Глава 4

Они простояли в проходе между бараками несколько часов, их обнаженные тела обжигало полуденное солнце. А тем временем с ними проводили все ритуалы, положенные для вновь поступивших в лагерь арестантов.

Позади длинной скамьи поставили шестерых лагерных парикмахеров, которые обрили им не только головы, но и все волосы на теле. Ханс, пытаясь развеселить самого себя, подумал: «Вот это да! Мне даже не задали обычного парикмахерского вопроса: не желаете ли освежиться одеколоном?»

Лагерные парикмахеры вели себя довольно грубо, раздраженные тем, что им пришлось так долго работать на жаре.

Собственно, невозможно было назвать то, что они делали своими тупыми инструментами, словом «брили»: они не сбривали, а скорее выдирали волосы и вдобавок дергали, толкали, а иногда и били тех, кто недостаточно резво поворачивался, чтобы подставить им разные части своего тела. Обритые тотчас же получали бумажку с номером, который следующий за парикмахером профессионал-татуировщик набивал каждому на руке. Ханс получил номер 150822.

Он только саркастически улыбался, пока татуировщик трудился над его рукой. С доктором ван Дамом покончено, теперь он – арестант номер 150822. Интересно, сумеет ли он преодолеть, забыть такое унижение, когда снова превратится в доктора ван Дама… если, конечно, удастся дожить до этого.

Если удастся дожить… Эта мысль, словно тяжелый шар, принялась беспорядочно кататься в его мозгу. Она скрипела, словно испорченный граммофон, который уже никак не починить. Удар по спине заставил его очнуться.



Они вернулись на вещевой склад, все пятьдесят человек: оказывается, там же находилась и душевая. В огромном бетонном помещении из потолка торчало множество леек. Он оказался с тремя другими под одной из них. Вода текла медленно и была слишком холодной, чтобы смыть пот и пыль, скопившиеся за трое суток путешествия, и все-таки чересчур теплой для того, чтобы освежиться в такую жару. После душа явился некто в резиновых перчатках и облил всем вонючей дезинфицирующей дрянью подмышки и половые органы.

Они сразу почувствовали боль в тех местах, где бритвы парикмахеров, сорвавшись, ободрали кожу, но, по крайней мере, теперь можно было не бояться вшей и блох.

Гораздо сложнее оказался следующий этап: надо было отыскать в высоких стопках такую одежду, которая более или менее подходила по размеру. Они вошли с яркого солнца в Bekleidungskammer[20] (так назывался Двадцать седьмой барак, где держали одежду для арестантов), и им показалось, что там слишком темно и невозможно понять, что же надо выбрать. Их со всех сторон подталкивали, на них орали, и если кто-то недостаточно быстро шевелился, его колотили до тех пор, пока он не выхватывал из кучи первую попавшуюся одежду. В набор входили рубашка, полотняные штаны с курткой, шапочка и пара деревянных башмаков или сандалий. Найти одежду подходящего размера в такой ситуации было, конечно, невозможно, так что в конце концов все они оказались похожи на клоунов в дурацких костюмах.

У одного брюки доходили до колен, другой вообще не мог ходить, потому что наступал на собственные штанины, третьему были коротки рукава куртки, а четвертому пришлось их подворачивать. Но вся эта одежда обладала одним общим свойством: она была грязной и оборванной. И сшита из ткани в синюю и белую полоску.