Дверь трактира открываться по-хорошему не хотела, а потому Расмус ее выломал. Хозяин трактира недовольно вздохнул – из-за слишком сильного постояльца ему придется вставить уже пятую дверь за этот месяц, но и слова не сказал – неудобства хорошо оплачивались.
Расмус спустился с крыльца и, повинуясь его воле, снег поднялся, обвивая ноги, тело, руки – все для того, чтобы, коснувшись голой кожи, испариться, забирая с собой опьянение. Ульрих, следовавший за другом, оперся о перила, и покачал головой:
– Ты впустую переводишь алкоголь.
Мокрый Расмус лишь фыркнул. В определенный момент пьянки переставало быть «хорошо». И мало того, что забвение, как к обычным людям, не приходило, так еще и тошнить начинало. Не дожидаясь этого мерзкого состояния, он наловчился сбрасывать большую часть опьянения, оставляя лишь легкость и эйфорию, и опять возвращался в трактир.
Он уже поднимался по лестнице, как Ульрих примиряюще произнес:
– Проблема сама себя не решит, Рас.
И так это было похоже на зубодробительно поучительные речи отца, что желание снова напиться стало еще сильнее.
– Ульрих, иди в…в… придумай сам куда.
– А то ты покажешься слишком грубым? – хмыкнул Ульрих. За месяц, пока он искал друга, Рас не придумал ничего нового.
Расмус показал неприличный жест и скрылся в таверне, а развеселившийся Ульрих последовал за ним:
– Ничего себе! Видел бы это твой папочка – правитель Валаарии, он бы поседел от ужаса.
Те из посетителей, кто не знал о происхождении Расмуса, вздрогнули и засобирались уходить.
– Никто и не заметит, – пробурчал мужчина. Волосы дражайшего папули, как и волосы Расмуса, были цвета снега, так что седину невозможно было обнаружить и при огромном желании. – Или прекращай читать мне нотации и присоединяйся, или уходи.
Он только сел за столик, а трактирщик уже подносил кружки со жгучей самогонкой. Да-да, именно кружки – алкоголь тарой меньшего размера Расмуса не брал.
Ульрих сел рядом, но нотации читать не перестал.
– Возвращаться же все равно придется.
Расмус раздраженно стукнул кулаком по столу и трактирщик расстроенно подумал о том, что это будет уже десятый стол за месяц.
– Я знаю! Не напоминай.
– По-моему, ты преувеличиваешь проблему. Женитьба – это не конец света.
– Ты меня бесишь.
– Найди девушку, которая согласится тебе подыграть, а потом сбежит.
– Отец читает мысли.
– Точно! Но ты же его сын, неужели никак нельзя обойти этот момент? Ты же всю жизнь ему врешь. Придумай и сейчас.
– Стоять! – Расмус вдруг вскинул голову, расширенными глазами глядя на Ульриха. – Есть, есть идея.
– Жду, – Ульрих уселся поудобнее. Он знал это возбужденное состояние друга, когда он судорожно обдумывает какую-то дельную мысль. Как правило, такие приводили только к проблемам и Расмусу приходилось так же активно затем обдумывать способ их решения.
Уже через десять минут Расмус сбрасывал остатки опьянения с помощью снега. План нравился ему и плевать, что Ульрих хмурился, отыскивая в нем все новые и новые несовершенства.
– Расмус, но если ты не найдешь подходящую девушку?
– Во всей долине? Ты шутишь? Две руки, две ноги, посередине ды…голова. Все, уже подходящая.
– Ну, а если она не захочет сбегать с горы?
– Конечно, захочет, Ульрих. Девушки долины боятся нас и ненавидят. Бедняжка порыдает пару дней, покажется отцу, отец прочитает в ее мыслях насколько она хочет домой, а я сделаю вид, что очень влюблен и расстроен.
– А еще прочитает в ее мыслях, что ты был настроен очень и очень решительно, – хмыкнул Ульрих.
– Именно!
– Рас, не может все быть настолько хорошо. Что-то точно пойдет не так.
– Не более, чем обычно, – фыркнул Расмус и не желая больше обсуждать эту тему, отвернулся. Миг, и в воздух поднялся громадный, цвета нетронутого снега, дракон. Весь он, от зубастой длинной морды и до изогнутых вовнутрь кончиков крыльев, был прекрасен, вот только (Ульрих был в этом уверен) жительница долины этой красоты не способна оценить.