Кандидат жутко побледнел, потом позеленел, а потом, когда ему стало уже совсем невмоготу, покачнулся на кровати – как только убрал одну опорную руку, прижав ее ко рту, – и свалился на пол, тут же покрыв его малоприятной мешаниной.
– Я за тобой прибирать не буду, – брезгливо отозвался я.
Кандидат громко рыгнул и попытался найти новую опору, но вместо этого попал ладонью в лужу, поскользнулся и тут же перепачкался целиком.
– О-о-о, – протянул я. – Пожалуй, в предвыборных речах эти моменты мы опустим, – а в ответ на жалобный стон тут же добавил: – живо умывайся!
Можно было прикрикнуть на него. Топнуть ногой – копошащееся в собственном месиве нечто и близко не было похоже на человека, способного управлять областью. Но я не стал.
Сам еще прекрасно помнил последствия своих попоек, когда до вечера следующего дня никак не мог отойти от посиделок – чаще всего они проходили в компании меня самого и бутылки чего-нибудь крепкого.
С тех пор, получив новое тело, я влил в него алкоголь лишь однажды. И то по принуждению. Поэтому на кандидата сейчас смотрел скорее с жалостью и сочувствием, чем с явным отвращением.
Но все же не помог ему ни в чем. Человек должен быть сильным – и если он проявил слабость, то ее последствия должен смочь разгрести сам. С чем Большаков прекрасно справился, потратив примерно час своего и моего времени.
Мокрого от пота кандидата я отправил окунуться в бочку с водой, что стояла на улице. Не целиком – но хотя бы привести себя в вид более-менее пристойный, чтобы я понимал, что разговариваю с человеком.
– Кажется, теперь ты готов меня выслушать? – обратился я к нему скорее строго, чем вежливо. Валерий Анатольевич еще раз провел ладонями по лицу и кивнул. Один раз, но четко и уверенно. – Ты же помнишь свою цель, правда? Стать губернатором.
– Помню, – ответил он, тут ж спохватился, нахмурился и потряс указательным пальцем в мою сторону: – Но ты же не мой помощник!
– Твоя правда, – я слабо улыбнулся. – Сам вспомнишь, откуда я?
– Ты… не помню… ох, – он снова схватился за голову.
– Кажется, память твоя серьезно пострадала, – заключил я.
И все-таки над ним поработали. Добавили страха, убрали несколько дней – причем стирание памяти зацепило еще и «пограничные» области. Мне предстояло разобраться с тем, что этот человек вообще знает.
– Хорошо, что ты помнишь про дочь. И странно, что знаешь про жену, но не помнишь про меня, – добавил я, пытаясь якобы внести ясность в ситуацию.
– И ты был там же?
– Где там? В машине? В лесу? В твоем штабе? – я наугад накидал несколько вариантов, за исключением верного, чтобы проследить за реакцией Большакова.
– Нет, это же все случилось… у меня дома. Черт… Там же полно следов!
– Нет, – коротко ответил я, уже решив, как можно вывернуть ситуацию в свою пользу.
– То есть как? Не дома? Я же не могу помнить то, чего не было на самом деле! – вскричал кандидат.
– Я имею в виду, что следов там точно нет.
– А… как… – он даже начал заикаться и тут я уже позволил себе улыбнуться чуть шире. – О… ты мне помог?
– Почему бы нет?
– А что взамен? – тут же поинтересовался Большаков.
– Да все просто.
– Душу не продам, – последовал мгновенный ответ и тут я уже обнажил зубы:
– Твоя мне и даром не нужна.
– Ха, шутник, – откликнулся он, правда как-то уныло.
– Мне нужно гораздо больше, чем одна душа.
– Ну, слушай, не смешно. Денег хочешь?
– Нет, – я посерьезнел и внимательно смотрел на Большакова.
– Да ты же не вправду про души мне говоришь?
– Как знать. Может, ты видишь договор, который надо подписать кровью?
В этот раз смех прозвучал чуточку веселее.
– И все же, ты не мой помощник.
– Нет, не помощник.
– Но знаешь, что случилось у меня дома и помог мне.
– Точно, – кивнул я, тихо радуясь тому, что мысль кандидата направлена в нужную сторону. – И не просто так знаю и помогаю.
– И за что мне такого ангела-хранителя послали, – хмыкнул Валерий Анатольевич.
Как же он был далек в своей догадке, но я старательно сдерживал эмоции, чтобы не спугнуть его. Время еще не пришло. Человек не втянулся – да и вообще я бы постарался до конца не давать ему карты в руки. Не то что козырей – даже вшивую червовую шестерку.
– Если бы я сам знал, – развел я руками. – Но цель у нас с тобой одна – надо выиграть выборы. И каждый получит, что он хочет.
– А тебе-то что за резон?
– Так, маленькие просьбы. Ничего особенного, – уклончиво добавил я.
– Ну а помощь от тебя теперь какая будет? Тоже ничего особенного? Ситуация у меня… Пиздец, сам видишь.
– Вижу. Ты пропал. Люди беснуются. Не то что бы ты был фаворитом гонки, но этот неожиданный поворот придал тебе массу популярности.
– Я не читал ничего, – Большаков скривился после моих слов.
– Да брось, отличная технология! Популярности у тебя должно быть уже больше, чем у фаворита.
– Ничего не понимаю все равно. Кто ты? Чем ты занимаешься?
Пошли неудобные вопросы, которые стертая память никак не могла не генерировать. Не мог же я сказать человеку, который планировал вернуть святость русскому народу, что я занимаюсь съемками порно. Причем весьма успешно.
– Давай так – у меня достаточно денег, чтобы помочь тебе с твоей кампанией.
– Я не могу, – он замотал головой. – Я же не знаю, откуда ты взял их! Мне нужны документы о твоей деятельности.
– Ответственный ты слишком, – я даже поморщился после его слов. – Но только понимаешь ли, в чем дело. Либо я помогаю тебе на своих условиях, которые ты не обсуждаешь. И гарантирую тебе победу.
– Либо? – спросил Большаков, когда вышло время, выделенное ему на «подумать».
– Думаю, нет нужны говорить, что будет в случае, если ты откажешься.
– Умеешь уговаривать, – медленно отозвался кандидат, а потом внезапно поднял голову: – А вы кто?
Его возглас заставил меня обернуться. Пришла моя очередь удивляться – позади меня стояла Арина, явно неузнанная дочь Большакова.