Я была обычной маленькой девочкой, одетой в любимую пачку, когда вдруг осознала, что мужчины в моей семье подобны монстрам из фильмов ужасов, которые так любил смотреть Невио.
И тогда часть моего сердца разбилась.
Послышались крики и смех, заполнившие задний двор. И от запаха древесного угля у меня зачесался нос.
Мама мигом поймала мой взгляд. Она лежала, растянувшись на шезлонге возле огромного бассейна, в котором мой брат-близнец Невио и кузены Алессио и Массимо устроили водяную битву с сыном Фабиано – Дэвидом и дядей Савио. Женщины семейства отдыхали в шезлонгах, попивая напитки. Только Аврора, будучи на три года младше меня, стояла у края бассейна и наблюдала за сражением, словно подумывала присоединиться к битве.
Я же расположилась во внутреннем дворике, нуждаясь в уединении, но даже отсюда были слышны крики и смех. Казалось, день никогда не закончится. Он был полон подарков, поздравительных песен, объятий и торта, поскольку мы с Невио праздновали наш двенадцатый день рождения.
Будь это только мой день рождения, я бы его вообще не праздновала. Но я разделяла его вместе с Невио, поэтому стоически выдерживала веселье.
Одарив маму извиняющейся улыбкой, встала со стула. Она кивнула, отчего несколько прядей ее светлых волос выбились из небрежного пучка. Мама знала, что мне нужно уйти и провести остаток вечера в тишине комнаты. Я огляделась в поисках папы, чтобы по традиции пожелать ему спокойной ночи. И нашла отца, Нино и Фабиано в общей комнате нашего особняка. Большую часть времени здесь было оживленно. Под крышей жили три семьи, и все всегда собирались именно здесь – как для празднования, так и для споров.
И Фабиано, который был как брат моему отцу и дядям, пусть и не кровным, тоже часто приходил сюда.
Они разговаривали тихо. Я чувствовала – что-то не так. В воздухе витала нервозная энергетика, от которой у меня по коже побежали мурашки. Захотелось спрятаться в темном углу. Папа замолчал, когда заметил меня. На мгновение в его темных глазах – таких же карих, как и у меня, – промелькнул огонек, который я не смогла разобрать, а затем в них появилась нежность.
Я направилась к отцу и обняла за талию:
– Я иду спать.
– Хорошо. – Он поцеловал меня в макушку, прежде чем я отстранилась и одарила Нино и Фабиано натянутой улыбкой, поскольку устала из-за сегодняшней чрезмерной нагрузки, а потом побрела в крыло моей семьи.
Еще пару лет назад мы с Невио жили в одной комнате, но, когда меня захлестывал поток эмоций из-за разнообразных событий, я часто стремилась к абсолютной тишине. В отличие от брата. Его комната представляла собой зону боевых действий, а в моей царили порядок и безупречная чистота.
Однако наши комнаты были соединены дверью, так что мы могли легко захаживать друг к другу.
Несмотря на то, что было всего восемь, я решила поспать. Я чувствовала усталость, поэтому предпочла почитать в постели.
Но около одиннадцати я поняла, что не засну в ближайшее время. Меня переполняли сильные чувства.
На улице стало тише.
Я поднялась с постели и надела любимый белый гимнастический купальник, колготки, пачку и балетные туфли, прежде чем спуститься на первый этаж. Сквозь застекленные двери увидела, что мама, жена Нино – Киара, жена Савио – Джемма и Леона – жена Фабиано все еще разговаривают и пьют вино. Затем подметила какое-то движение, вероятно, углядела других детей.
Я решила проигнорировать балетную комнату в садовом домике. Мне не нравилось танцевать там, когда в саду находилось много людей.
Поэтому я проскользнула в подвал. Папа не хотел, чтобы я туда ходила. Но с тех пор как Невио разгадал код от стальной двери, я часто посещала подвал, когда больше нигде не могла найти уединения.
Я всегда любила темноту. Искала укромные уголки и щели в особняке, чтобы спрятаться, когда мир вокруг становился невыносимым, а звуки и запахи обрушивались на меня подобно лавине, буквально угрожая меня похоронить. Бесчисленными ночами я бродила по туннелям и комнатам под нашим особняком и двумя соседними домами. Один принадлежал Фабиано и его семье, а другой в основном пустовал. Папа купил его, потому что не хотел иметь соседей. Дядя Адамо и его семья жили там, когда приезжали в Лас-Вегас.
Сегодня вечером в подвале что-то изменилось. Моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, и тогда я поняла, что свет исходит откуда-то из дальнего конца коридора. Я двинулась по нему, пока не достигла первого коридора под соседним особняком. Он был освещен.
Я нахмурила брови, когда услышала тихие голоса из-за одной из дверей.
Дальше по коридору послышалось шарканье, будто кто-то волочил обувь по камню, и я метнулась в комнату рядом с камерой. Она тоже оказалась освещена, и, обернувшись, я поняла почему.
Здесь имелось окно во всю стену, выходившее на соседнюю камеру. Папа и Невио находились внутри и, похоже, не видели меня.
Само окно напоминало зеркало Гезелла[1]. Я приблизилась, гадая, что происходит. Волосы Невио еще не высохли, и он был босой.
Дверь в камеру открылась, и вошли Нино и Фабиано, волоча за собой очень высокого, но худого мужчину.
Они положили его на носилки в центре комнаты, а затем надели на него наручники.
– Наслаждайся подарком на день рождения, – сказал Фабиано, покачав головой. Одарил Невио странной улыбкой и удалился.
Невио переводил взгляд с папы на Нино, облизывая губы.
– Подарок?
Я вздрогнула от нетерпеливых ноток в его голосе.
– Ты с ним разберешься, – проговорил папа, указывая на мужчину, который выглядел испуганным, а его широко раскрытые глаза метались между моим братом и отцом.
Невио мрачно рассмеялся, наклонился и вытащил ножи. Он всегда носил два из них в кожаных кобурах на икрах. Без обуви и носков, но зато с оружием.
Я отступила на шаг, мотая головой. Что тут творится?
Невио практически прыгнул на человека на носилках, как кот на раненую мышь, и полоснул лезвиями по его щеке. Раздался крик, и я резко обернулась. Сердце бешено колотилось, перед глазами все расплывалось.
Я бежала не останавливаясь, пока не оказалась в темном коридоре. Дыхание стало затрудненным. Я пыталась осмыслить увиденное, понять смысл всего этого.
Папа подарил Невио человека, с которым надо разобраться…
Я знала, что отца боялись в Лас-Вегасе. Как-никак, а он – дон Каморры, однако всегда старался, чтобы я не знала о его работе слишком много. Поскольку я не посещала школу и не общалась с людьми за пределами нашего мира, никогда не слышала слухов о нем.
Но даже с ограниченными знаниями я могла предположить – папа отдал Невио этого человека, чтобы тот мог причинить ему сильную боль.
Я досчитала до семидесяти пяти, прежде чем прокрасться обратно в камеру, движимая одновременно любопытством и ужасом.
Папа всегда говорил, что мы должны смотреть страху в лицо, иначе тот будет управлять нами.
Поэтому я прошмыгнула в соседнюю комнату. Когда я приблизилась к стеклу, по моей коже вновь побежали мурашки. Невио по-прежнему стоял на коленях рядом с человеком на носилках, но все остальное разительно изменилось.
Кровь покрывала лицо Невио, одежду и пол вокруг него – даже ноги. Тот мужчина представлял собой ужасное месиво, и на первый взгляд мне показалось, что он мертв, но потом его глаза на окровавленном лице с обвисшей кожей открылись. Он скулил.
Невио жестоко улыбнулся и опять принялся орудовать ножом. Раздался душераздирающий крик. Я резко обернулась, прерывисто дыша. Холодный пот выступил на спине, сердце забилось как безумное. Я была уверена, что оно не выдержит.
Мне нужно будет просмотреть одну из медицинских книг в библиотеке. Следует проверить, возможно ли, чтобы у подростка случилась остановка сердца, если нет порока.
– Если ты всегда будешь терять контроль над собой во время пыток, не выбьешь из них никакой полезной информации, – неодобрительно сказал папа.
– И подобный приступ невыносимой боли за такой короткий промежуток времени не приносит столько мучений, как пытки в течение длительного времени, – протянул Нино.
Я вздрогнула.
Мне нужно уйти. И нужно это прекратить.
Мне нужно…
– Что здесь происходит? – Резкий мамин голос пронзил мое ухо.
– О черт, – пробормотал папа.
Я обернулась и обнаружила маму – в той камере. Она выглядела растерянной, но одновременно разъяренной и испуганной. Она уставилась на Невио расширенными голубыми глазами.
Когда я видела ее в последний раз, она была счастливой и навеселе. Теперь все изменилось.
Брат усмехнулся:
– Папа подарил мне самый лучший подарок на день рождения.
Мама сглотнула, на ее лице отразилось недоверие, будто она не могла поверить в увиденное.
Папа подошел к ней, схватил за руку и вытащил из камеры, несмотря на ее сопротивление. Я быстро нырнула под стол, который был придвинут к стене, и забилась в тень, которую он создавал, стараясь казаться как можно меньше.
Мгновение спустя дверь распахнулась и ударилась о каменную стену. Папа втащил маму внутрь. Закрыл дверь и нажал кнопку на панели управления рядом с дверью. Внезапно звуки из соседней камеры прекратились, и я подумала, что Нино и Невио не смогут нас слышать.
Мама вырвалась из рук отца.
– Как ты мог? – закричала она, ее кожа покраснела, а по лицу потекли слезы. – Что с тобой не так?
Я никогда не слышала, чтобы мама повышала голос на отца.
Она начала колотить кулаками по его груди.
– Что. С. Тобой. Не. Так? Как ты мог сделать подобный подарок двенадцатилетнему мальчику?
Папа схватил маму за запястья, выражение его лица было пугающим.
Я оторопела. Я никогда не видела, чтобы родители ссорились. Как и никогда не видела, чтобы мама волновалась. Она всегда была спокойной и понимающей.
– Ты действительно хочешь, чтобы Невио стал таким же испорченным, как и ты?
Мама! У меня перехватило дыхание, и мне пришлось заставить себя оставаться неподвижной.
Отец прижал маму к груди, улыбаясь так, что мое сердце забилось быстрее.
– Ангел мой, пусть ты и слепа к правде. Но я – нет. Возможно, ты не видишь или не хочешь видеть, что наш сын – чудовище. Я не собираюсь превращать его в монстра. Он не в себе, и я пытаюсь усмирить его демона, пока он не начал свирепствовать и вовсю безумствовать. Ради всего святого, посмотри на него.
Тем временем Невио с любопытством водил кончиком лезвия по животу мужчины.
– Прекрати, прекрати сейчас же! – прошептала мама.
Папа долго смотрел на нее, прежде чем его губы сжались в тонкую линию.
– Иди наверх. Я закончу все. На сегодня. Но ты не можешь помешать Невио стать тем, кем он был с момента рождения. Это у него в генах.
– Может, нам нужно обратиться за помощью.
– Мы – его помощь. Ему больше ничего не нужно. А теперь ступай наверх, – прорычал папа.
Он никогда не приказывал маме, и я вздрогнула.
Мама вырвалась из его объятий и выбежала на улицу. Папа резко вздохнул и вышел из комнаты.
Я выползла из-под стола и, шатаясь, поднялась на ноги. Затем поплелась к панели управления и нажала ту же кнопку, что и папа.
Мгновение спустя он появился в соседней камере.
– Представление окончено, – приказал он.
Невио помотал головой, продолжая колоть мужчину ножами.
– Но я еще не закончил. – Его голос звучал так нетерпеливо и… неправильно.
Папа схватил Невио за плечо и рывком поставил на ноги.
– Я сказал, что на сегодня все. И тебе лучше помнить, кто устанавливает законы в этом доме и на Западе.
Невио минуту смотрел на папу, после чего опустил ножи и кивнул.
Нино оттолкнулся от зеркала и похлопал Невио по плечу.
– Тебе нужно научиться останавливаться и контролировать себя.
– Контроль… какая скука, – сказал Невио с усмешкой.
Папа обменялся с Нино загадочным взглядом и покачал головой:
– Ты должен научиться контролировать себя.
– Зачем? Тебе не приходится контролировать себя, будучи доном.
– Верно, но я должен.
Он вытолкнул Невио из комнаты, в то время как Нино подошел к истекающему кровью мужчине.
– Я вернусь. Мы еще в самом начале. – И он последовал за папой и Невио.
Сперва я ничего не делала, только дышала, а затем заставила себя двигаться. Выползла из комнаты и стояла в коридоре, пока не досчитала до пятидесяти пяти, прежде чем почувствовала, что снова способна идти.
Мне следовало вернуться в особняк. Однако я вошла в камеру. Я никогда не чувствовала подобную грусть и отчаяние, чем в те мгновения.
Пол камеры был залит кровью, а ножи и плоскогубцы лежали в луже на полу рядом с тяжелораненым мужчиной на носилках.
Это сотворил мой брат. Папа и Нино показали ему, как надо.
У меня не укладывалось в голове, как люди, которые защищали и любили меня, способны совершить такое.
Я шагнула к мужчине, и он открыл глаза. Один был вытекшим.
Потрескавшиеся, окровавленные губы шевельнулись, и он что-то сказал, но я не смогла разобрать, что именно. Несмотря на панику и тошноту, подступившие к горлу, подошла ближе.
Балетки коснулись крови и впитали ее, когда я замерла рядом с ним.
– Помоги мне, – прохрипел он.
Я забралась на носилки и в ужасе опустилась на колени. Что я могла сделать? Я не в силах помочь ему сбежать. Что, если это навредит моей семье?
Слезы застилали глаза.
Мужчина смотрел умоляюще.
– Помоги мне, пожалуйста. – Он судорожно втянул воздух. – Убей меня.
Я сглотнула и оцепенела.
Он повернул голову к ножам, которые так и не упали на пол.
– Зарежь меня, – умолял он.
Нахмурив брови, спрыгнула на пол и дрожащей рукой потянулась к ножу. Сжала пальцами окровавленную рукоять. Лезвие было покрыто кровью мужчины из-за бесконечных порезов, которые нанес Невио. Я старалась не смотреть на изувеченного мужчину слишком пристально. Не могла вынести доказательства чудовищности моей семьи.
Я уставилась на прозрачную ткань балетной пачки, которая медленно становилась красной от крови.
– Быстрее. Пока они не вернулись, – прохрипел мужчина.
Я посмотрела на его умоляющее лицо, вернее, на то, что от него осталось.
Слезы катились по моим щекам.
– Прояви милосердие, девочка, и убей меня.
Разве убийство может быть милосердным?
Я поклялась никогда не причинять боль ни одному живому существу: не ела мяса, молочных продуктов или яиц.
Но этот мужчина просит меня лишить его жизни.
Мои пальцы сжались на рукояти ножа, но меня словно парализовало.
Затем, несмотря на отвращение, я протянула другую руку и осторожно коснулась плеча мужчины. Я никогда не прикасалась к незнакомым людям. Но этот человек нуждался в утешении, и мне пришлось преодолеть себя. Снова.
– Я не могу. – Язык заплетался. Я убрала руку.
Мужчина попытался перевернуться, но наручники удерживали его на месте. Он застонал и откинулся на спину.
– Тогда дай мне нож. Не заставляй меня страдать.
– Я могу поговорить с отцом. Он пощадит тебя.
Мужчина засмеялся, отчего изо рта у него потекла струйка крови.
– Твой отец и его братья делают такое каждый день. Они пытают людей ради бизнеса и забавы. И не знают пощады.
Я боялась, что это правда – особенно после того, что услышала ранее. Мое сердце билось все быстрее, пульс в висках стал почти невыносимым. В ушах зазвенело. Мне нужна тишина.
И темнота. Мне нужно сладостное забвение.
Уцелевший глаз мужчины расширился. Измученный человек задрожал и заплакал. Он что-то увидел у меня за спиной.
– Грета, – тихо произнес Нино.
Я не обернулась, продолжая смотреть на изуродованное лицо мужчины. Я слушала его отчаянные всхлипывания. Я никогда не испытывала такого ужаса, как он.
Ужаса из-за людей, которых любила всем сердцем.
– Уходи отсюда немедленно, – сказал Нино и шагнул ко мне. – Если ты приблизишься к ней хоть на сантиметр, то пожалеешь, – процедил он совсем другим тоном, обратившись к жертве.
Мужчина зажмурил глаз, его плечи сотрясались от рыданий.
Но я зарыдала сильнее, пока наблюдала за его страданиями.
– Дай мне нож, Грета.
Я крепче сжала рукоять, не сводя взора с мужчины.
Нино потянулся к моей руке, но я оттолкнула его и прижалась спиной к стене. Я тяжело дышала. Нино нахмурился.
Он вскинул руки:
– Я не причиню тебе вреда. Ты знаешь. Отдай мне нож, и вернемся наверх.
Он подошел на шаг ближе, и я подняла лезвие так, что оно уперлось мне под ребра. Я достаточно насмотрелась тренировок по рукопашному бою, чтобы знать – именно сюда целятся, когда хотят убить. Вдобавок я всегда слушала, как Нино объясняет анатомию.
Нино посмотрел на нож и кивнул:
– Хорошо.
– Что, черт возьми, еще такое? – пробормотал папа, который тоже зашел в камеру.
Он замер, когда заметил меня. Суровость исчезла с его лица, а потом выражение стало непостижимым. Слишком много эмоций промелькнуло в его глазах за долю секунды.
Слезы продолжали застилать мне глаза, мое тело сотрясалось.
Папа взглянул на Нино, на нож в моих кулаках. Я целилась в мягкое место под ребрами.
– Что ты делаешь, дорогая? – Голос звучал нежно и ласково. В нем слышалось утешение и любовь. И именно это я и любила.
Он придвинулся ближе, но я сильнее прижала нож к своей груди, и он остановился.
– Что ты видела?
Я посмотрела ему в глаза и сглотнула. Все. Слишком многое. Я промолчала, но он, должно быть, прочитал это в моих глазах. Папа хорошо разбирался в людях.
Он взглянул на Нино. И на мужчину на полу.
– Он заслужил это, понимаешь?
Я всхлипнула, мотая головой. Я не хотела слышать ни слова. Я просто хотела уйти подальше.
И оказаться в темноте и тишине. Но я не могла уйти сейчас, не сделав того, что должна.
Хотя каждое слово, как шрапнель, застревало у меня в горле, я прохрипела:
– Не причиняй ему боли.
– Почему бы тебе не подняться наверх? – Папа протянул руку. И обменялся очередным взглядом с Нино, который переступал с ноги на ногу.
Возможно, они думали, что я ничего не замечаю. Они ошибались. Я видела все, любую мелочь, какой бы незначительной та ни была. В этом и заключалось, как ни парадоксально, и мое спасение сейчас.
Я отступила еще дальше и вжала нож в свою плоть. Острие пронзило кожу, и я застонала, не привыкшая к боли, но готовая выдержать ее.
Нино снова вскинул руки:
– Дорогая, брось нож.
– Прояви милосердие.
Папа коротко взглянул на мужчину, и по его взгляду стало ясно, что он этого не сделает.
Папа никогда не лгал мне, и сейчас тоже не станет.
– Нет. Даже ради тебя. Пока ты не можешь понять.
Мужчина открыл глаз и посмотрел на меня. Он желал смерти.
– Тогда убей его. Только не причиняй ему еще боли.
Папа посмотрел на меня, потом на мужчину и посуровел. Нино покачал головой, похоже, его раздражала вся эта ситуация, ринулся к мужчине, схватил его за голову и сильно повернул.
Я услышала, как сломалась его шея. Свет исчез из его уцелевшего глаза, но вместе с ним исчезли и ужас и мука.
Я с грохотом уронила нож. И папа с Нино посмотрели на меня так, словно я вот-вот сломаюсь.
Я выбежала из комнаты, ускользнув от папы, и помчалась быстрее, чем когда-либо прежде. Я знала коридоры наизусть, даже в темноте, которая окутывала их сейчас. За последние несколько лет я чересчур часто бродила по ним ночью.
Можно сказать, что электрический свет погнался за мной, когда папа и Нино попытались поймать меня и включили лампы, свисающие с низкого потолка. Но я поворачивала за один угол за другим, не сбавляя скорости.
Их крики эхом отдавались в подвале, преследуя меня.
Слезы жгли глаза, ослепляя. Но мне не нужно, чтобы они это видели. Я бежала и бежала, пока не добралась до подвала под особняком Фабиано и не спряталась в кладовке в большой картонной коробке, которая оказалась наполовину заполнена выброшенной одеждой.
Я свернулась калачиком и затаила дыхание.
Я уставилась в темноту, борясь с тошнотой и пытаясь унять шум в ушах.
Вскоре темнота и тишина вступили в силу, пульс замедлился, а гул в ушах стих.
Сладостное забвение.