В комнате раздавались голоса.
– Чертов бардак, – пробормотал Фабиано.
– Ты можешь себе представить, как она, должно быть, напугана? – сказала Леона с волнением.
У меня защемило сердце. Тогда я поняла, о ком она говорила – обо мне.
Она тревожилась из-за меня, переживала, что я испугалась. Но испугалась ли я? Должна ли?
Из-за папы? Из-за каждого мужчины в моей семье? Из-за родного брата? Я не понимала, что чувствую. В основном я не хотела ничего чувствовать. Я мечтала побыть в темноте и тишине, в полном одиночестве.
– Сомневаюсь, что она только напугана. Когда видишь нечто подобное, это меняет тебя, – сказал Фабиано.
Они не думали, что я здесь, однако я знала код от их части подвала.
Они удалились, вероятно, чтобы помочь родным найти меня.
Восемь часов спустя – в какой-то момент я начала считать тихое «тук-тук» секундной стрелки наручных часов – мне пришлось покинуть укрытие. Хотелось в туалет, а ноги и спина ныли из-за долгого сидения в скрюченном виде. Когда я убедилась, что осталась одна, то приоткрыла крышку коробки и вылезла.
Кровь на одежде сделала ткань жесткой, но я уже не ощущала медного запаха. Мой нос ничего не чувствовал.
Я поежилась. В подвале было холодно даже в теплое время года. Раньше я этого не замечала, но от холода у меня окоченели пальцы на руках и ногах. Я огляделась в поисках места, где можно было бы облегчиться, но все углы казался мерзкими и пыльными. А еще мне стало неловко от мысли, что я могла так осквернить подвал Фабиано.
Воспоминание о луже крови в камере всплыло в памяти, и я снова содрогнулась. Возможно, я сумею продержаться еще несколько часов… но что тогда?
Пока я не могла вернуться домой.
Я обхватила себя руками и задрожала еще сильнее.
Что мне оставалось делать?
Я посмотрела направо и с сожалением забилась в угол. И вздрогнула, когда дотронулась до окровавленной ткани купальника. Кое-как выпутавшись из одежды и присев на корточки в углу, я помочилась. Поспешно опорожнив мочевой пузырь, стремительно оделась и бросилась обратно в укрытие. Мне нужна тишина и темнота.
Пусть будет еще темнее. Я не хочу, чтобы моя почти фотографическая память смогла воспроизвести каждую деталь искаженного болью лица того мужчины. Я даже не знала его имени. Помнит ли его кто-нибудь?
Я хотела забыть, но разве это правильно – желать чего-то подобного? Я свернулась калачиком на тряпье в коробке и закрыла крышку.
Я не уснула, хотя устала и не спала больше суток. Я продолжала считать секунды, стараясь, чтобы знакомый звук успокоил меня.
Спустя одиннадцать часов после бегства я снова услышала голоса, но на сей раз не только Фабиано и Леоны.
С ними были папа, Нино и Невио.
Я скрючилась еще сильнее и дышала очень медленно и тихо, чтобы меня не нашли.
Они находились не в кладовке, а в коридоре. Я навострила уши, чтобы расслышать их разговор.
– Ты уверен, что она не знает гребаных кодов от помещения? – прорычал папа. – В это трудно поверить, учитывая, что ты тоже вечно ускользаешь.
– Может, и знает. Грета наблюдательна, – сказал Невио.
Хоть я и увидела, что он творил, я хотела пойти к брату. Он всегда утешал и защищал меня. А теперь я пряталась от него и семьи.
– Ее нет ни в нашем подвале, ни на цокольном этаже другого дома. Остается только этот подвал, – продолжал папа.
– С нашей стороны она еще не покидала территорию. Я проверил журнал регистрации за последние двенадцать часов, – протянул Нино. – Единственный код, который был введен в нашем помещении, находился на двери, ведущей в твой подвал, Фабиано.
Я понятия не имела, что они могли видеть и кто вводил код.
– У меня нет журнала с записями введенных кодов. Леона сочла, что это слишком по-сталкерски. Сигнализация срабатывает только в том случае, если введен неправильный код, но этого не случилось.
– Значит, она могла выскользнуть из твоего особняка, – рявкнул папа напряженно.
– Сомневаюсь.
– Ты не можешь основывать свои сомнения на фактах, – проговорил Нино.
– К черту! – проворчал папа. – Мы должны найти ее. Если с ней что-то произойдет…
– Может, тебе стоит предупредить солдат на тот случай, если она появится, – предложил Фабиано.
– Нет. Я не хочу, чтобы кто-то знал. Если дело касается Греты, я не доверяю никому. Мы найдем ее.
– Давай обыщем твой подвал, особняк и задний двор, если ее там нет, подумаем о дальнейших действиях, – заявил Нино.
Голоса отдалились. Я сглотнула. Оставался только вопрос времени, когда меня обнаружат.
Когда я убедилась, что их нет поблизости, то вылезла из коробки и на цыпочках подкралась к двери. Я не знала, чего ждала. Но понимала, что пока не могу встретиться с ними лицом к лицу.
Я выглянула в коридор. Он оказался пуст, но из двух комнат в самом конце лился свет.
Я посмотрела в другую сторону, где крутая лестница вела в дом. Сделав глубокий вдох, бросилась к ней и поднялась по ступенькам. Я выскочила из подвала.
Откуда-то с первого этажа доносились голоса Фабиано и Нино.
Выбежав, поднялась на второй этаж. Я несколько раз бывала в доме Фабиано и запомнила планировку. Я приложила ухо к двери комнаты Авроры.
Внутри было тихо, потом я услышала, как Аврора тихонько напевала что-то себе под нос. Я вошла внутрь без стука.
Аврора сидела на полу в окружении Барби и играла, повернувшись ко мне спиной.
Она обернулась и в тревоге распахнула глаза.
– Грета?
– Тсс! – Я прижала палец к губам. – Можно я спрячусь в твоей комнате?
Она поднялась на ноги, разглядывая меня:
– Что у тебя на одежде?
– Кровь, – ответила я.
Она побледнела:
– Правда?
Я кивнула. И различила приближающиеся голоса.
– Можно я спрячусь? Мне очень нужно!
– Ты сделала что-то плохое? – спросила Аврора с удивлением.
В этот момент я уже не была уверена.
– Пока не пойму… Ты поможешь?
Аврора нерешительно кивнула и указала на шкаф. Я кинулась туда и опустилась на пол, прячась за платьями. Я понятия не имела, зачем ей столько платьев. Она никогда их не надевала. Аврора закрыла ставни с вопросительным выражением на лице.
Она вернулась к Барби и села за секунду до того, как раздался стук в дверь. Сквозь щели в ставнях-дверцах я увидела, как в комнату кто-то вошел.
И узнала белые кроссовки Фабиано.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да, – ответила Аврора, склонившись над Барби и раздевая одну из кукол. – Я сижу в комнате, как ты и просил.
Он не пошевелился:
– Это хорошо. Ты что-нибудь слышала? Или, может, видела Грету?
– Грету? – переспросила Аврора, на мгновение подняв голову.
– Она убежала. Наверное, она что-то увидела, испугалась и немного запуталась.
Я прикусила губу.
Я не запуталась. Он сказал это, чтобы Аврора донесла на меня, если ей что-то известно.
– Ясно, – проговорила Аврора. – Что она видела?
– Не о чем беспокоиться. Ты скажешь, если увидишь ее, ладно? – Он подошел ближе и присел на корточки.
Я напряглась, поскольку смогла рассмотреть его лицо. Я сомневалась, что он заметил меня сквозь щели, в шкафу ведь не было света, как в комнате.
Аврора продолжала возиться с куклой Барби. Если она будет продолжать в том же духе, у него могут возникнуть подозрения.
– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо спросил он.
Я затаила дыхание.
– Мы с Гретой не очень близки. Я пыталась с ней подружиться, но она предпочитает играть с мальчиками, а не со мной и Карлоттой.
Фабиано коснулся ее плеча.
– Грета другая. Дело не в тебе.
Аврора кивнула. Фабиано поцеловал ее в лоб и поднялся на ноги.
– Оставайся в комнате, пока мы с мамой не позовем тебя на обед.
Он ушел.
«Грета другая».
Я не двигалась. Я знала, что отличаюсь ото всех. Мне не нравилось находиться в окружении незнакомых людей. Большое количество народа заставляло меня нервничать. Меня не беспокоило, что я отличаюсь от других. Но теперь я задавалась вопросом, не причинила ли я Авроре боль: ведь я вела себя таким образом.
Она встала и открыла платяной шкаф. Посмотрела на меня с неуверенной улыбкой.
– Спасибо.
Она кивнула:
– Ты можешь оставаться в комнате столько, сколько захочешь. Позже я попробую пронести тебе что-нибудь на ужин.
Я помотала головой:
– Я не голодна, но я и правда бы хотела остаться здесь.
– Не хочешь принять душ и надеть что-нибудь из моей одежды?
Я посмотрела на окровавленные купальник, пачку, колготки и балетные туфли.
– Нет.
По какой-то причине мне пока не хотелось смывать кровь. Мне показалось, что таким образом я обесценю страдания того мужчины.
– Ладно. Но я уверена, кое-что из моей одежды подошло бы тебе, даже если это не твой стиль.
Я нахмурилась. Не мой стиль?
У меня нет стиля. Я любила удобную одежду. Да и Аврора часто носила комбинезоны, которые были воплощением комфорта. Я ничего не сказала, потому что не знала, как объяснить Авроре свою позицию.
Я знала, что ее одежда пришлась бы мне впору. Несмотря на то что она на три года младше, мы были почти одного роста, однако я оказалась чрезвычайно худой, что постоянно беспокоило маму.
– Я просто хочу посидеть здесь, – выдавила я в конце концов.
Аврора кивнула.
– Конечно. Тогда я закрою дверь и поиграю в куклы.
Прятаться у Авроры было неплохо.
Ведь у Авроры имелась личная ванная комната с туалетом. А мне могло приспичить в любую минуту.
Прошло тридцать восемь часов с тех пор, как я сбежала, и Аврора уважала мое желание не общаться. Несмотря на ее предложение спать с ней в одной постели, я предпочла остаться в шкафу или забраться под кровать и глазеть на раму.
Я понимала, что от меня, должно быть, ужасно пахнет из-за засохшей крови, но Аврора не жаловалась.
Я не спала и не ела более двух дней и начала ощущать последствия. Мои глаза горели, как будто в них насыпали песок, а живот сильно болел. Аврора ушла обедать ровно семьдесят пять минут назад. Возможно, она снова принесет мне поесть. Еду, к которой я не прикоснусь.
Не потому, что та не была вегетарианской, а потому, что мысль о еде казалась невозможной.
Дверь открылась, но я осталась на своем месте. Вдруг это не Аврора?
– У меня сейчас действительно нет времени играть в куклы, – пробормотал Невио, следуя за Авророй.
Я замерла под кроватью, где пролежала два часа.
– Прости, но я должна была привести его. Он сходил с ума от беспокойства, – произнесла Аврора совершенно несчастным голосом.
– Что? – спросил Невио и замолчал. – Черт.
Он подошел к постели и опустился на колени, затем заглянул под кровать. На его лице отразилось облегчение, и меня охватило чувство вины. Тревога о брате всегда заставляла меня чувствовать себя плохо. Он потянулся ко мне, но я напряглась и отпрянула.
Внезапно он скривился, словно от боли, и горькое осознание ножом прошлось по моему сердцу.
Он растянулся на спине на полу, повернувшись ко мне.
– Дай нам минутку, Рори, и убедись, что нам никто не помешает.
Аврора без колебаний удалилась, неслышно прикрыв за собой дверь. Невио протянул мне руку.
Но я не приняла ее.
Я посмотрела на Невио, в его темные, как мои, глаза. Вот только взгляд был другим. Если черты моего лица – мягкие, то у Невио – суровые.
Я худая и невысокая, а он был высоким и уже накачанным благодаря боевым тренировкам и паркуру.
Я презирала насилие, а Невио нуждался в нем.
– Мы безостановочно искали тебя. Все беспокоятся, Грета. Мы думали, с тобой что-то случилось.
Что-то и правда случилось. То, чего я пока не могу объяснить. У меня язык прилип к небу.
Ощущение налета на языке напомнило мне, что я давно не чистила зубы. При мысли об этом у меня участился пульс.
– Грета?
Я уставилась на брата. Стоило огромных усилий встретиться взглядом с другими людьми, но не с ним.
– Ты боишься меня? – спросил он сдавленным голосом. Мои глаза наполнились слезами. В глубине души я всегда знала, кем был Невио. Я чувствовала.
Но не совсем понимала всю чудовищность ситуации, равно как и то, насколько черной, как смоль, являлась жажда Невио на самом деле. То, что я увидела, чем занимаются он, папа и Нино, открыло мне глаза на жестокую правду, с которой трудно справиться.
– Грета, – проговорил Невио, придвигаясь чуть ближе.
Я взглянула на его ладонь с пересекающимися шрамами. Боль мало что значила для Невио. Ему нравилось чувствовать боль. И причинять ее другим людям.
– Я не боюсь тебя, – ответила я.
Невио расслабился, и на его губах появилась невеселая улыбка.
– Я боюсь того, на что ты способен. И боюсь за людей, которые попадутся тебе на пути в трудную минуту.
– Так уж устроен мир, – пробормотал он. – Есть тьма и свет, без них ничего не будет существовать. Возможно, это то же самое, что и у близнецов, вот только мы не поделили все поровну. Мне досталась тьма, а тебе – свет.
– Столько тьмы слишком тяжелая ноша, – прошептала я, мое сердце болело за него.
Он сардонически усмехнулся:
– Мне нравится тьма, Грета. Там мое место.
Мне хотелось поспорить, но, вспомнив выражение его лица, когда он мучил того человека в камере, я промолчала.
– Очень немногие люди могут вынести меня, – тихо продолжал он.
– Я могу.
Невио заглянул мне в глаза:
– Ты бежала от этого.
– Не от тьмы. От… – Я содрогнулась. Слезы снова навернулись на глаза.
Невио кивнул, как будто понял.
Как он мог, если даже я не понимала?
– Я никогда не убегу от тебя, Невио. И всегда буду на твоей стороне, что бы ни случилось.
– Клянешься?
– Клянусь. – Я протянула руку и коснулась его ладони. Безо всякого отвращения. Как странно.
Почему я могла выносить все это даже после того, что увидела? Ведь я с трудом выносила близость большинства людей? Может, мой свет был не таким ярким, как думал Невио.
– Нам пора домой. Папа собирается выслать кавалерию, чтобы прочесать весь город в поисках тебя.
У меня внутри все сжалось, но я позволила Невио вытащить меня из-под кровати. Он осмотрел мою окровавленную одежду, но ничего не сказал. Меня трясло, потому что я слишком долго ничего не ела. Брат крепче обнял меня, когда выводил из комнаты. Он возвышался надо мной, наши пальцы переплелись.
Аврора прислонилась к стене в коридоре, но, увидев нас, выпрямилась и бросила на меня извиняющийся взгляд, прежде чем улыбнуться Невио.
Он кивнул ей.
– Я твой должник. – Брат протащил меня мимо нее по коридору.
Когда мы почти добрались до лестницы, я оглянулась через плечо, одними губами поблагодарив Аврору, которая до сих пор стояла на месте.
Невио повел меня вниз. Вскоре мы уже пересекали подвальные коридоры, а затем вошли в особняк.
Невио не сбавлял шага, пока мы не оказались в общей комнате, где собралась большая часть семьи. Алессио и Массимо развалились на диване, а Нино и Савио сидели напротив них – на другом.
Папа расхаживал взад и вперед, а Киара утешала маму, которая выглядела ужасно.
– Где, черт возьми, ты был? – пробурчал папа, после чего его взгляд остановился на мне, когда я вышла из-за спины Невио.
Воцарилась тишина. Мама высвободилась из объятий Киары, ее голубые глаза осматривали меня с головы до ног. Ужас смешивался с облегчением.
Мама бросилась ко мне и крепко прижала к груди.
– О, Грета! – Она всхлипнула. – Грета!
Я обняла ее в ответ, но мой взгляд устремился в другую часть комнаты.
Невио направился к папе, по пути хлопнув Массимо и Алессио по рукам. Он что-то сказал папе, вероятно, о том, как меня нашел.
Папины глаза встретились с моими, и я почувствовала глубокую печаль. Отвела взгляд и высвободилась из маминых объятий. Теперь я не смотрела ни на кого в комнате, я просто не могла вынести и это бремя.
– Нам нужно привести тебя в порядок, – осторожно сказала мама.
– Нет, – твердо ответила я.
– Грета. – Мама обхватила мое лицо ладонями. – Нам надо снять с тебя эту одежду. Тогда ты почувствуешь себя лучше.
Я попятилась, но мой отказ есть и пить настиг меня, отчего ноги подкосились. Мама ахнула и протянула руку, чтобы поймать меня. Однако мои колени коснулись пола прежде, чем она успела меня подхватить.
Папа в мгновение ока пересек комнату и опустился на корточки рядом со мной.
Я напряглась, когда он поднял меня на руки.
– Когда ты в последний раз ела? – прошептал он.
Я мельком взглянула на него и пожала плечами.
– У нее обезвоживание. Я вижу по коже, – заверил отца Нино.
Он потянулся к моему запястью, но я отдернула его. Папа крепче сжал меня, но ничего не сказал.
– Я хочу пощупать твой пульс, Грета, – спокойно объяснил Нино.
– Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне, – шикнула я.
Нино взглянул на папу.
– Сейчас я отнесу тебя в твою комнату, дорогая, где ты позволишь маме помочь тебе умыться и одеться, а потом Нино осмотрит тебя, и ты будешь есть и пить, понятно?
Я заморгала, глядя в его темные, серьезные глаза. И молча кивнула.
– А ты останешься здесь, – приказал папа.
– Почему? – простонал Невио.
– Останься.
Папа отнес меня наверх, за ним последовали мама и Нино. Он опустил меня на мраморный пол в ванной, но продолжал придерживать за плечи.
– Теперь я могу подменить тебя, – выдавила мама сдавленным голосом.
Родители обменялись напряженными взглядами.
Папа, наконец, отпустил меня и ушел.
Мама на мгновение зажмурилась, а потом повернулась ко мне с притворной улыбкой.
Она не пыталась заговорить со мной, помогая мне раздеться. Если ее и беспокоила кровь на одежде и коже, она этого не показывала. Я предположила, что, будучи замужем за папой, она видела и гораздо худшее. Когда она стягивала с меня колготки, я поморщилась от резкой боли в пятке.
У меня был порез под ступней, который вроде бы воспалился.
– Нино должен будет взглянуть на рану, – заявила мама нейтральным тоном. – Или ты предпочтешь, чтобы я вызвала врача?
Я покачала головой. Нино всегда лечил меня, когда я болела. Мне не хотелось, чтобы кто-то незнакомый заботился обо мне.
– Ладно. Я подумала, что просто должна спросить… учитывая все, что произошло.
Мама прищурилась.
– Ты злишься на меня?
Она рассмеялась и тоже помотала головой, скользнув ладонью по моим волосам, когда начала промывать их водой.
– Нет, с чего бы мне сердиться?
– Но ты выглядишь разозленной.
– Так и есть.
– На папу.
Она протянула мне лейку для душа, я взяла ее и смыла грязь и кровь, пока мама подготавливала пушистый халат.
– Почему они такие?
– Не знаю. – Мама протянула мне халат.
Я не была уверена, что она говорит правду. В ее голубых глазах таилась нежность, когда она посмотрела на меня, но губы были плотно сжаты. На ней не было макияжа, а светлые волосы спутались.
– Лучше бы ты ничего не видела. Жаль, я не могу облегчить твою ношу.
– Почему ты думаешь, что справишься лучше, чем я? – спросила я, искренне любопытствуя.
Мама улыбнулась:
– Я так не считаю, но, вероятно, должна думать именно таким образом. Я твоя мать. И хочу защитить тебя.
– Мне не нужна защита от Невио, папы и Нино.
Мама погладила меня по щеке:
– Верно. Я рада, что ты понимаешь. И это не то, что я имела в виду.
Я кивнула:
– В конце концов я бы все равно узнала.
– Возможно. Но ты выбрала очень жестокий способ выяснить это. Необходимо многое осмыслить.
Я не стала ничего отрицать. Но меня обуревали сомнения.
Когда я вытерлась, надела пижаму с пушистыми зайчиками, надеясь ощутить привычный комфорт.
Мама схватила что-то с полки и протянула мне игрушку. Плюшевого кролика. Он был у меня с самого раннего детства, но в последнее время я перестала его обнимать.
Я взяла его.
– Что я могу сделать? – прошептала я, прижимая к груди кролика. Он был мягким и белым.
Мама вздохнула. Она выглядела измученной. Вероятно, тоже не спала последние два дня.
– Люби их.
Когда мы с мамой вышли из ванной, папа и Нино ждали нас в спальне.
Отец внимательно изучал мое лицо, нахмурив брови. В темных глазах таилась настороженность, как будто он боялся, что я снова убегу.
Мама проигнорировала их обоих и помогла мне лечь в постель. Поцеловала в лоб и выпрямилась.
– Иди спать. Отдохни. Я присоединюсь к тебе, когда поговорю с Гретой, – сказал папа маме.
Она не смотрела на него, только на меня.
– Ты хочешь, чтобы я осталась?
Глаза папы наполнились гневом.
– Нет, ступай.
Мама замешкалась, но кивнула и отвернулась.
Отец удержал ее за запястье, когда она попыталась пройти мимо него. Мама бросила на него испепеляющий взгляд.
Он отпустил ее, и она выскользнула из комнаты, но оставила дверь приоткрытой.
В свою очередь, Нино и отец обменялись многозначительными взглядами. Я могла лишь предполагать, о чем они размышляли в такие минуты. Папа подошел ко мне и опустился на кровать, указал на прикроватную тумбочку, где был мой ужин. Стакан воды и тарелка с омлетом из тофу и тостами.
Я осушила половину стакана и откусила кусочек тоста.
– Сейчас Нино тебя осмотрит.
Я кивнула, знала, что папа не примет отказа. Да и в любом случае это разумный поступок. Мне не хотелось, чтобы в рану попала инфекция. Если бы воспаление помешало мне танцевать, это было бы непостижимой утратой. Я понимала, что мне придется провести много ночей в одиночестве в балетной студии, чтобы привести себя в форму.
Нино присел на край кровати.
– Я собираюсь начать с пореза у тебя под ребрами.
Я приподняла пижамную рубашку, чтобы показать ранку, которую я нанесла самолично.
Нино тщательно промыл ее и заклеил пластырем с антисептиком.
– Мы проверили того мужчину на возможные инфекции, поскольку нож, который ты использовала, был испачкан его кровью, но никаких заболеваний не выявлено.
Его голос звучал сухо и профессионально, что я обычно ценила. Всякий раз, когда мне требовалось нейтральное мнение или я хотела по-настоящему понять что-то, я спрашивала Нино. Однако сегодня не могла вынести его бесстрастного тона.
Он, не сбавляя темпа, начал изучать порез на моей ноге.
– Каково это – причинять кому-то такую сильную боль, что он молит о смерти, хотя ты можешь его спасти? – тихо спросила я.
Пальцы Нино замерли. Он взглянул на меня, затем на папу.
В итоге ответил именно отец.
– Он заслужил смерть.
– Кто так решил? – спросила я.
– Кто? Я. Мое мнение – единственное, что имеет значение.
Я посмотрела в непоколебимые глаза отца. Но не заметила в них ни тени вины или сомнения.
Я всю жизнь знала, что он дон. Потребовалось много времени, дабы понять, что это значит, но до сих пор не была уверена, что знаю все.
Я никогда не понимала людей, которые предпочитали жить в забвении и не интересовались чем-то из любопытства. Возможно, я медленно продвигалась в нужном направлении.
– Хочешь, чтобы я объяснил почему?
– Нет, – твердо ответила я. – Это не изменит моего мнения.
– Ты не можешь знать наверняка, – вмешался Нино.
– У меня есть убеждения.
Нино поднялся на ноги и начал складывать медикаменты обратно в аптечку.
– Это роскошь, которая позволена не каждому.
Воцарилась тишина. Нино закрыл аптечку и посмотрел на папу, на лице которого на мгновение застыло властное выражение.
Их молчаливое общение часто напоминало мне о нас с Невио.
Однако мыслительные процессы отца и Нино, пожалуй, были более схожи, чем наши с Невио.
Я сглотнула, вспомнив мамины слова.
– Спасибо, Нино. Ты обработал мою рану. Я ценю это.
Он наклонил голову:
– Не за что.
– Знаешь, я тебя не боюсь, – заявила я, прежде чем он успел удалиться.
Он с интересом уставился на меня, на его губах появилась натянутая улыбка.
– Тебе не нужно бояться никого из нас. – И закрыл за собой дверь.
– Тебе нужно постараться уснуть, – прошептал папа, сидя на краю кровати и не прикасаясь ко мне.
Он собирался встать, но я поднялась и прижалась к нему. Путь он не думает, что мои чувства к нему изменились.
Сначала он был напряжен, но потом крепко обнял меня и глубоко вздохнул.
– Я люблю тебя, папа.
Отец поцеловал меня в висок:
– А я люблю тебя больше жизни, дорогая моя. Никогда не забывай об этом.
Я согласно кивнула. Я никогда не сомневалась в его любви, даже в подвале.
– Вокруг тебя тьма, непроглядная, как ад, и как бы я ни старался защитить тебя от нее, она неизбежно коснется тебя, потому что ты – часть Семьи. Но клянусь, что позабочусь о том, чтобы никакая другая тьма и близко не коснулась тебя.
Я закрыла глаза, слушая, как ровно бьется его сердце.
Мне стало любопытно, что чувствовали мама и Киара, зная, какими были папа и Нино. Они выбрали их, несмотря на то, кем те являлись. Я и не предполагала, что когда-нибудь смогу быть с кем-то подобным. Я всегда любила семью. Я не выбирала родных и близких.
Но выбрать кого-то, кто был способен на такие ужасы, на акты крайней жестокости? Я не смогу.
Мужчины в моей семье – воплощение плохих людей. Невио, моя вторая половина, вероятно, являлся наихудшим из них.
Но любовь неизбежна.
Казалось вполне естественным, что я влюбилась в мужчину, который являлся таким же плохим, таким же жестоким, как и те, кто меня вырастил.