Вторник
Лондонскому Тауэру редко удавалось остаться незамеченным, но Чеймберс был слегка удивлен, увидев его в окне с водительской стороны, осознавая, что он не в том ряду. Он ехал по городу на автопилоте, его мысли были слишком заняты застопорившимся расследованием, чтобы обращать внимания на яростные гудки, когда он кого-то подрезал.
Они узнали, что заказ на работу со статуей поступил за четыре дня до ее удаления, а до тех пор форт охранял отрезок желтой ленты, вскоре унесенный ветром. Отталкиваясь от предположения, что убийца был ответственнен за повреждения, казалось справедливым, что он регулярно возвращался в парк, в надежде обнаружить выбранное место пустым. Полицейские опросили всех местных бездомных, работников Департамента парков и каждого владельца собак, на которых наткулись. Они также заполучили записи с каждой камеры видеонаблюдения, предоставляющей вид на парк, – все безрезультатно.
То же можно сказать и о жертве, Генри Джоне Долане, который пришел на свое обычное занятие в тренажерном зале в вечер перед убийством. Будучи человеком привычки, он также наведался в ближайший маркет здорового питания «Эпплгуд» по дороге домой, судя по чеку, найденному в его мусоре. Это оставляло им еще четырнадцатичасовое окно между тем, как он вышел из магазина, прибыл домой и впервые был замечен бегуньей.
Ни одна из больниц, с которыми они связались, не доложила о необычной нехватке в запасах панкурониум бромида, с учетом случайных потерь и ошибочного размещения. И когда поиск расширили, включив в него ветеринарные клиники и ряд специализированных стоматологических хирургических кабинетов, эта задача превратилась в затяжную проблему. Криминалисты тем временем обнаружили ошеломляющее количество отпечатков на статуе, учитывая, что она находилась всего в десяти футах над землей.
В довершение всего Чеймберс взял еще одно убийство и серьезное нападение вдобавок к и без того сокрушительной рабочей нагрузке, а Ева нашла заначку с домашними «жирными» билтонгами, сделанными его матерью, которые он изобретательно спрятал в пустой масленке, задвинутой в глубь холодильника.[1]
В целом, последние несколько дней выдались не слишком хорошими, единственным просветом стало открытие, что убийце не нужно быть хорошо сколоченным мужчиной, как изначально предполагалось, так как увиденный Чейнберсом самодельный подъемный механизм несомненно мог значительно облегчить перемещение громоздкого трупа. К тому же Чеймберс как раз и встретился с таким вертлявым, плохо сложенным человеком, который уже имел дело с подобным подъемным механизмом.
Чеймберс ударил по тормозам, случайно проехав на красный. Когда ругань на него из почти бесконечной процессии машин стихла, он решил, что ему отчаянно нужен кофе.
Припарковавшись, он только собирался выйти, когда зазвучало радио: «Всем подразделениям. Всем подразделениям. Есть кто-то поблизости от Бетнал-Грин? Я думаю, у нас может быть труп».
– Думаете, у нас может быть? – послышался в ответ угрюмый голос с акцентом уроженца Глазго. Затем говоривший сострил для своих слушателей: – Скажите им, если оно персиковое или коричневое, у него есть руки и ноги, и оно не встает, когда его спрашивают, труп ли он, то скорее всего это труп.
– Спасибо, детектив, – ответила диспетчер, с трудом сдерживая смех. – Звонивший не говорит по-английски.
Из динамиков донесся протяжный вздох.
– Ладно. Назначайте мне. – Последовала пауза. – Вы слышали? Вы можете назначить меня.
– Извините, – вернулась к нему диспетчер. Ее голос совершенно неожиданно звучал очень деловито. – Дополнительные детали: похоже, там может быть два трупа. – Затем она обратилась к кому-то на другой линии, и ее голос стал приглушенным и неразборчивым. – Они говорят что-то насчет клея… или что, может, их склеили вместе?
Чеймберс счел нужным ответить как можно быстрее, прежде чем кто-то другой смог заблокировать канал.
– Детектив-сержант Чеймберс, – представился он, схватив рацию из гнезда, заводя двигатель, включая мигалки и выезжая на дорогу. – Назначьте мне. Я уже еду.
– Ты уверен, Бен? – спросил шотландец.
– Я уверен. Передайте детали.
В этот момент четвертый голос, который Чеймберс был слегка удивлен услышать, присоединился к разговору:
– Это констебль Винтер. Мы будем подкреплением.
– Принято.
Будучи не в настроении для неизбежного спора, Чеймберс прибавил газу, несясь сквозь город на север.
– Pietà! Pietà! – горько восклицала темноволосая женщина, когда Чеймберс подъехал к ряду обветшалых коттеджей. Она заметила его, когда он заглушил двигатель, и поспешно подбежала к нему, с лицом, мокрым от слез, и ужасом в глазах. Она схватила его за пальто: – Pietà!
– Я огляжу его, – пообещал он, ступая к открытой двери. Но когда она не ослабила хватку, ему пришлось приложить силу, чтобы убрать ее руки.
– Нет. Нет. Нет. Pietà!
– Вам нужно пустить меня к нему, – твердо сказал он женщине, передавая ее обратно родственникам-подросткам и направляясь в дом.
Запах мгновенно ударил ему в нос: грязные лотки, телесные запахи и разложение. Спальня слева пустовала, поэтому он двинулся дальше по коридору, где его перехватил Винтер.
– Сержант, – кратко поприветствовал он Чеймберса.
– Констебль.
– Как вы можете понять по запаху, – начал он, пытаясь сдержать рвотный позыв, – у нас два трупа.
– На этот раз вы абсолютно уверены? – невозмутимо спросил Чеймберс, не потому, что хотел спровоцировать молодого человека, а просто потому, что он предоставил ему идеальную возможность для этого.
Винтера, похоже, это не впечатлило.
– Судя по всему, прошло по меньшей мере несколько дней. И…
– …И?
– Как и говорили: их склеили вместе.
– Прикрывая рот и нос ладонью, он жестом позвал Чеймберса следовать за ним.
Они вошли в мрачную гостиную. Холодный ветер раздувал мусор у их ног, стеклянные двери были подперты, пока партнерша Винтера вышла на минуту. Стараясь глядеть на странную фигуру только краем глаза, Чеймберс собрался с силами…
И повернулся посмотреть.
В центре изношенного дивана сидела женщина лет тридцати, ее голову покрывало струящееся полотно, спадающее волнами на ковер. Тело мальчика-подростка лежало у нее на коленях, с головой, откинутой ей на руки, с проглядывающими сквозь кожу ребами, обнаженное, за исключением узкой полоски ткани вокруг талии. Несмотря на то, что их нашли не сразу, и на запах, указывающий на обратное, их кожа имела здоровый оттенок.
– Абсолютно серьезно, вы точно проверили, что они мертвы, да? – спросил Чеймберс.
– Да! – оскорбленно ответил Винтер. – Пульса нет. Признаков дыхания тоже. Зрачки не реагируют.
Чеймберс удовлетворенно кивнул, затем натянул джемпер на лицо, чтобы вдохнуть.
– Склеены? – спросил он.
– Ее рука к его подмышке, его рука, ноги и голова… и ее затылок к стене.
– Гос-по-ди, – сказал Чеймберс, облекая руки в пару одноразовых перчаток. Осторожно ступая через струящийся по полу плащ, он оглядел затылок мальчика.
– Что-то ищете? – спросил его Винтер.
– Улики, – ответил он.
– А именно?
Не обнаружив следа укола, Чеймберс не ответил. Но потом нахмурился, заметив на своих перчатках бежево-коричневатую пудру. Затем он попробовал осторожно подвинуть голову женщины, но сдался, осознав, что ткань приклеили к скальпу, чтобы удержать ее в одном положении.
– Знаете, кто они? – спросил Чеймберс. В этот момент вечно сердитая партнерша Винтера протопала в комнату, держа в руках блокнот.
– Полагаю, вы уже встретились с соседкой по дороге сюда? – спросил она. Он кивнул. – Она зовет одного из них Питер или Пита, но по моим сведениям, это Николетт и Альфонс Котиллард. Мать и сын. И это их дом, – убежденно произнесла Райли и захлопнула блокнот, словно она только что раскрыла дело. – С другой стороны, она наложит кирпичей, когда узнает, что этот Питер в норме.
Чеймберс с Винтером смерили ее неодобрительными взглядами.
– Я нашла метадон в шкафчике в ванной, – продолжила она, не замечая. – Поглядите, какие они тощие. Не нужно быть гением, чтобы понять… хреновы торчки, – закончила она тоном, намекающим, что они получили по заслугам.
Чеймберс почесал голову и посмотрел на нее.
– На конверте в прихожей был штамп приемной комиссии Кэмбриджского университета, на стене спальни в рамке висит медаль юношеского чемпионата Великобритании, а тот факт, что под вашим огромным чертовым копытом лежит зажим для носа, указывает на… Он был пловцом. И чертовски хорошим, судя по всему.
Винтер сдержал улыбку, глядя, как его безмозглая партнерша поднимает ногу, обнаруживая погнутый кусок пластика, который она втоптала в ковер. Оскорбленная, пристыженная, впечатленная и удивленная, она стояла на одной ноге, глядя на детектива так, словно он только что применил колдовство.
– Вызовите сюда криминалистов, – сказал им Чеймберс, подмечая более бледные пятна кожи там, где он прикоснулся к жертве. – Я пойду за фотоаппаратом.
Он вышел из дома, пересекая сад.
– Детектив! Детектив!
Тяжело вздохнув, он повернулся лицом к Винтеру:
– Сейчас не время.
– Pietà!.. Pietà!
– Ради бога, – пробормотал он, глядя на то, как женщина бежит к ним. – Идите домой, – сказал он бессмысленно. – Может ее кто-нибудь забрать, пожалуйста? – спросил он у все увеличивающегося круга зрителей.
Все еще безутешную женщину увела заботливая пара.
Чеймберс покачал головой и посмотрел на Винтера:
– Прежде чем вы что-либо ска…
– В чем ваша проблема?
– Ладно. Прежде чем вы скажете что-либо еще… Проблемы нет, – сказал он Винтеру, застегивая пальто.
– Брехня. Я видел, что вы сказали обо мне начальству. Из-за вас меня чуть не отстранили!
– Ну, я рад, что этого не произошло, – улыбнулся Чеймберс, поворачиваясь, чтобы уйти, но молодой констебль необдуманно схватил его за руку. – Не… прикасайтесь ко мне, – выплюнул он клубом теплого дыхания.
Винтер отпустил его, но все равно продолжил говорить то, за чем вышел:
– Вы были там той ночью. Вы знали, в каких условиях мы работали. Любой бы подумал, что он мертв. Вы могли меня поддержать. Вы могли бы…
– Я спас вашу задницу, – перебил его Чеймберс.
– Что вы?.. – начал он, безуспешно пытаясь выглядеть возмущенным.
– Вы сами сказали: они показали вам что-то, сказанное мной начальнику конфиденциально. Поэтому на чьей стороне, по-вашему, они были? – Винтер выглядел растерянным. – Они не могли свалить это на меня, поэтому начали искать других виноватых. Если бы я заступился за вас, они бы вас наказали просто в отместку мне. Вместо этого вы отделались всего лишь легким испугом за ошибку, достойную увольнения. Не за что.
– Значит, вы не считаете, что я «типичный детектив-аматор, не способный отставить в сторону собственное эго даже для того, чтобы справиться с элементарными вещами»?
– О, это я говорил серьезно, – пошутил Чеймберс, похлопывая расслабившегося Винтера по спине, когда громкая женщина снова выбежала из одного из домов.
– Pietà? – предугадал Чеймберс.
– Pietà, – кивнул Винтер.
– Pietà! – прокричала женщина, всовывая Чеймберсу в руки книгу, открытую на странице с фотографией ренессансного шедевра Микеланджело: юная Мария, держащая своего сына у себя на коленях после его распятия, в жутковато знакомой позе, – пятисотлетняя статуя, отображающая место преступления в двадцати футах от них.
– Вот дерьмо, – пробормотал Чеймберс.
– Что? – нетерпеливо спросил Винтер.
Чеймберс развернул книгу к нему, лицо Винтера тут же осунулось, сочетаясь выражением с детективом:
– Пьета.