Я нанес сильный удар Максимусу в живот. Он хмыкнул и попытался атаковать в ответ, но я блокировал его боковой выпад. Мы тренировались вместе много лет и хорошо знали друг друга.
Максимус один из немногих парней, которые со мной почти одного роста. Драться с ним иногда непросто, что приятно.
– Тренировка окончена! – крикнул папа, входя в семейный тренажерный зал.
Мы с Максимусом остановились и обменялись растерянными взглядами. Голос отца звучал очень сердито.
Максимус приподнял темную бровь и схватил полотенце, висевшее на его плече.
– Что ты сделал?
Нас иногда принимали за братьев, поскольку у нас обоих черные волосы. Однако мои глаза были серыми, как у отца, а Максимус унаследовал янтарный цвет радужки от своего. Я на год старше, мы являлись лучшими друзьями на протяжении десяти лет. Раньше Примо, младший брат Максимуса, почти всегда присоединялся к нам, но теперь у него имелась своя компания друзей.
Я хмыкнул. Список возможных неудач был слишком длинным, чтобы выбрать что-то одно.
Гроул – отец Максимуса – поднялся со скамьи для жима лежа, кивнул моему папе в знак приветствия и жестом пригласил сына подойти к нему.
Максимус покинул боксерский ринг и подбежал к родителю, а я направился к своему отцу.
– Нам нужно поговорить, – сказал папа напряженно.
Что я еще натворил?
Я последовал за ним в раздевалку. Дядя Маттео уже сидел там, а это означало, что дело касалось Семьи, а не простых неурядиц. И когда он не поприветствовал меня обычным подмигиванием и ухмылкой, я понял, что обречен. Папа жестом попросил одного из солдат оставить нас наедине.
Мужчина не колебался.
Я схватил чистое полотенце с полки у стены и вытер обнаженную грудь.
– Антоначи звонил мне сегодня.
Фамилия Крессиды Антоначи – это единственное, что связывало меня с ней теперь. Я сохранял нейтральное выражение лица.
Я не собирался ни в чем признаваться… на случай, если это все-таки было что-то иное.
Папа скрестил руки на груди и прислонился к шкафчикам. От его хмурого взора у многих случился бы нервный срыв. Маттео бросил на меня взгляд, который подсказывал, что мне следует придумать свое последнее желание, а затем подошел к маленькому зеркалу, чтобы проверить, в порядке ли его прическа. Я чуть не закатил глаза. В какой-то степени я был самовлюбленным, но Маттео всегда выглядел так, словно сошел с обложки журнала «Вог».
– Он рассказал мне о вас с Крессидой.
Черт.
– Нет никаких нас с Крессидой, – сразу же ответил я. Это правда.
Между мной и Крессидой ничего не было. То, что произошло, осталось в прошлом. Едва ли об этом стоило упоминать с самого начала.
– Неужели? – спросил папа ледяным тоном. Судя по позе, ему было трудно оставаться на месте. – Значит, ты не переспал с той девушкой?
Я ничего не ответил. Некоторые из моих прошлых решений были неудачными, вызванными едва сдерживаемым гневом. Я все еще чувствовал, как он опасно закипает у меня под кожей.
Папа выгнул брови. Он был недоволен.
– Настоящий джентльмен никогда не проболтается. – Он ударил кулаком по шкафчику, пылая от ярости.
Я напружинился. Грохот шкафчика, наверное, был слышен даже на улице.
– Клянусь, я выбью из тебя каждое чертово слово, если ты сейчас же не откроешь рот.
– Мы переспали несколько раз. Конец истории.
Папа направился ко мне, будто намеревался свернуть мне шею. Я не отступил. Я и раньше сталкивался с отцовским гневом, хотя он никогда не был таким сильным, как сейчас. Я привык к этому и не слишком беспокоился. Он схватил меня за плечи с такой силой, что мы оказались нос к носу. Меня обдало его горячее дыхание.
– И ты называешь себя джентльменом?
– Будто ты не спал с другими женщинами до того, как женился на маме. Насколько я слышал, вы с Маттео трахали каждую женщину, которая попадалась вам на пути.
– Осторожнее, – прорычал папа, стиснув кулаки.
Маттео прищелкнул языком.
– У нас с твоим папой в наших похотливых головах еще оставалось достаточно мозгов, чтобы выбирать для секса посторонних.
Папа оттолкнул меня и врезал кулаком по другому шкафчику, оставив вмятину, а потом повернулся к Маттео.
– Я даже смотреть на него не могу. Я действительно хочу его убить.
– У нас с ней был секс по обоюдному согласию. Я не подталкивал ее, перестань так остро реагировать.
Отец набросился на меня прежде, чем я что-либо осознал. Я винил в этом свою ослабленную бдительность по отношению к Семье. Кто-то другой не застиг бы меня врасплох.
Отец толкнул меня на шкафчик. Я впечатался затылком в металл, отчего у меня зазвенело в ушах.
Мышцы напряглись, инстинктивно желая отомстить, как я привык, но я подавил непреодолимую потребность тела действовать. Это мой отец и дон.
Глаза отца горели безумием.
– Если бы ты изнасиловал ее, у нас был бы совсем другой разговор, сынок.
Я держал рот на замке. Моя сестра Марселла всегда обвиняла меня в опрометчивости, но я знал, когда стоит промолчать. По крайней мере, иногда.
– Она благородная итальянка, дочь одного из моих капитанов, а ты, черт подери, лишил ее девственности.
– Именно, – заявил я. – Поверь мне, она вела себя совсем не благородно. И то, как она набросилась на меня, я бы не назвал покорностью. Она практически умоляла меня избавить ее от бремени.
Папа взглянул на Маттео и жестом пригласил его занять свое место. Маттео шагнул вперед, а отец повернулся ко мне спиной.
– Тебя часто били по голове за эти годы… или ты специально прикидываешься дурачком? – спросил Маттео с суровой улыбкой.
Мышцы плеч отца напряглись под белой футболкой, а руки были до сих пор сжаты в кулаки.
– Ее семья не в восторге. Из уст девушки это прозвучало так, будто ты пообещал ей весь мир, и она не смогла отказать.
Я прищурился:
– Чушь собачья. Я ничего ей не обещал.
Она жеманничала о том, как ей хотелось бы увидеть меня снова и как здорово было бы жить вместе, разделяя радость с близкими.
Я проигнорировал ее речи и показал ей, как правильно сосать член, чтобы она заткнулась.
– Зачем ты это сделал? – спросил папа тихо, снова поворачиваясь ко мне.
На лице мамы в таком случае отразилось бы разочарование, но папа пребывал в ярости.
– Чтобы доказать свою точку зрения.
– И какой тут смысл?
– Она не имела права осуждать Марси. Она назвала ее шлюхой.
– Ты поступил как чертов идиот. Тебе следовало подумать о последствиях, – пробормотал Маттео.
– Дай ее отцу денег и побольше солдат, уверен, он будет счастлив.
Маттео усмехнулся. Отец не выглядел довольным, его ответная улыбка напоминала оскал хищника.
– Есть только одна вещь, которую он примет в качестве компенсации. Брак.
Мне потребовалось некоторое время, дабы понять, что имел в виду отец. Я рассмеялся.
– Верно.
Папа покачал головой, как будто не знал меня.
– Я не шучу. Я сказал ему, что подумаю о браке между тобой и Крессидой.
У меня вытянулось лицо.
– Ты же не серьезно. Ни за что на свете я не женюсь на сучке.
Папа снова ударил по шкафчику. Это был уже третий, который он сильно помял. И я сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь снова достанет оттуда свои вещи.
– У Антоначи хорошие связи среди традиционалистов. Я отменил чертовы кровавые простыни, которые вызвали переполох и чуть ли не бунт. Ты соображаешь, что произойдет, если я позволю тебе обесчестить дочь капитана, не надев ей на палец кольцо?
– Ну и что? Мы сделаем громкое заявление и заставим их выполнять наши приказы. Мы – Витиелло, мы не подчиняемся ничьим прихотям.
– Ты хочешь, чтобы я убивал верных людей, ядро нашей Семьи, потому что ты не смог удержать член в штанах? Я был чрезмерно снисходителен к тебе. Но теперь тебе придется нести ответственность за свои поступки.
Я недооценил Крессиду и ее амбиции. Я хотел заставить ее отказаться от своих слов. Но она все изменила, и теперь я вынужден остаться с ней.
– Должен же быть какой-то выход, – пробурчал я.
Папа глубоко вздохнул и провел рукой по своим темным волосам.
– Традиционалисты давно чувствуют себя обманутыми. Отношения Марселлы с байкером, кровавые простыни и наша связь с Каморрой – все было очень трудно пережить. А твой поступок стал переломным моментом. Я не собираюсь ослаблять Семью теми или иными кровавыми заявлениями только потому, что ты терпеть не можешь будущую невесту. Крессида станет твоей женой. У тебя есть время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И ты, черт возьми, свыкнешься, или, клянусь, испытаешь на себе мою ярость.
Я сердито посмотрел на отца.
– Да, дон.
По дороге домой мы не разговаривали. Я пытался придумать, как выпутаться из передряги. Как сказал папа, у меня еще было время до того, как я женюсь. А до тех пор я должен найти гребаное решение. Мысль о том, что я буду с Крессидой всю оставшуюся жизнь, казалась слишком суровым наказанием за несколько паршивых перепихонов.
Когда мы вошли в особняк в Верхнем Ист-Сайде, мама сидела в гостиной с Валерио, помогая ему с домашним заданием. Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять: она в курсе.
Папа жестом велел Валерио уйти. Он поворчал, но подчинился.
– У тебя большие неприятности, – пробормотал он, проходя мимо меня.
Спасибо, что предупредил… Я попытался взъерошить его непослушные светлые волосы, но он увернулся. Его рефлексы становились лучше.
Мама заломила руки, когда папа направился к ней. Он быстро поцеловал ее, и они обменялись несколькими фразами. Мама кивнула, но я видел, что она недовольна.
Мама едва доставала отцу до груди, однако, несмотря на хрупкость, являлась его опорой. Она поддерживала мужа и его решения, даже если не одобряла их. По крайней мере, в глазах других, даже нас, детей, так было всегда.
Она никогда не противоречила папиному решению, однако обеспокоенно взглянула на меня.
Мама волновалась за меня. Она хотела, чтобы я женился по любви.
Папа еще раз покачал головой и направился к выходу. Похоже, он все еще злился, чтобы долго находиться со мной в одной комнате. Мама проводила его взглядом, прежде чем снова посмотреть на меня. Тихо вздохнула и направилась ко мне.
Приблизившись, коснулась моей щеки, глядя на меня затуманенными тревогой глазами.
– С тобой все будет в порядке?
– Ты про свадьбу с Крессидой?
– Да.
– Конечно. Я знал, что женюсь из тактических соображений, а не по любви, – солгал я. По какой-то причине я не мог заставить себя использовать маму в качестве тарана.
Она была единственной силой на планете, которая могла переубедить папу, если он чего-то добивался, но я слишком восхищался их браком, чтобы вбивать клин между ними.
– Любовь для мечтателей или слабаков. Я не являюсь ни тем, ни другим.
– Отец может быть кем угодно, но только не мечтателем или слабаком.
– Папа – исключение из правил. Ваша история иная, мама. Многие супружеские пары с трудом переносят присутствие друг друга. Вот что меня ждет с Крессидой. Если повезет, через несколько лет она возненавидит меня настолько, что накажет молчанием, и тогда мне не придется с ней разговаривать.
Мама промолчала. Наверняка ей было интересно, куда делся мальчишка, которого она вырастила. Она смотрела на меня так, словно я самозванец, а тот мальчик просто скрывался, отсиживаясь неизвестно где.
По правде говоря, я почти уверен, что этот добродушный парень с самого начала был самозванцем. Учитывая папины гены, иной характер оказался бы большим сюрпризом.
Мама тревожилась о моем эмоциональном благополучии. Если бы она могла заглянуть мне в душу, то поняла бы – ничто не может задеть мои чувства или разбить мое сердце. Похищение Марселлы и последствия этого закалили меня, превратили в того, кем я должен был стать. Такова моя судьба.
Мой дед превратил папу в закаленного человека, который правил Семьей железной рукой.
Отец воспитывал меня согласно традициям и делал так вовсе не из любви к маме. А байкеры, похитившие мою сестру, лишь довершили начатое.
Я наслаждался той резней. Жестокость течет у меня в крови. Возможно, в прошлом я сдерживался только из-за мамы.
Я похлопал ее по плечу, когда она не перестала смотреть на меня затуманенными глазами.
– Со мной все будет в порядке, мам. Мне не нужна любовь.
Я поднялся в комнату. Марселла уже находилась здесь, просматривала журнал, скрестив ноги. Она приоделась и была на высоких каблуках.
Однако я подозревал, что она придет сегодня на ужин, потому что Мэддокс находился на задании, охотясь на бывших приятелей-байкеров. Ее темные волосы были зачесаны назад, открывая искалеченное ухо, от которого у меня до сих пор кровь закипала в жилах, несмотря на то, что мы с отцом жестоко отомстили ублюдкам.
Марселла подняла глаза и покачала головой:
– Я же говорила тебе держаться подальше от Крессиды.
Я закрыл дверь, пересек комнату, подошел к столу и опустился на стул. Телефон издал звуковой сигнал с очередным сообщением. Я положил его на стол. Отвечу на сообщения Максимуса позже.
– Я сделал это ради тебя. Чтобы отплатить ей. Она наговорила о тебе гадостей.
Сестра прищурила свои голубые глаза:
– Я предупреждала тебя. И теперь у тебя будут неприятности. Ты понимаешь, что она, наверное, сейчас злорадствует как сумасшедшая, потому что станет твоей женой, супругой будущего дона. Лишить ее девственности небольшая цена за то, что теперь все будут буквально боготворить землю, по которой она ходит. Если подумать, благодаря тебе мне придется вести себя с ней любезно. В общем, ты оказал медвежью услугу нам обоим.
Я бросил на нее раздраженный взгляд. Я знал, что облажался. Женитьба на Крессиде… мысль об этом уже бесила меня. Я не хотел, чтобы она находилась рядом. Она вела себя как королева, поскольку ее отец был капитаном. Оставалось только представить, насколько хуже она будет относиться ко всем окружающим, когда у нее на пальце окажется кольцо.
– Уже поздно. Папа намекнул, что у меня нет права голоса в вопросе. Я должен жениться на ней, чтобы сохранить равновесие. Очевидно, мои поступки были… непорядочными.
Марселла пожала плечами.
– Непорядочными… Хм, не знаю. Думаю, Крессида с радостью прыгнула к тебе в постель.
– Да. Убеждать ее не нужно.
– Тогда это ее проблема, что она потеряла девственность до замужества. Но твои действия все равно были глупыми. Есть причина, по которой большинство мужчин заставляют спать с девчонками до свадьбы, чтобы избежать подобной неразберихи.
Мысль о том, что я останусь с Крессидой, казалась ужасной. Я полагал, что наш брак будет только на бумаге.
– В браке с Крессидой есть преимущества. Мне наплевать на ее чувства, поэтому я могу продолжать заниматься сексом с кем захочу, даже когда мы поженимся.
Марселла вздохнула:
– Ты собираешься устроить еще больший беспорядок, я чувствую это в глубине души.
– Говорит девушка, которая привела домой байкера.
Она вскочила и ударила меня по плечу. Но сестра знала, что я прав. Ничто из того, что я мог сделать, не вызовет большего скандала, чем тот, который устроила она.
Месяц спустя наши семьи встретились за ужином, чтобы окончательно обговорить детали брачного союза. Марселла нашла неубедительный предлог, чтобы не присутствовать. Я бы хотел поступить так же. Она, наверное, занималась сексом с Мэддоксом на его мотоцикле, пока мне приходилось выносить самодовольное выражение лица Крессиды.
После ужина я встал с натянутой улыбкой:
– Я бы хотел показать Крессиде дом.
Ее мать поджала губы с преувеличенным беспокойством.
– Вы еще даже не помолвлены.
Ее отец, похоже, не слишком беспокоился о том, что я остаюсь наедине с Крессидой. Я уже лишил ее девственности, поэтому мы и оказались здесь. Он благосклонно кивнул, отчего я чуть не врезал ему.
Крессида встала с наигранно застенчивой улыбкой. Положила руку мне на плечо и ухмыльнулась, когда я выводил ее из комнаты. Я не проронил ни слова, пока мы не дошли до библиотеки, а потом отступил на шаг.
Мне надоело прикидываться покорным рыцарем.
– Амо, в чем дело? – спросила она с деланым изумлением.
– Прекрати притворяться. Ты же знаешь, я тебя терпеть не могу. Ты действительно хочешь построить брак на лжи?
Крессида пожала плечами:
– Мне без разницы. Однако ты изменишь свое мнение обо мне, когда узнаешь меня получше.
Я серьезно в этом сомневался. Она говорила гадости о моей сестре в один из самых тяжелых периодов в ее жизни. Она относилась ужасно ко всем, кого считала ниже себя, и была чертовски самовлюбленной.
– Найди парня, который купится на твою чушь и будет боготворить землю, по которой ты ходишь, потому что это буду не я.
Она насупилась, но затем мило улыбнулась и коснулась моей груди.
– Я подарила тебе девственность, разве это ничего не значит?
– Я бы вернул ее, если бы мог, – прорычал я. Меня не волновало, что это прозвучало непочтительно. Я был состоявшимся мужчиной, а не британским джентльменом.
Она вспыхнула:
– Но ты не можешь. Ты обесчестил меня. Тебе повезло, что никто, кроме моей семьи, еще не знает. Это выставило бы тебя в дурном свете.
– И тебя, – сказал я. Но в ее словах имелся смысл. Хотя это и не погубило бы меня, но вызвало бы много вражды и заставило бы традиционалистов требовать, чтобы я не становился доном.
Она прижалась ко мне, выпятив нижнюю губу.
– Не будь таким, Амо. Уверена, нам будет хорошо. А теперь мы можем повеселиться.
Я стиснул зубы. Она опустилась на колени прямо в библиотеке и расстегнула мне ширинку. Я покачал головой, не в силах поверить, что она собирается отсосать мне, пока наши семьи находятся в доме. Я был сторонником всяческих авантюр, но явно не тогда, когда моя мать потенциально могла сюда зайти.
Крессида достала мой член, который начал твердеть, несмотря на мою неприязнь к ней.
Крессида снова ухмыльнулась и облизнула губы.
Мое раздражение взяло верх над гормонами, и я схватил ее за руку, поднимая на ноги. На ее лице промелькнуло замешательство.
– Не стоит думать, что я опять обесчещу тебя. – Мой голос сочился сарказмом.
Она пожала плечами, когда я засунул член обратно в штаны и застегнул ширинку.
– Твоя потеря.
Я усмехнулся, покачав головой:
– Крессида, я не говорил, что стану монахом. Я не прикоснусь к тебе, пока мы не поженимся, – и я, кстати, не вижу ни единой гребаной причины для нашего брака, – но это вовсе не означает, что я не буду трахать всех женщин, которые станут на меня вешаться.
– Я могу сделать то же самое, понимаешь? Позволить другим парням овладеть мной.
Я ничего не сказал, только дерзко посмотрел на нее. Она сделала бы мне самый лучший подарок на свете, если бы позволила парню трахнуть ее до того, как я официально надену на ее палец кольцо. Тогда я был бы свободен от нее.