– Саша, вы простудитесь, – Севиль подошла к нему и робко протянула плед.
Саша встрепенулся и удивленно посмотрел на нее. Севиль точно не принадлежала этому миру. Слишком милая, слишком идеальная, слишком непорочная и слишком правильная – в каждом движении, в каждом взгляде, во всем.
– Спасибо, ты – хорошая, – Саша натянуто улыбнулся и, развернув плед, небрежно набросил на плечи. – И не надо «выкать».
И без того яркие от веснушек щеки девушки вспыхнули. Потупив взгляд, она опустилась на колени рядом с ним и плотнее запахнула пальто.
Они сидели на краю обрыва: за спиной – лиственный лес, отделявший их от военного лагеря, впереди, под свисающими ногами Саши – мелкая речушка. Сюда редко кто приходил, разве что звери. Пару раз Севиль видела оленя и часто слышала волчий вой, но Али Ши не уставал распинаться, что звуки издавали тараначи. Декабрь наступил, однако снега совсем не было, и жухлая трава больше говорила о поздней осени.
– А что… что это? – Севиль коснулась места за его левым ухом, и Саша дернул головой.
– Да так… одно воспоминание, – отмахнулся он и машинально потер кожу пальцами: татуировка из двух звезд едва виднелась за мочкой уха. Людям, не видевшим настоящего неба, никогда не понять, что это значило для него.
– Зачем ты ходишь за мной? Ребята пустят слухи.
– Не знаю, просто с тобой спокойно, – не задумываясь, ответила Севиль и покраснела пуще прежнего. – Мне все равно, что думают другие. И я… я бы хотела… – девушка запнулась и нахмурилась, – у меня есть просьба. Наверное, это прозвучит странно, но… когда ты вернешься домой… мог бы ты… мог… бы забрать меня с собой?
Саша вскинул брови. Вот так поворот!
– В качестве кого?
– Прислуги, фрейлины для твоей сестры или еще кого, неважно! – с жаром выпалила Севиль. Ее глаза загорелись, и она на коленях повернулась к Саше. От ветра огненные пряди волос танцевали на голове подобно языкам пламени. – Я устала от этого места и мечтаю выбраться в столицу. Мне здесь плохо, правда. И я очень хороший работник, никакими делами не брезгую. Получится ведь, да?
Парень рассмеялся, впечатленный ее энтузиазмом.
– А на самом деле, зачем тебе к нам? – улыбаясь, спросил он.
Севиль вновь нахмурилась, и ее глаза потускнели. Она обняла себя руками за плечи и грустно уставилась в пустоту.
– Не хочу, чтобы меня нашли, – едва слышно сказала девушка. – Здесь открытая местность и много странных существ, сложно отследить новые порталы.
– Та-а-ак, – выдохнул Саша. Обычная медсестра – просто кладезь тайн, оказывается. – Давай выкладывай.
Севиль поджала губы и помотала головой, как ребенок, который отказывался разглашать свои тайны. Саша нетерпеливо закатил глаза и взял ее за руку:
– Я смогу тебя защитить, только если ты расскажешь правду. Веришь мне?
– Я… я… – взгляд Севиль забегал из стороны в сторону в попытках придумать отговорку, но она быстро сдалась и, обреченно вздохнув, сказала: – Ты же слышал, есть еще один мир, хоть мы мало о нем знаем. Но он есть, – девушка стиснула его пальцы, – и люди в нем опасные, они хотят нам смерти.
– Ты уверена?
– Уверена! Я чувствую. Но я не знаю, почему, – на ее глаза навернулись слезы. – Они что-то ищут у нас, и пока не найдут, будут скрываться.
– Откуда ты знаешь?
– Они думают, что мой отец поможет им. Но он прячется! И остаюсь я, – Севиль округлила глаза, будто внезапно чего-то испугалась, а потом выпалила: – Гидеон Рафус – вот кто мой отец!
Саша вытаращился на нее и разжал пальцы. Севиль тут же сцепила руки на груди и, съежившись, отвернулась, словно ей стало стыдно от сказанного. От реки поднялся сильный ветер. Он столбом ударил вверх, и Саша невольно откинулся назад, едва успев упереться ладонями в землю, чтобы не упасть. Парень потряс головой.
– Почему именно твой отец? – он искоса взглянул на Севиль. – Есть и другие маги.
– Таких больше нет. Он бессмертный… точнее, он проживает обычную жизнь в шестьдесят – восемьдесят лет, умирает, а потом его душа возрождается в новом теле, и к совершеннолетию он вспоминает все свои жизни.
– И ты такая же?
– Нет, я – простая. Но эти люди думают, что отец в одной из своих жизней видел то, что нужно им, и рассказал мне, – девушка посмотрела на Сашу, и в ее глазах прочиталась мольба: – Пожалуйста, возьми меня с собой, я не хочу к ним.
– Ты даже не знаешь, кто они, – буркнул Саша. Столько фантастической и бесполезной информации! Он даже разозлился.
– Именно поэтому мне страшно.
Саша какое-то время задумчиво смотрел на нее, а потом молча поднялся и побрел в сторону леса. Севиль тихо окликнула его, но он решил не замечать. Солнце клонилось к закату, и у него оставалось несколько часов, чтобы принять решение относительно предложения Али Ши. Значит, еще один мир действительно существует. Значит, они что-то ищут, и Абигель, и Долохов, и, возможно, тараначи – все эти твари проникли в Империю в поисках… Чего? А сколько их еще? Есть ли среди знакомых людей подобные безликой? И почему его отец бездействует? В задумчивости Саша споткнулся о камень и едва не упал. Выругавшись, пнул его ногой, а потом остановился и посмотрел вверх: там, среди мощных макушек виднелось безмятежное серое небо, тронутое блеклыми красками заходящего солнца.
– Получается, Али Ши прав, – прошептал он, – и мы сами должны действовать.
Кто-то внутри ликовал.
Ни парящих шатров, ни огней и ощущения магии в воздухе – здесь все было по-другому. Обычные деревянные дома и протоптанные дорожки между ними, кухня под навесом и костры для приготовления пищи – мужская сдержанность и грустное ощущение скептицизма: как будто эти ведьмаки утратили веру в силу волшебства.
В тот день наступила настоящая зима. В полном молчании Нукко провел Нику через лагерь по хрустящему снегу. Он походил на орла, шествовавшего по своим владениям, и, казалось, что даже в воздухе все замирало от его присутствия. Втянув голову в плечи, Ника семенила следом.
За деревянными домами открылась глухая пустошь, застланная кристально чистым, еще не тронутым снегом. Дойдя до середины, Нукко остановился и обернулся к Нике:
– Ты должна подумать, что для тебя эта душа. Что она дает тебе и на что влияет. Ты должна очень хорошо подумать об этом и сказать мне, иначе я не смогу ничего сделать.
Ника вскинула брови: что-что, а откровенничать с напыщенным ведьмаком она точно не собиралась.
– Мне плевать на твои секреты, – отворачиваясь от нее, продолжил Нукко. Мужчина выставил руки перед собой и стал медленно двигаться по кругу. Нике даже показалось, что воздух в том месте, где проходили его ладони, завибрировал. – Я должен понять, с чего начать. Или ты передумала?
– Нет, – выдавила Ника, расстегивая пуховик: почему-то ей стало жарко.
Нукко криво усмехнулся и, усевшись на землю, скрестил ноги. Девушка опустилась напротив.
– Она стирает мою память, – сказала Ника. Прищурившись, ведьмак впился в нее взглядом, но от этого ей лишь стало легче говорить. – Я мало что помню из детства, только размытые картинки. Еще она глушит мои эмоции: я знаю, что сделала, но, по ощущениям, как взгляд со стороны. Много лет я почти ничего и никогда не чувствовала, – Ника запнулась, и Нукко кивнул. – Она лечит мои раны со скоростью света. А когда моя человеческая душа пытается выйти на волю, на теле появляются шрамы. Они долго заживают. Вот здесь, – девушка ткнула пальцем в плечо. – Это все.
Ведьмак снова кивнул. Мускулы на его лице напряглись и, несмотря на то, что он ни на секунду не отвел взгляд, Ника была уверена, что он сосредоточенно обдумывает услышанное. Стало совсем жарко. Девушка сняла куртку и закатала рукава рубашки. За спиной Нукко показались блики – из ниоткуда, в пустоте: они переливались всеми цветами, то исчезали, то возникали вновь. И Ника, наконец, поняла, что своими действиями ведьмак окружил их невидимой стеной – наверняка чтобы изолировать от лагеря.
– Ты должна понимать, что все, чего лишала тебя душа айтана, вернется одновременно: воспоминания, эмоции, боль от каждой раны – все, что ты не смогла своевременно почувствовать, – сказал ведьмак. – Чтобы не сойти с ума и выбраться, ты должна научиться сосредотачиваться на одном воспоминании и переходить к следующему только тогда, когда разберешься с первым. Твоя память будет сопротивляться, но ты должна пережить все, что забыла, от начала и до конца.
Ника неуверенно кивнула. Она вспомнила, как было больно оказаться рядом с Полосой Туманов, и по телу невольно пробежал холодок.
– Но прежде ты должна понять, что заставило твою человеческую душу выйти наружу, – черные глаза Нукко сверкнули.
Ника вздохнула и зажмурилась. Ей не надо было вспоминать, она и так знала. Саша. Сначала он был убийцей, и Ника впервые захотела наказать человека за зло, причиненное не ей, а кому-то другому. И это чувство было таким же сильным, как и жалость, вызванная смертью его последней жертвы. А потом Саша открыл их общие детские воспоминания и то, что изуродованного, никчемного, потерянного человека тоже можно полюбить. И она полюбила.
Ника впервые за последние месяцы представила его лицо: серьезное, с грустными зелеными глазами и высокими скулами, волевым подбородком и той родинкой под ним, и непослушные волосы, и ровный нос… Девушка открыла глаза и едва не задохнулась от увиденного: он сидел перед ней, на том самом месте, где минуту назад был Нукко. Смотрел на нее растерянно, и в любимых чертах читалась знакомая привычная усталость.
Дыхание сперло, словно кто-то невидимый схватил ее за горло.
– Ты…
Ника хотела коснуться его, подалась вперед, но внезапно повалилась на землю, и стало запредельно больно. Хотелось кричать! Снова кости горели огнем, и вновь казалось, будто кто-то внутри прорывается сквозь ее тело. Силуэт Саши расплылся окончательно и, последнее, что она увидела – это едкий туман, обволакивающий прозрачные стены, созданные вокруг них ведьмаком.
Яркая вспышка света поразила глаза. Белая спальня, разбитое стекло. Тяжело дыша, Ника поднесла руки к лицу: пальцы были в крови, ладони – в мелких порезах. Она истерично стала оттирать их об одежду, но отчего-то вместо брюк и рубашки на ней оказалось воздушное розовое платье. Голову наполнил противный звон. На четвереньках Ника попятилась назад и наткнулась на что-то мягкое. Тело мужчины. Он распластался на животе, в луже багровой крови, с разодранной спиной – как будто на него напал хищник.
– Нет… нет… это не я…
Ника обхватила голову руками и, закричав, калачиком свернулась на земле. Она как будто чувствовала осколок в ладони и снова видела, как била его – озверевшая, с неистовой нечеловеческой силой. И в то же время пыталась оттащить себя от тела, ведь не хотела же убивать, но не могла остановиться. Плакала и била, плакала и била.
– Не я… не я!
Ника ворвалась в светлую спальню со звонким смехом, и тут же на нее налетел черноволосый мальчишка. Они в обнимку прыгали по комнате, выкрикивая какие-то придуманные рифмы. Слова тонули в противном фоновом шуме, Ника чувствовала, что готова вот-вот потерять сознание, как вдруг мальчик остановился, положил руки ей на плечи и так серьезно, словно зрелый мужчина, сказал:
– Ты – мой лучший друг, не забывай!
И мальчик вдруг стал взрослым, а его яркие зеленые глаза налились свинцом. Он стоял на снежном крыльце, держал в руках мертвую тушку кролика, и по губам, скривившимся в зверином оскале, стекала кровь.
– Ты же мой друг, – шептала Ника, – не делай этого, пожалуйста…
– Какая разница, – откуда-то послышался другой голос, – он убьет нас. Он – зло…
А Саша еще сильнее оскалился и прильнул губами к тушке. Нику вырвало, и она обессиленно сползла по стене того дома в старом лондонском переулке, накрывая голову руками. И вдруг ее ступни пронзила жгучая боль. Она спешно скинула ботинки и стянула носки: пальцы на ногах опухли и покрылись мозолями, ногти посинели, а на подъемах рассыпалась сетка из вздувшихся вен. Трясущимися пальцами Ника дотронулась до стопы, и вдруг раздался хруст. Она закричала, и к горлу вновь подступила тошнота.
– Хватит… хватит… не могу больше…
Ника не соображала, она ли это говорит, или один из голосов в ее голове. Тело буквально рассыпалось на части, и образы перед глазами мелькали так быстро, словно кто-то со скоростью света переключал телевизионные каналы. Ника уже не понимала, что видит и что чувствует. Хотелось забыться, отключиться или просто умереть, лишь бы все прекратилось, лишь бы…
Ника лежала на земле, вдыхала тепло увядшей травы, и тело бил озноб. Гул в голове постепенно рассеивался. Она заставила себя подняться. Нукко по-прежнему сидел напротив и сосредоточенно смотрел на нее. Не отдавая себе отчета, Ника бросилась к ведьмаку, и обхватив руками его лицо, впилась взглядом в черные глаза-жуки:
– Он был здесь, – прошептала она и облизала сухие губы. – Я видела. Где он?
Нукко не реагировал. Ника медленно опустила руки и обессиленно упала на колени. Безупречная кожа и чистые ладони без крови. Девушка непроизвольно взглянула на ноги: ботинки на месте, а пальцы лишь едва ощутимо кололо от невидимых иголок. Из глаз брызнули слезы.
– Не смей закрываться, – словно издалека раздался голос Нукко.
– Не хочу это помнить, – всхлипнула Ника. – Я – зло… я столько сделала…
– Ты ли?
– Этими руками! – крикнула Ника, ткнув ладонями в лицо Нукко. – Я делала, все – я!
– Зло относительно.
Ника одернула руки, и из губ вырвался звук, похожий на рычание. Сейчас точно не время для ведьмовской философии! Девушка устало опустилась на землю, подобрав колени к подбородку, и только сейчас заметила, что они по-прежнему сидели на той самой поляне за лагерем. Вокруг все тот же прозрачный кокон и никакого тумана. Ника вопросительно взглянула на Нукко.
– Магия Полосы пробуждает душу айтана, – спокойно ответил ведьмак. – Вопрос лишь в том, кто для тебя обладает такой мощной силой, что способен разбудить твою настоящую душу? Кого ты представила?
Ника потупила взгляд, и ее охватила тоска. Значит, всего лишь представила. Она и не думала, каким сильным может быть разочарование, так же, как и не думала, как сильно скучала по Саше. Он бы не стал донимать вопросами. Он бы понял и обнял, и боль ушла. Только его нигде не было.
– Еще один человек с душой айтана, – буркнула она, уткнувшись лицом в колени. В горле защипало.
– Любовь? – в голосе Нукко послышалось удивление.
– Понимание.
Нукко хмыкнул, и на какое-то время оба замолчали. Пошел снег. Он медленно падал на землю, причудливо обволакивая их прозрачный занавес. Нике хотелось почувствовать его отрезвляющий холод на коже, лишь бы перестать думать обо всем, что совсем недавно выплюнуло ее подсознание.
– Я больше не хочу продолжать, – наконец призналась Ника и, подхватив пуховик, поднялась с земли: ноги все еще дрожали.
– Завтра? – Нукко поднялся следом.
– Не знаю.
Ведьмак промолчал. Он взмахнул руками: невидимая завеса в одно мгновение растворилась, и на головы упали первые хлопья снега. Ника нетерпеливо надела куртку и укрылась под капюшоном. Из лагеря донеслись мужские голоса.
– В каждом из нас живут монстры, но только у тебя есть уникальный шанс поговорить со своим, – неожиданно сказал Нукко, и в его голосе мелькнули нотки разочарования. Ника не хотела смотреть на него. – Перестань бороться и просто услышь, что он хочет. А иначе проиграешь.
Мужчина прошел мимо Ники, не удостоив ее взглядом. Дойдя до лагеря, он обернулся и громко сказал:
– Если не придешь завтра, все пустое.
Ведьмак скрылся за ближайшим домом, а Ника растерянно смотрела ему вслед.
– Ты – мой лучший друг, не забывай, – прошептала она и заплакала.
Двое мужчин в черных тулупах водрузили на стол тело, упакованное в полиэтиленовый чехол, и поспешили отойти к дверям. Стефан Саквильский удивленно посмотрел на них, затем перевел взгляд на своего собеседника – маленькую полноватую женщину с коротко стриженными волосами мышиного цвета. Кая Светуч – первый голос императорского Совета, завсегдатая церкви и «разум» небесного народа микет. Блеклая, невзрачная, как и ее волосы. Впрочем, как и ее глаза, и одежда, и голос. Сцепив короткие пальцы в замок, женщина принялась прохаживаться вдоль, изредка бросая взгляды на чехол.
– Открыть, – приказал Стефан.
Один из стражников метнулся к столону и дернул замок вниз. Второй принялся поджигать факелы, установленные по периметру помещения, и через минуту комнату озарил яркий свет. Здесь не было ничего, даже стульев – только голые серые стены и простой железный стол.
Стефан заглянул в чехол и тут же отшатнулся от резкого запаха разлагающейся плоти.
– Два дня как, – послышался скрипучий голос Каи.
Император бросил на нее мимолетный взгляд, вытащил из кармана пальто платок и, закрыв нос и рот, вновь приблизился к телу. Труп принадлежал молоденькой девушке, лет семнадцати – двадцати, не больше, со светлыми волосами, сильно растрепанными, и очень хрупкого телосложения. Ее намеренно раздели, чтобы показать увечья: россыпь из парных мелких дырочек, будто следов от невероятно острых и длинных зубов. Они были везде: на щеках, шее, руках и плечах, животе, бедрах и даже ступнях.
Стефан несколько минут осматривал убитую, а потом велел стражникам закрыть чехол. Кая взглядом указала им на дверь, и те беспрекословно вышли.
– Вампиры, мой дорогой господин, – сказала она равнодушно. – Выследили и растерзали. А вы все еще свято верите в чистоту своего мира.
Стефан расстегнул пальто и ослабил узел шарфа.
– Хотите травлю открыть?
Аутентичная атмосфера комнаты и мышиный образ советницы Светуч действовали на него раздражающе. Стефан едва сдерживался, чтобы не выругаться.
– Хочу, чтобы вы сняли розовые очки и перестали пускать к нам соседей, господин.
Она стояла по другую сторону стола, ровно напротив императора, опершись руками на металлическую поверхность.
– Игорь Севастьянов здесь совершенно ни при чем, – Стефан задумывал ответить жестко, но его голос предательски дрогнул. Он незаметно стиснул пальцы в кулаки. – Он сам страдает от напастей и теряет людей. Вы, конечно же, помните инцидент в Шейфиле.
– Император Севастьянов сам виноват в своих бедах, – сверкнув глазами, спокойно ответила Кая и так низко наклонилась к столу, что почти коснулась чехла подбородком. – Он вернул дочь в свой мир, он накликал беду, – женщина испытующе смотрела на него, будто давала шанс принять ее сторону, но Стефан молчал. – Или дело не только в грехах юной Принцессы, но и в делах вашего наследника?
– Да как вы смеете, – процедил Стефан.
– Смею, господин, – Кая выпрямилась и убрала руки за спину. Ее мышиное лицо ничего не выражало. – Мне стало известно о земных убийствах. И кто в этом повинен – тоже, – женщина обошла стол и остановилась перед Стефаном. – Ваш сын и наш будущий правитель – убийца. И я могу предотвратить его коронацию.
– Вздор, – фыркнул Стефан. Внутри все кипело от страха и злости, но взгляд Каи был непоколебимым, и он лишь надеялся, что смог ответить ей тем же. – Тот, кто сказал вам об этом, саботажник.
– Господин, я могу предать огласке свой вздор, и пусть народ разбирается, так ли это.
Ей-богу, Стефан мог бы поклясться, что в этот момент ее губы тронула улыбка. Хотя, возможно, всему виной игра света.
– Надеюсь лишь, что обожаемая мною Мари сохранила чистоту своей души, и наш суд ее помилует.
Стефану показалось, что комнату наполнил смрад, и стены будто стали двигаться на него. Он попал в ловушку, и теперь судьба его детей лежала в маленьких ручках этой женщины. В Совете еще четыре человека, и все они слепо следуют за словом Каи Светуч. Стефан вздохнул и в знак согласия прикрыл глаза.
– Мудрое решение, мой господин, – без тени улыбки сказала женщина. – Мы должны объявить всем, что единственный вампир вырвался из Полосы Туманов и напал на бедную девочку. Мы должны убедиться, что нет больше существ, угрожающих нашим людям. Мы должны позволить народу без суда убивать существ, если те способны нанести им вред и если в этот момент поблизости не было служителей правопорядка.
– Это начало резни, – выдохнул Стефан.
– Наш народ высоконравственный и способен на крайние меры только в случае острой необходимости, – категорично отрезала Кая. – Вы не верите своему народу?
Она готовилась к этому разговору не один день, выжидая удобного случая. Она способна обернуть власть Империи против нее самой одним простым заявлением. Да и, как знать, сколько еще козырей в ее серых рукавах?
Владислав Долохов отошел от двери и с праздной улыбкой подкурил сигарету. Кровавое солнце клонилось к закату, заливая россыпь домов вокруг едким пугающим светом. Здесь, в долине Красных Зорь, почти на краю мира, это было привычное зрелище, но сегодня как никогда кстати. Долохов с наслаждением вдохнул морозный воздух. Как сладко! Он поправил белоснежные перчатки и не спеша двинулся вокруг чахлого домишки, где вели приятную для него беседу император и Кая Светуч. Стефана загнали в угол. Неужели так просто-то? Долохов и сам не думал, что, подписывая список «смертников» кровью наследника, выиграет полный контроль над Империей.
Владислав выдохнул дым и рассмеялся. Осталось найти строптивую принцессу и понять, как подружиться.