящей тишиной: она давила на уши, все громче и громче, пока, наконец, не взорвалась сотней смешанных звуков.
Нику охватила паника. Выставив руки вперед, девушка пыталась нащупать хоть что-то живое. Ослепла. Ничего не видела и не контролировала.
– Зачем ты это сделал! – отчаянно крикнула она. – Верни все как было!
– Я ни-че-го не делал, – где-то впереди раздался голос Нукко.
Ника почувствовала его ладонь на своем плече и часто задышала. Как страшно!
– Ты до сих пор сама управляешь собой и айтаном. И даже душа Джей Фо ничего не делает без твоего желания. Осознай это.
Ника схватилась за руку Нукко, как за спасительный круг, и застыла на месте. Что-то маленькое и мокрое коснулось щеки. Кажется, снег. От неожиданности она вздрогнула и вдруг почувствовала, как пальцы левой руки погрузились в нечто мягкое. В нос ударил запах псины.
– Хватай крепче, идиот, – прошипел Сфонов.
Мужчина изо всех старался удержать веревку в руках. Лицо перекосило от напряжения и налилось кровью, лоб покрылся каплями пота. Ноги зарылись в землю, но продолжали скользить вперед под силой вырывающегося тараначи.
Саша проигнорировал Кира и намотал веревку на запястье. Они стояли друг напротив друга и тянули каждый в свою сторону. Существо неистово брыкалось, лязгало зубами, силясь перекусить путы, но тщетно.
– Потащили! – отдал команду Сфонов и резко дернул веревку на себя.
– Как тащить, оно неуправляемо! Стреляй снотворным!
Тараначи взбрыкнул, и Саша едва устоял на ногах. Кир бросил на него свирепый взгляд и открыл, было, рот, чтобы ответить, как вдруг существо подскочило в воздух, издав жалобный визг, и замертво упало на землю. Саша и Кир одновременно выпустили веревки и вытаращились на тело.
Этот тараначи был другим – со светлым торсом и белой шерстью на ногах и бедрах, и черты морды у него были не такими резкими и уродливыми, как у тех, кого они уничтожали несколько месяцев. «Самка», – сразу догадался Саша. Они с Киром Сфоновым выслеживали ее почти десять недель. Али Ши приказал не убивать ее, только поймать, чтобы потом раз и навсегда прогнать тараначи с имперских земель, угрожая расправой над их «матерью». Саша еще тогда удивился, отчего командир изменил свое мнение: еще в декабре он был уверен, что всех тараначи необходимо стереть с лица земли.
Кир утер пот со лба рукавом плащевой куртки и подошел к телу.
– Нет, ты глянь, – выдохнул он, присаживаясь на корточки, – тварь-то перегорела.
И, действительно, из ушей и ноздрей существа валил черный дым. Его глаза были распахнуты, зрачки закатились, уродливые губы приоткрылись будто от удивления. Отчего-то в горле защипало, и Саша сглотнул. Нет, ему совсем не жаль эту самку, но все прошло не по плану. Пустое убийство!
– Это от веревки? – спросил Саша.
– Без понятия, вроде обычная совсем, – пожал плечами Кир. Мужчина поднялся на ноги и, закурив, отвернулся. – Не бери в голову. Давай притащим тело к Ши, пусть сам думает, что дальше делать.
Саша хмуро кивнул. До отбоя еще час, а им нельзя было появляться в лагере, пока все бодрствовали. Пришлось ждать. Парень опустился на бревно и скинул с себя куртку. Пожалуй, сегодня был первый теплый вечер за всю весну. Сам-то он не обращал внимания на погоду, но Севиль часто говорила, как ждет тепла, как любит солнце и как мечтает оказаться на море. Саша закрыл глаза. И зачем думать об этом сейчас? Он давно не замечал ни солнца, ни всей этой лесной красоты и не чувствовал запаха реки, о которых постоянно твердила девушка. В дневное время он вместе с другими студентами лагеря учился, а по ночам, несколько раз в неделю, выбирался со Сфоновым в лес наблюдать за тараначи. Иногда к ним присоединялся Али Ши. Они уже уничтожили около десяти тварей: выманивали их вглубь леса, подальше от основного места обитания, убивали, а тела сразу же сжигали. Это стало обычным делом, неотъемлемой частью жизни в лагере – единственной реальностью, в которой не было места никаким горам и запахам весенней листвы.
– Они заметят, что самка пропала, – тихо сказал Саша, вычерчивая палкой на земле хаотичные линии. – Не зря же мы раньше ее не видели.
– Ну и что? Мало ли что может случиться. Они же тупые, тут до обрыва недалеко.
– Думаешь, тупые? – Саша сомнительно поджал губы.
Кир закатил глаза и затянулся сигаретой. С той их первой стычки много воды утекло. Они по-прежнему не были друзьями, но терпели друг друга по долгу слепой службы Али Ши. Сфонов больше не позволял себе провокационных высказываний в адрес наследственности Саши, хотя никогда не упускал возможности подколоть его или напомнить, «кто здесь старше». Поначалу Саша жутко бесился, а потом как-то привык и вовсе перестал обращать внимание. Наоборот, иногда парень ловил себя на мысли, что завидует солдату. Тот был выходцем из семьи архитекторов и не раз рассказывал, как по возращении присоединится к проекту отца по работе над новым зданием для императорского театра. Было невыносимо обидно и грустно делить казарму с человеком, который может так легко, для себя, исполнить его мечту.
Целый час ребята провели в тишине. Затем перевязали тело веревками, будто это было самое обычное дело, и поволокли в лагерь. К удивлению, Али Ши встретил их у ворот и, не сказав ни слова, кивком велел идти за ним, к складам. В одном из помещений, где хранилось продовольствие, командир открыл огромный холодильник и погрузил тело.
– На несколько недель нужно залечь на дно, никаких прогулок в лес к обрыву. Я предупрежу всех, – отрезал он и удалился.
Кир и Саша переглянулись. Сфонов пожал плечами и, выйдя на улицу, снова закурил. Саша пожелал ему хороших снов и не спеша направился в казарму.
Над лагерем висела темная ночь. Огни горели только над входами в жилые дома. За несколько месяцев Саша привык к аутентичной атмосфере поселения и уже не мог представить иной жизни. Стания напоминала маленькую деревушку, где каждый друг друга знал. Местные жители с теплотой встречали новобранцев и с радостью делили с ними праздники, приглашали на ужины, а иногда, по вечерам, устраивали посиделки на улице с тихими песнями и разговорами обо всем на свете. Все знали о том, кем был Саша, но никто (кроме Кира Сфонова) не говорил об этом, не считал его каким-то особенным.
Проходя мимо дома Севиль, Саша остановился и несколько минут смотрел в темное окно. Он думал о Мари. С сестрой они не виделись уже четыре месяца. В январе она приезжала на новогодние праздники, всего на день, и в свойственной ей манере каждые пять минут спрашивала, больно ли ему от потери пальцев. Мари была такой заботливой, и даже на расстоянии он каждый день чувствовал ее в своей голове. Их эмпатия никуда не ушла. Мари, как и хотела, поступила в Императорский колледж на музыкальное отделение по классу фортепиано и уже успела добиться успехов: у нее появились первые ученики среди первоклассников, а в начале лета должен был состояться концерт. Кажется, она будет аккомпанировать какой-то певице. Саша не знал никого, но чертовски радовался ее успехам.
Он улыбнулся и, спрятав руки в карманы, хотел, было, идти дальше, как вдруг дверь открылась, и в проеме показалось заспанное лицо Севиль.
– Эй, привет, – шепнула она и улыбнулась. – Что ты здесь делаешь так поздно?
– А, ничего, – отмахнулся Саша. – Не спится. А ты спи.
– Тоже не хочется, – она смущенно потупила взгляд. – Может, чай?
Саша пожал плечами и зашел внутрь. Дом у Севиль был такой же милый и скромный, как и она сама: много книг, выцветшие плакаты из восьмидесятых на стенах, старые кресла со светлой обивкой и блеклые воздушные шторы на окнах. Саша устроился на диване, видимо, служившем ей спальным местом, и несколько минут просидел с закрытыми глазами, не думая ровным счетом ни о чем.
– Сегодня с облепихой, – Севиль вернулась в комнату с двумя дымящимися кружками и, вручив одну из них Саше, села рядом.
Возникла неловкая пауза. Они и раньше подолгу молчали в обществе друг друга, но отчего-то сегодня было неловко. Севиль несколько минут сосредоточенно разглядывала содержимое кружки, а потом внезапно встала и, подойдя к магнитофону, нажала красную кнопку: комнату заполнила мелодичная и совершенно незнакомая мелодия.
Саша вскинул брови, но Севиль лишь смущенно пожала плечами и протянула ему руку:
– Давай танцевать?
– Э… плохая идея, правда… я так себе танцор… да и вообще, – растерянно сказал он, заключив, что, в целом было очень глупо приходить сюда.
– Просто танец, – Севиль обняла себя за плечи, заливаясь румянцем, – это же ничего…
– Ладно-ладно, извини, – Саша поспешил поставить кружку на пол и подошел к девушке. – Давай танцевать, что же тут такого.
Саша обнял Севиль за талию, а она положила руки ему на плечи. Они медленно раскачивались в такт этой странной мелодии, собранной из самых разнообразных музыкальных инструментов, и с ощутимой неловкостью глядели в разные стороны. Саша не понимал, что происходит, просто знал, что не должен быть здесь, и что все это – плохая затея, а еще этот раздражающий сиплый голос, поющий о какой-то неземной радости прощения… Он уже решил идти в казарму, как вдруг почувствовал пальцы Севиль у себя за ухом – ровно в том месте, где значилась татуировка.
– Это «Гончие псы», да? – тихо спросила она. – Я прочитала. Почему они? Ты же знаешь историю…
– Знаю, – перебил Саша. Ему безумно захотелось, чтобы Севиль убрала руку. – Мы просто… то есть я… для меня это значит другое. Так совпало…
Сердце забилось сильнее и стало раздражающе жарко. Севиль опустила голову ему на грудь, но пальцев от татуировки так и не убрала. Саше казалось, что участки кожи, которых касалась девушка, горели. А еще от нее так приятно пахло какой-то пряностью – корицей, мускатным орехом… чем? Рука Севиль скользнула от плеча ниже и остановилась на его груди, будто ловила ритм сердца. Она улыбнулась, и тогда Саша заключил ее лицо в ладонях и поцеловал. Нежная и невероятно трепетная девушка. Она повисла в его объятиях, полностью отдаваясь захватившему чувству. А Саша совершенно не понимал своих ощущений. Он целовал ее все сильнее и настойчивее, будто хотел достучаться до чего-то, способного унести в забытье. И было очень приятно чувствовать вкус ее мягких губ и теплые пальцы, с такой удивительной заботой сжимающие плечи, но музыку он ощущал гораздо сильнее, чем ее саму.
– Это из-за меня? – выдохнула Севиль, вновь дотрагиваясь ладонью до груди – туда, где отчетливее всего ощущался стук сердца.
Саша растерянно посмотрел на нее и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Он уже хотел ответить, как вдруг лицо обожгло ярким светом. Они одновременно бросились к окну. На улице, за домами, там, где были склады с едой, что-то горело. Огонь был таким высоким и ярким, что освещал половину лагеря.
– Это же наши запасы! – Севиль дернулась к выходу, но Саша удержал ее за руку.
– Будь здесь! Слышишь, здесь!
– Могут быть пострадавшие, я помогу!
– Сейчас два часа ночи, никого там не было! – Саша схватил ее за плечи и встряхнул. – Будь здесь, обещаешь?
Севиль неуверенно кивнула, и он чмокнул ее в лоб. И в этот момент раздался взрыв. Окно разлетелось вдребезги, и их отбросило на пол, осыпав жгучими осколками. Саша закашлялся. Он хотел быстро подняться, но ладони то и дело натыкались на стекло. Севиль лежала рядом, с широко распахнутыми глазами, ухватившись руками за горло, и хрипло дышала.
– Тихо-тихо, – Саша подполз к ней, – молчи.
Один из осколков попал в шею, прямо под ухо. Саша схватил с дивана подушку и быстро снял с нее наволочку.
– Потерпи, – прошептал он и дернул кусок стекла вверх. Из раны обильно текла кровь, и он поспешил приложить к ней тряпку, затем взял руку Севиль: – Держи крепко, хорошо? – девушка с ужасом смотрела на него, беззвучно шевеля губами. – Молчи и держи. Ты справишься? Скажи, справишься?
Севиль сделала жест головой. Саша прижал ее руку к тряпке, и в этот момент услышал тихое рычание. Он обернулся и застыл как вкопанный: в оконном проеме блестела лысая черная голова существа без носа. Тараначи скалился, впившись в него взглядом, и готовился вот-вот прыгнуть. Саша почувствовал, как кто-то заметался внутри и с яростью устремился наружу.