Глава VI. «Казнь»
– Вы кузнец? – голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь.
– А стучаться не пробовали? – грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента.
– Стучаться? Хм… Не пробовала, – ответил голос.
Василий схватил ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца.
Но слова так и остались где-то в его голове, потому что клиент стоявший перед ним, был весьма необычный.
– Вы не могли бы выправить мне косу? – женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья.
– Всё, да? Конец? – отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец.
– Ещё не всё, но гораздо хуже, чем раньше, – ответила Смерть.
– Логично, – согласился Василий, – не поспоришь. Что мне теперь нужно делать?
– Выправить косу, – терпеливо повторила Смерть.
– А потом?
– А потом наточить, если это возможно.
Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной.
– Это понятно, – кивнул он, – а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать…
– А-а-а… Вы об этом, – плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, – нет, я не за вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете?
– Так я не умер? – незаметно ощупывая себя, спросил кузнец.
– Вам виднее. Как вы себя чувствуете? Нет тошноты, головокружения, болей?
– Н-нет, – прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец.
– В таком случае, вам не о чем беспокоиться, – ответила Смерть и протянула ему косу.
Взяв косу в моментально одеревеневшие руки, Василий принялся её осматривать с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов. Переступая ватными ногами, кузнец подошёл к наковальне и взял в руки молоток.
– Вы это… Присаживайтесь. Не будете же вы стоять?! – вложив в свой голос всё своё гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий.
Смерть кивнула и уселась на скамейку. Работа уже подходила к концу, когда выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью.
– Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мiре не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно.
Смерть, непринуждённо сидевшая на скамейке и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Тёмный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца.
– Что вы сказали? – тихо произнесла она.
– Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое…
– Оружие? Вы сказали оружие?
– Может я не так выразился, просто…
Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали.
– Как ты думаешь, сколько человек я убила? – прошипела она сквозь зубы.
– Я… не знаю, – опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий.
– Отвечай! – Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх. – Сколько? – выкрикнула она прямо в лицо кузнецу.
– Да откуда я знаю, сколько их было? – пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец. Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села.
– Значит, ты не знаешь, сколько их было? – тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, – а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь!?! Никогда не убила ни одного человека! Что ты на это скажешь?
– Но… А как же?…
– Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами.
Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всём этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всём меня.
Она ненадолго замолчала.
– Ты знаешь, какой я была раньше? Красивой девушкой, встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено пребывать. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно… Посмотри, что со мной стало! – Последние слова она почти выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон.
Перед глазами Василия предстало, испещрённое морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы.
Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза, уставились на кузнеца.
– Посмотри в кого я превратилась! А знаешь почему? – она сделала шаг в его сторону.
– Нет, – сжавшись под её пристальным взглядом, мотнул он головой.
– Конечно, не знаешь, – ухмыльнулась она, – это вы сделали меня такой! Я видела, как мать убивает своих детей, я видела, как брат убивает брата, я видела, как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!..
Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса…
Глаза Смерти заблестели.
– Я поменяла своё прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нём не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слёз. Я больше не дарю им цветы.
Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто… – она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, – я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей… Отдай мне мою косу, дурак!
Вырвав из рук кузнеца своё орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу.
– Можно один вопрос? – послышалось сзади.
– Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? – остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она. – Дорога в Рай… Она уже давно заросла травой…
В середине XI века разногласия между Константинопольским патриархом и Папой римским в вопросах догматического, канонического и литургического характера достигли своего апогея, что привело в 1054 году к разделению Единой Христианской Церкви на западную и восточную.
Непосредственным поводом явилось закрытие годом ранее по распоряжению патриарха Михаила Кирулария латинских церквей в Константинополе. В ответ на это Папа Лев IX направил патриарху послание с обоснованием притязаний на полноту власти в Церкви, содержавшего извлечения из поддельного документа, известного как Дарственная Константина, настаивая на его подлинности.
Патриарх отверг притязания Папы на верховенство. Тогда Лев IX в том же году послал в Константинополь для улаживания спора легатов во главе с кардиналом Гумбертом. Но догматические разногласия были второстепенны, главной задачей папского посольства было стремление получить от византийского императора военную помощь в борьбе с норманнами.
Уже после смерти самого Папы Льва IX, 16 июля 1054 года в Константинополе, в соборе Святой Софии папские легаты объявили о низложении Кирулария и его отлучении от Церкви.
В ответ патриарх предал легатов анафеме.
Спустя полтора столетия в 1204 году Константинополь был захвачен крестоносцами и с тех пор так и оставался в руках католиков-латинян. Империей в то время правил Иоанн III из династии Ласкарисов.
Великим доместиком при нём был Андроник Палеолог, внук императора Алексея Ангела, отец Михаила VIII Палеолога.
Род Палеологов был богатый и знатный.
Дед Михаила, женившись на дочери императора Алексея Ангела, получил титул деспота. Михаил с юности мечтал о византийском престоле, обладание которым, по слухам, было обещано ему многими пророчествами. О предсказании неким образом стало известно императорам из правившей тогда династии. Иоанн III в 1252 году заставил Михаила торжественно поклясться перед патриархом в том, что он не замышляет никакой неверности, и не будет искать престола.
Тем не менее, в 1256 году Феодор II, сменивший к этому времени на престоле Иоанна, отдал приказ схватить его. Михаилу ничего другого не оставалось, как бежать к туркам.
Иконийский султан в это время вёл войну с монголами, и поелико у него было много ромейских пленных, он составил из них особый полк и поставил Михаила Палеолога командующим над ними. В бою этот полк добился успеха, но в битве всё равно победили монголы.
Тем временем Феодор отправил к Палеологу письмо, уверяя, что произошло недоразумение, и предложил ему вернуться. Михаил возвратился и получил сан великого коноставла (регента).
Однако его во второй раз принудили принести клятвы, что он останется верен императору, никогда не выйдет из границ повиновения и не станет домогаться верховной власти. Михаил всё послушно обещал, но через короткое время был схвачен, закован в кандалы и брошен в темницу по обвинению в колдовстве.
Вскоре Феодор разобрал его дело, не нашёл никакой вины и вернул ему свои милости. Так Михаил Палеолог трижды избежал страшной опасности.
В 1258 году Феодор II умер. После него остались три дочери и малолетний сын Иоанн IV, которому шёл только девятый год. Регентами при нём были назначены протовестарий Георгий Музалон и патриарх Арсений. Верховную власть над империей до совершеннолетия Иоанна исполнял Музалон.
Но уже через три дня после похорон во время панихиды в Сосандрском монастыре заговорщики убили регента и двух его братьев, после чего было решено передать попечение об императоре Михаилу Палеологу как великому коноставлю.
Михаил отличался приятной наружностью, весёлым нравом, а также великой щедростью, поэтому хорошо умел расположить в свою пользу любого человека. Очаровав всех, он стал постепенно прибирать к рукам верховную власть.
Вскоре члены совета попросили императора пожаловать Палеологу титул великого дукса с правом заботиться об общественных делах. Эта должность позволяла ему иметь доступ к императорской казне, и с этого времени многих лиц благородного происхождения под благовидными предлогами Михаил вознаграждал царскими деньгами, но для себя демонстративно абсолютно ничего не брал.
Расположенные его угодливостью и подарками, патриарх, его архиереи и госчиновники решили, что отныне Палеолог будет именоваться деспотом и отцом императора. Он принял и то и другое и с той поры мог уже без сомнения и смело раздавать дары и привлекать нужных людей на свою сторону.
Своего брата он сделал великим доместиком, расставил своих людей на все важные посты, а тех, кто был ему опасен, под разными предлогами удалил из столицы. Наконец, подкупив и обольстив всех, он стал домогаться императорской власти.