К одному Учителю пришёл человек и спросил: «Ты Бог?!»
– Нет, – кротко ответил Учитель.
– Ты знаешь больше всех?!
– Нет, – кротко ответил Учитель.
– Ты мудрее всех остальных?!
– Нет, – кротко ответил Учитель.
– Так почему же ты думаешь, что имеешь право что-то говорить людям?!
– Мы все идём по одной дороге, и если я, или кто-то другой увидел яму, то его долг предупредить об этом всех остальных.
Как известно, театр начинается с вешалки, предприятие – с проходной, а государство – с границы. Разумеется, для тех, кто пересекает её из соседней страны, не имея чести пребывать в статусе гражданина державы, но являясь званым гостем.
Станцию Харьков некогда Южной железной дороги трудно назвать пограничной, однако с распадом СССР и образованием незалэжной Україны, ей досталась эта малопочтенная миссия.
Благополучно пройдя пограничные формальности на станции Белгород, мы никак не ожидали, что подобная процедура с українской стороны будет столь муторной и унизительной.
Здоровенный бугай, который вполне мог двигать наш поезд вместо локомотива, и дородная деваха с формами «а ля Рубенс в ауте», с нагловато-казённым гонором стали проверять паспорта и досматривать багаж. Девица в каждом чемодане обязательно находила вопиющий непорядок, но пассажиры были принципиальны, и со взятками дело упорно не выгорало.
Когда очередь дошла, наконец, до моей персоны, злость прикордонников удвоилась, и они уже позабыли всякие приличия.
Несмотря ни на что я не собирался поддаваться на их провокации, потому молча и, как можно более учтиво предъявил документы и багаж к досмотру.
Верзила «прожёг» меня будто рентгеном, после чего стал рассматривать мой паспорт, не забыв с откровенной злостью оторвать корешок карты прибытия.
Девица тем временем обследовала содержимое моего рюкзака с таким усердием, будто там могли находиться французские духи, которые запрещены к ввозу в Незалэжную. Однако, обнаружив лишь прожиточный минимум участника археологической экспедиции, явно впала в уныние, но виду не подала.
Впрочем, время стоянки поезда ограничено, поэтому все переживания Олеся (так бугай обратился к напарнице) отложила на «музыкальную паузу».
Через считанные минуты над величественным зданием «пивденного» вокзала зазвучит «Прощание славянки», тогда можно будет, в самых что ни на есть непарламентских выражениях высказать всё, что накипело за достаточно короткую жизнь в её необъятной груди номер семь по адресу «клятых москалей».
– Крым подарили этим свиньям, так ещё взятку давай за то, что хочешь там отдохнуть, – в сердцах ощерился небольшого росточка дед, вероятно, без снотворного, не способный соединять голову с подушкой. – А ещё лекарства нельзя провозить, будто я наркотики какие везу. Лучше бы контрабандистов ловили, а то норовят взятку содрать, где попроще!..
Дед ещё что-то ворчал себе под нос, но слов было уже не разобрать. Я придавил ухом казённую наволочку, но сон ушёл из обоих глаз по-английски, забыв сказать good-bye[8]. Прибегать же к испытанному методу почему-то не хотелось.
«Нервы», – подумалось мне, а сей недуг спиртным не лечится. Более того, калечится.
До тёплого моря нужно было ещё доехать, стало быть, единственный способ в данных условиях вернуть благость на душе – это метод самураев. Вдохнув побольше воздуха, напоённого запахом человеческого естества и нестиранных носков, я на минуту задержал дыхание и так повторил несколько раз.
После серии упражнений сердечная боль немного отлегла, голова стала непропорционально тяжёлой, и через минуту мной овладел мiръ грёз и любви.
С рассветом я почувствовал, что залiзниця в Незалэжной содержится, мягко говоря, не на должном уровне, машинистов набирают, видимо, в ближайшей пивной, а торговки плодятся пуще летающих кровососущих насекомых.
Не успело солнце окрасить небо на востоке, как по вагонам начали шнырять затрапезного вида товарки, мычащие на непонятном диалекте экзотические названия предлагаемого барахла. По опыту знаю, что стоит проявить малейший интерес, как они от тебя не отвяжутся, пока не впарят свой хлам или не доведут тебя до белого каления. Поэтому, не желая употреблять крепкое словцо, отделывался молчаливым безразличием.
Кое-кто из пассажиров, тем не менее, клевал на спекулянтские цены, и тогда в вагоне начинался невообразимый гвалт. По мере удаления одной торговки, подругу сменяла другая, поэтому вагон вскоре стал напоминать восточный базар.
Окончательно похоронив надежду сомкнуть веки, I’m прихватил казённое полотенце и подался в заведение. Должен отметить, что оно приятно удивило меня чистотой, поэтому моцион вернул так бездарно утраченное хорошее настроение.
После утренней молитвы и принятия священных даров, не мешало подумать и о хлебе насущном. Несмотря на то, что вагон помнил ещё князя Потёмкина-Таврического, кипяток вполне отвечал европейским стандартам. Вежливая проводница Света предлагала «джентльменский набор» всевозможных сладостей, список которых был утверждён, по всей видимости, Верховной Радой. Во главе «набора» стояли конфеты «Roshen», далее по пунктам американская и европейская отрава. Нисколько не соблазнившись данным ассортиментом, аффтор этих строк проследовал в родной отсек и расчехлил свой НЗ.
Хотя путешествую с тех пор, как начал ходить и говорить, с попутчиками знакомиться не особо тороплюсь. Но в данном случае пожилой сосед сам проявил инициативу, поэтому разговор завязался с пол-оборота.
Алексей Семёнович оказался военным пенсионером, хотя в каких войсках довелось служить, он не поведал. Зато с жаром набросился на нынешних реформаторов армии, особенно бывшего министра обороны и его любовницу, которые всё разворовали и оставили армию, по его меткому выражению, «без порток». Кроме этого они уволили всех «грамотных ветеранов», набрали пройдох и карьеристов, пустили на металлолом всю мощную военную технику, и так далее, и тому подобное.
Короче, все казнокрады, взяточники, воры, et cetera. Воевать никто не умеет, только штаны протирать да разворовывать.
Ларчик просто открывался. Семёныч попал под сокращение, пенсии для беззаботной жизни внуков, разумеется, не хватает. А они ждут не дождутся гостинчиков, которые дед позволял себе в Совдепии на весьма не хилое офицерское денежное довольствие. Отсюда и желчь бьёт фонтаном.
Дослушав внимательно до конца его убийственные доводы, ваш покорный не удержался от наводящего вопроса:
– Скажи, Семёныч, ты считаешь, что старая гвардия непременно должна была умереть на боевом посту. Сокращать её – государственное преступление, я правильно понял твой намёк?
– Я этого не утверждаю, – был ответ. – Но отношение к делу у ветеранов было намного лучше, чем у нынешних. Ответственность была, честь, совесть, патриотизм.
– А может, всё гораздо проще: просто раньше воровать смысла не было. Во-первых, за рубли кроме хлеба, водки и колбасы разве что спички купить можно было, да ботинки «прощай молодость», а сейчас всё что хочешь. Во-вторых, раньше пока двадцать пять лет не оттарабанишь, из армии не уволишься, если только без пенсии. Потому и служили с оглядкой.
Помимо всего прочего был «железный занавес», и если на гражданку уйдёшь, то чем заниматься? На завод учеником или военруком в школу? Даже охранником устроиться была проблема. Сейчас же широкий выбор, да и мiръ поглядеть сможешь, какой смысл за погоны держаться? Другие резоны и стимулы должны быть, а над этим никто голову ломать не хочет. Чисто советский подход. От того и все беды.
– А разве министром обороны можно было торгаша ставить? – Семёныч раскраснелся, как после литра выпитой, и сделал «hände hoch»[9], а голос зазвенел, как благовест на Великоростовской звоннице. – Понятно, что он всё разворует и продаст, какой из него реформатор?
– Так кого ставить было? Солдафона? – от этих слов мой собеседник поморщился, будто попробовал змеиный глаз. – Которые до сих пор учат солдат бежать в атаку с криками «ура»? И это в век высокоточного оружия и «звёздных войн»? Он, пожалуй, нареформировал бы, что потом не то, что чеченцев – коряков бы не смогли бы раскорячить.
– А нынешний что нареформировал? Печки-лавочки, да пыль столбом? Реформатор, б…
– Нынешний? Вот ты, Семёныч, вроде бы не дилетант в военном деле, а представляешь хотя бы отдалённо, во сколь ко обошлась военная реформа? Ты хоть в курсе, сколько стоит один танк или самолёт? Я уже не говорю о боевых кораблях и подводных лодках. И на какие, по-твоему, шиши всё это производится? Вот тебе пенсию сокращают или каждый год только повышают, да не один раз? Может облигации заставляли покупать, как в советские годы?
– Ты хочешь сказать, что нынешний деньги из воздуха делает? Как Арутюн Акопян.
– Семёныч, хочешь одесский анекдот? Циля послала своего благоверного мусор вынести. Полчаса его нет, час нет, через два часа заявляется. Циля в бешенстве: «Ты где, такой-сякой, два часа шлындал? Сколько нужно времени, чтобы мусор выкинуть?» Мойша радостный: «Циля, ты не поверишь, но я его таки продал!!!» Ты догоняешь, Семёныч, или повторить?
Алексей Семёнович с ходу не нашёл, что ответить, но и сокращать диафрагму с короткими выдохами через рот отнюдь не торопился. Это говорило о том, что он всё понял, но тема расходилась с его убеждениями, как встречные поезда, а рассмеяться – значит проявить солидарность. Этого он позволить себе никак не мог, поэтому с постным видом посмотрел в окно.
За окошком неспешно начинался новый день, мерно проплывал унылый пейзаж горняцкого посёлка, по улицам которого всё ещё пылили давно позабытые на безкрайних просторах России «Москвичи» и «Таврии».
Когда-то «жемчужина» в братской семье советских республик, в настоящее время Україна являла собой жалкое зрелище. Два десятка лет незалэжности явно не пошли ей на пользу во всех отношениях, тем более если брать в расчёт состояние инфраструктуры и уровень жизни.
Даже если сравнить с советскими временами, то запустение чувствовалось во всём. Или просто Россия за два десятилетия настолько преобразилась, а здесь время словно остановилось как в Чернобыле? Вот уж действительно застой так застой.
И это при том, что не один миллион українских гастарбайтеров освоили все виды деятельности в России, начиная от торговли овощами на рынках и оказания интимных услуг гарными дiвчинами, и заканчивая практически всем спектром рабочих профессий для гарных хлопцiв. В лихие девяностые україньску мову можно было слышать на каждом шагу, пока её не сменило во всех сферах производства среднеазиатское «гыр-гыр».
Может это прозвучит резко, но в наши дни Незалэжная всё больше напоминает сумасшедшего, который, повредив вестибулярный аппарат, с умным видом отстреливает себе конечности, в полной уверенности, что после этого будет намного лучше ориентироваться в пространстве и станет устойчивее.
А в действительности, в результате подобной политики с лёгкой руки кураторов из-за океана, страна паки и паки становится похожа на историческое недоразумение. Или на бродячий цирк, который с каждым годом всё больше бродячий и всё меньше цирк. А если уж быть до конца принципиальным, то всё больше бродячий и всё больше «цирк». Шапито!
Вагон по-прежнему бросало из стороны в сторону, как будто «братский народ» специально хотел отравить отдых в Крыму «клятым москалям». Странно, ведь из полуторамиллионного Харькова жители тоже едут отдыхать в солнечную Тавриду, так зачем же гадить себе любимым? Или просто иссякли карбованцы в казне, а братья-соединённоштатники не торопятся вкладывать зелёные капиталы в непредсказуемую страну? Если только в разработку сланцевых газовых месторождений, что чревато полным уничтожением экологии в здешних краях…
Но доведённый до отчаяния народ готов будет на что угодно, лишь бы дядя Сэм подкинул баксов в тощенький бюджет.
– Вот прикинь, – я отхлебнул пару раз из гранёного стакана, – если в Советской Армии было сто тысяч(!) танков, то, сколько голодных ртов можно было накормить, будь у наших вождей хотя бы толика ума? Спрашивается, зачем было клепать столько металлолома?
– Так страна у нас шестую часть суши занимает! – Семёныч просто взорвался от таких крамольных слов собеседника. – Раскинь по всей территории, ещё и не хватит!
– То есть Чукотку ты тоже собрался танками защищать? – мой вопрос едва не вызвал у собеседника приступ икоты. Однако быстро справившись с возникшим замешательством, он как ни в чём не бывало, собрался парировать мой выпад, но я успел добить его дополнением.
– Или, может, западносибирские болота для них самый подходящий плацдарм? Танки – основное оружие агрессии, а мы на всех углах кричим, что боремся за мир во всём мiре.
– Правильно. Хочешь мира – готовься к войне. Это ещё Цезарь говорил, – Семёныч решил проявить свои познания не только в военном деле, но и в истории. Хотя… припиши он эту фразу Ганнибалу, Крассу или Карлу Великому, её актуальность от этого ничуть бы не уменьшилась в размерах. Актуально лишь то, к какой войне нужно готовиться?
– То есть, если принять твои доводы, получается, что Чингисхан, Наполеон, Гитлер – это самые миролюбивые вожди в истории, я тебя правильно понял? Они готовились к войне, потому что хотели мира! А может они хотели не мира, а завоевать весь мiръ? Так оно будет вернее?
Алексей Семёнович открыл, было, рот, чтобы произнести очередной убийственный довод, но получилось у него только несколько вдохов, как будто щука об лёд.
Академия академией, там могли наговорить всё что угодно, но ведь и своими мозгами думать тоже никто не запрещал. Хотя в советских учебных заведениях, тем более военных, это не всегда приветствовалось, а если быть до конца откровенным, то до зѣла не приветствовалось. Зазубривали то, что завещал великий Ленин, что было выгодно комунизтической партии.
А уму, чести и совести нашей эпохи было выгодно, чтобы электорат клепал металлолом на военных заводах и пахал на колхозных полях. И при этом не сомневался в мудрости советского руководства, которое вело его в «нновое светлое будущее».
Вот только зачем понадобилась перестройка, если «светлое будущее» было уже пять лет как построено? Во всяком разе так было записано в программе партии, которая не поменялась.
От нечего возразить Семёныч снова перевёл задумчивый взгляд на пейзаж за окном. В полусотне метров от насыпи и насколько хватало зрения, простиралась и переливалась всеми цветами радуги безбрежная гладь Запорожского моря.
Некогда Днепровские пороги мешали судоходству по великой реке, поэтому ещё Столыпиным была выдвинута идея строительства Днепрогэса.
Поняв, насколько реформы усилят Православную империю, враги совершили на него одиннадцать покушений, но о его безстрашии ходили легенды. Его фразы «Не запугаете!», «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия» стали крылатыми.
Тем не менее, выстрелы террориста Дмитрия Богрова, по странному стечению обстоятельств, произведённые именно в славном граде Київе, что стоит на высоком берегу Днепра, оборвали жизнь великого реформатора.
Царствие ему Небесное!
Собственно, днепровские пороги, которые ныне покоятся глубоко под водой, и дали название этому краю: Запорожье. Именно здесь возник самый известный в мiре воровской притон, именуемый Запорожская Сечь. Гарны хлопцi жили исключительно разбоем и работорговлей. Крым в течение трёх веков был в Европе центром торговли людьми. Особо бойко работорговля шла во время тридцатилетней незалэжности Україны от России в послеордынскую эпоху и приносила ей самый богатый доход.
В античную эпоху на берегах Крыма существовали греческие колонии: Каффа (Феодосия), Боспор (Керчь), Киркинитида (Евпатория), Херсонес (Севастополь). Все они были полисами, то есть самоуправляющимися городами, сочетавшими в себе и демократию, и деспотию.
В 986 году в Корсуне (Херсонесе) принял крещение равноапостольный князь Владимир, ставший крестителем Руси. Позднее Керчь перешла под контроль Тмутараканского княжества.
В середине XIII века Крым был включён в состав Золотой Орды. Выгодное стратегическое положение на пересечении Великого Шёлковового пути и пути «из варяг в греки» дало мощный импульс развития его экономики. Хан Мамай даже стал претендовать на господство в Золотой Орде, но в 1380 году благоверный князь Дмитрий Донской разгромил мамаевы полчища на Куликовом поле, после чего Московское княжество и Крым оказались в ситуации противостояния, которое продолжалось более двух столетий.
В конце XV века Русь, только-только освободившаяся от ордынского ига, ещё не могла в полной мере сопротивляться полчищам крымского хана. Поэтому запорожцы были как бы буфером между Московией и Тавридой, частенько спасая богохранимое наше отечество от басурманских набегов со стороны ордынских правопреемников.
В процессе развала Золотой Орды образовалось Крымское ханство, но в 1475 году было завоёвано Османской империей и становится её верным вассалом.
В 1569 году крымские татары проводят ряд набегов на Русь. В 1571 году хан Девлет-Гирей совершает самый дерзкий набег и сжигает Москву. Лишь Кремль чудом уцелел от пожара.
Первые сведения о крымских христианах в Боспоре и Херсонесе относятся к I веку от Р. Х. В Инкерманские каменоломни был сослан епископ Римский Климент. В Третьем веке уже существуют Херсонесская и Боспорская епископские кафедры.
При императоре Юстиниане на юго-западе полуострова поселяются ариане – готы, и усиливается влияние Византии.
Хазары не чинили христианам препятствий в исповедании православной веры – в начале VIII века существовали Сугдейская и Фульская епископии. В эпоху иконоборчества многие христиане из Византии, а также бежавшие от погромов армяне из Ирана и Турции переселились в Крым.
С появлением итальянских колоний здесь также растёт число выходцев из Венеции и Генуи. Основная масса христиан поселяется, как правило, в горнолесной зоне и в городах. В IX столетии равноапостольный Константин (в постриге Кирилл) и Мефодий обрели в Херсонесе мощи Климента Римского.
В периоды Золотой Орды, Крымского ханства и Османской империи не проводилось массовых гонений на христиан. Только в 1778 году правительство Екатерины II переселило православных греков в Приазовье.
В семнадцатом веке ветер перемен повернул флюгер истории немного по азимуту. Русь окрепла, чего нельзя сказать о некогда могучих её оппонентах. Речь Посполитая превратила Запорожскую Сечь в свою колониальную окраину – отсюда и пошло название Україна, – а Крым оставался вассалом Османской империи. Шагин-Гирей считал, что проводит реформы по европейскому образцу и обеспечивает её будущее.
В 1654 году, после Переяславской Рады и вхождения Правобережной Україны в состав России, Москва усиливает давление на Крым. В 1681 году подписан Бахчисарайский договор, и хотя он неоднократно нарушался, по нему русские корабли могли безпрепятственно проходить через Азовское море и Керченский пролив в Чёрное, Мраморное и Средиземное моря.
Войны с Турцией шли с завидным постоянством, достойным лучшего применения. Можно вспомнить походы 1687, 1689, 1735, 1736, 1737, 1738 годов. В эпоху Екатерины II были завоёваны северные берега Чёрного моря, и своим указом она передала казакам кубанские земли, превратив казачью вольницу в замкнутое самоуправляемое военизированное сословие.
Не обошлось без Пугачёвского бунта, но всё же со временем именно казачество стало главной опорой самодержавия.
По договору от 1774 года Таврия выведена из состава Османской империи, Керчь передавалась России. В 1783 году в результате Русско-Турецкой войны Крым был окончательно присоединён к России, татары массово выселялись в Турцию, а Таврию заселяли новыми колонистами. Первым губернатором Крыма стал князь Потёмкин-Таврический.
После присоединения Крыма к России на полуострове в большом количестве строятся и возрождаются православные храмы и монастыри, а также кирхи, костёлы, мечети и молитвенные дома других конфессий.
В советский период все монастыри и множество храмов всех конфессий были уничтожены, оставшиеся почти все были закрыты, священнослужители подверглись жестоким гонениям. В настоящее время Крымская митрополия разделена на три епархии: Симферопольскую, Феодосийскую и Джанкойскую.
Величайший флотоводец святой Фёдор Ушаков в конце XVIII века установил на Чёрном море власть Андреевского флага. В 1853 году адмирал Нахимов также наголову разгромил Турецкий флот в Синопском сражении. Но в результате Крымской войны России с коалицией европейских держав, только благодаря безпримерному мужеству русских солдат и матросов, а также искусству русских флотоводцев, Крым не был потерян для России, несмотря на потерю Черноморского флота, и оборонительных крепостей на черноморском побережье.
Четверть века спустя генерал Скобелев во главе русской армии окажется в трёх шагах от стен Константинополя, но англо-саксов такое положение не устраивало, поэтому они сделали всё возможное и невозможное, чтобы втравить Россию в новую войну, причём там, где её позиции не так сильны.
В начале ХХ столетия нападение Японского флота в бухте Чемульпо на крейсер «Варяг» спровоцировало Русско-Японскую войну. Неприкрытый саботаж везде и всюду стал не только главной причиной поражения России в войне, но и подрывом авторитета самодержавной власти в России. По всей стране начались смуты, вооружённые мятежи и погромы.
Но в тот раз враги просчитались, и бунты были подавлены. Власть сделала из случившегося правильные выводы, и государство встало на путь реформ. Противников нового курса было сколько угодно, потому найти предателей среди элиты для врагов самодержавия не составляло особого труда.
Как «по заказу», на Святой Горе случается Афонская трагедия, и «обиженные» монахи вместе с подготовленными агитаторами – возвратившимися домой пленными солдатами и матросами – стали порочить Православную церковь.
В сердцах и умах русского народа начинается брожение, и «шибко грамотные» его представители уже тут и там агитируют за свержение царя и установление в России парламентской республики.
Однако, в отличие от сталинской «индустриализации» и коллективизации, столыпинские реформы привели не только к усилению мощи государства Российского, но и к небывалому росту уровня жизни, а также к приросту населения. Помешать этому могла только новая война, и за этим дело не стало.
Балканы испокон веков были пороховой бочкой Европы, вот и на этот раз конфликт возник именно там. Убийство наследника Австро-венгерского престола Франца Фердинанда в Сараево террористом Гаврилой Принципом послужило поводом для развязывания Мiровой войны.
Учитывая тот факт, что Россия кормила всю Европу, достаточно было одного продовольственного эмбарго, чтобы усадить за стол переговоров Германию и её сателлитов.
Вопрос в том, что англо-саксы прекрасно понимали: на такой иезуитский шаг Православная Россия не способна и никогда не пойдёт. Одно дело воевать с германской армией, и совсем другое – с немецким народом. Поэтому реакция Зимнего дворца для британцев была заранее предсказуема. И в новой войне саботаж и предательство высшего звена не обошли Россию стороной, но даже несмотря на это Германия и Австро-Венгрия были в начале семнадцатого года на грани поражения. Великая Победа подняла бы авторитет трона на недосягаемый уровень, поэтому в феврале того года и случилось «предательство века».
Пока большевистские вожди проматывали ворованные деньги в европейских кабаках и притонах, финансовые воротилы подготовили дворцовый переворот и заставили Николая II отречься от престола, надеясь присвоить себе результаты Великой Победы, но просчитались.
Как бы ни порочили православного царя-батюшку, народ верил только ему, а воевать за интересы олигархов желанием не горел. Началось массовое братание солдат на фронте, а потом и дезертирство. И в конечном итоге случился октябрьский переворот, а с ним в Россию пришёл красный террор.
Большевики поначалу не имели всей полноты власти, поэтому делили её с временными союзниками в лице анархистов, левых эсэров и прочей нежити. Когда с «союзниками» было покончено окончательно, создана армия нового образца, утверждена новая «конституция», узаконившая диктатуру пролетариата, тут уже машина террора набрала полный ход.
Жертвами нового «светлого» будущего стали не только десятки миллионов русских людей, но и прежде всего наметившиеся реформы. Запрет на частнопредпринимательскую деятельность привёл к росту бандитизма, мошенничества и проституции.
Крестьянство перестало быть заинтересовано в результатах своего труда, что послужило предтечей небывалого голода, разразившегося в центральных губерниях России. Крестьянские бунты, особенно Тамбовское восстание, подавлялись со звериной жестокостью – рассказ об этом в последующих главах.
По всей стране возникает сеть концентрационных лагерей – прообраз будущего ГУЛага. Самый первый и самый одиозный из них – АЛГЕМБА, возник уже в двадцатом году по приказу Ленина и Троцкого, но вскоре прекратил существование по причине до зѣла высокой смертности заключённых из-за убийственного труда и абсолютно бесчеловечного содержания.
Последним островком Великой России оставался Крым. В годы Гражданской войны там разбойничали банды татарских националистов, большевиков, анархистов (Махно) и других. С марта 1920 года Крым возглавил генерал П.Врангель, поставивший целью сделать Таврию идеальным государством. Были проведены важные реформы, сформирована сильная армия, воздвигнуты оборонительные укрепления.
После падения Перекопа Крым вскоре был оккупирован Красной Армией и вошёл в состав РСФСР. Завоеватели учинили в Крыму массовый террор, в результате которого по различным данным уничтожено до двухсот тысяч человек.
Большевики взяли курс на мiровую революцию. Но первый же поход на Париж закончился не просто бесславно – чудовищно! Полчища Тухачевского были разгромлены под Варшавой, а конница Будённого подо Львовом. Результатом этой авантюры стали массовые выступления против советской диктатуры, подавлявшиеся с применением самых бесчеловечных средств.
Советской власти ничего другого не оставалось, как начать «новую экономическую политику» на милитаризацию всей экономики страны. Но военная промышленность не приносит никакого дохода, разве что гнать военную продукцию на экспорт, а для этого необходимы вооружённые конфликты.
После затянувшейся Мiровой войны, от которой Европа порядком устала и ещё не успела оправиться, закупать советское оружие немного не торопилась. Несмотря на это уже в 22-м году Германии был «подарен» крейсер «Коминтерн», хотя согласно Версальскому договору ей было запрещено иметь вооружённые силы. Но Советская Россия не подписывала договор, и выполнять его не собиралась. Возрождение германской армии происходило на полигонах и в академиях СССР, о чём сталинское руководство, спустя два десятка лет, горько пожалеет.
Во время Второй мiровой войны Крым был оккупирован румынскими и германскими войсками. В мае 1944 года город Севастополь был взят Красной Армией, и в Крыму снова установилась Советская власть. В феврале 1945 года в Ялте состоялась знаменитая конференция глав трёх держав, на которой впервые был поднят вопрос об образовании на территории Крыма еврейского государства. Однако проект был отклонён, и Крым до 1954 года входил в состав Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.
В 1954 году Никита Сергеевич Перлмуттер (Хрущёв), тогда Первый секретарь ЦК КПСС, решает передать Крым в состав Українской ССР. 20 января 1991 года население Крыма высказалось за восстановление Крымской АССР, а в 1992 году Україна провела оккупандум за сохранение Крыма в своём составе.
Тем не менее, пророссийские настроения в Крыму очень сильны и с каждым годом только росли…
О том, что расплачиваться за все авантюры самозваного руководства пришлось советскому народу, написано миллионы книг, статей, монографий, ets.
Самое страшное не это. Страшно, что сидит передо мной самый что ни на есть представитель того самого народа и всеми фибрами защищает это преступное руководство.
Ему лень напрячь мозги и подумать, а откуда советская власть брала деньги для реализации всех этих «прожектов», если они никогда не приносили ни копейки дохода в казну? А ежели вспомнить все крупнейшие и не очень манёвры и учения, включая с применением ядерного оружия, то приносили ещё и колоссальные невосполнимые потери, а так же уничтожение экологии! Сколько человек не смогли родиться или рождались мутантами после учений на Тоцком полигоне или авариях на заводе «Маяк» и Чернобыльской АЭС?
Но лично Алексея Семёновича и его семью эти проблемы не коснулись, а что до других, то его хата не по центру. Он как чеховский «человек в футляре» или как животное в клетке видит только то, что происходит в радиусе десяти метров от него.
И особо страшно, что в советской стране таких не просто миллионы – подавляющее большинство! Причём, если власть делает из них бифштекс, то они рукоплещут ей до посинения, а скажи слово поперёк – готовы тебя порвать в клочья.
Как тут не вспомнить безсмертные строки А.С.Пушкина:
Живая власть для черни ненавистна…
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро – не скажет он спасибо;
Грабь и казни – тебе не будет хуже.
Поэтому до сих пор подобный электорат ненавидит святого царя-мученика и боготворит Сталина. Такие как Семёныч не только будут готовы продать первородство за чечевичную похлёбку, они и Христа продадут за тридцать сребреников. Их напугает только расстрел на месте или взятие семьи в заложники, что с непоколебимой уверенностью применял во время Второй мiровой войны их кумир – «легендарный» маршал Жуков.
Таковые и солдата не считают человеком, для них он всего лишь пушечное мясо. Поэтому они обеими руками за призывную армию. Человек для них ничто, тля, а цель – всё! Они готовы положить хоть весь личный состав до последнего бойца ради очередной звёздочки на погоны или дабы повесить себе на грудь очередную побрякушку. Жалкое племя!
Между тем Алексей Семёнович оторвал свой взгляд от «волшебного зеркала» и, кажется, был уже не прочь возобновить беседу, мимолётно прерванную созерцанием пейзажа.
Если он хоть на секунду задумался, то это уже благой знак.
Такое ощущение, что за всю сознательную жизнь он думал один-единственный раз, когда после известных событий 1991 года сомневался: платить или не платить членские взносы в партийную кассу. Во всех остальных случаях его «холодный» разум и горячее сердце подсказывали ему единственно верное решение, продиктованное, хотя и по слогам, на очередном партийном съезде дорогим Леонидом Ильичом Брежневым.
«Не надо думать – с нами тот, кто всё за нас решит», – это слова из песни величайшего из бардов. Вот только поётся в песне о солдатах группы «Центр», которые шли завоёвывать на востоке жизненное пространство. Так чем же – получается – такие как Семёныч, лучше, чем фашистские захватчики? Если он, что ни прикажет родная комунизтическая партия, кинется исполнять с тем же рвением? И жечь будет, и вешать, и стрелять… И старого и малого…
– Ты говоришь Гитлер! – мой визави раскраснелся, как после литра выпитой, хотя выпил, по большому счёту, стакан чаю. – Мой отец всю войну прошёл, дошёл до Будапешта, трижды ранен был! У него восемь орденов и медалей и наградное оружие!
– Поздравляю! И тебя и батю твоего особо. Мой отец тоже всю войну прошёл, дошёл до Кёнигсберга, правда ранен ни разу не был и орден у него один, не считая медали за Победу. Ему повезло меньше – за Ржевскую битву орденов не давали. И медалей тоже. Просто не было такой битвы – и вся недолга!
Миллион солдат и офицеров в землю уложили, полтора искалечили, а герой только один – Александр Матросов. Остальные так, погулять вышли… Только в толк никак не возьму, какое это имеет отношение к нашему разговору?
Можно подумать, если наши отцы воевали за Сталина, то сталинский режим сразу вдруг стал белым и пушистым? Или немцы все как один кричали «Хайль Гитлер!»? После такого унижения, что пережила Германия после Первой мiровой войны, поневоле кричать начнёшь.
К тому же Гитлер абсолютно законным демократическим путём к власти пришёл, через выборы. А вот Сталина никто не выбирал. Уркой был, уркой и остался, и место ему на каторге.
– Но Сталин всю Европу спас от коричневой чумы! – не унимался Алексей Семёнович.
– А что принёс взамен? Красную холеру? – при этих словах лицо моего оппонента стало слегка прямоугольно-выпуклым, щёки приобрели яично-мучнистый оттенок, а глаза налились кровью как у севильского быка. С таким выражением, надо полагать, ходил в атаку его отец во время Второй мiровой, когда приняв «наркомовские сто грамм», боец становился пушечным мясом, а через пару минут «грузом 200». Только если ранили – либо плен, либо медсанбат. И вот тогда у него уже просыпались и начинали работать извилины мозга: а дальше что?
– Вот скажи, почему в Западной Европе к России отношение лучше, чем к Америке, хотя мы их, как ты говоришь, не «освобождали»? А наши бывшие «братушки» по Варшавскому Договору готовы нас вешать на фонарях, даже могилам советских солдат войну объявили…
– Так пропаганда американская мозги им промыла, вот они и бесятся! – Семёныч произнёс эту фразу примерно так, как великий Ленин знаменитую фразу об электрификации всея Руси.
– То есть в Западной Европе американская пропаганда играет в молчанку, так? Там нет ни радио, ни телевидения, ни газет, ни интернета, короче, первобытнообщинный строй! Все люди ходят в шкурах, охотятся на мамонтов и передвигаются при помощи птеродактилей, верно?
– Зачем утрировать? – Семёныч не нашёлся что ответить, и я решил не сбавлять обороты.
– Пойми, наконец: сколь ни говори «халва», во рту слаще не станет! Сколько ни говори людям о загнивающем капитализме, всё равно пойдут покупать фирменные шмотки и тачки, а советское барахло им силком не впихнёшь. Это у нас было нормой торговать «с нагрузкой» и мы считали это в порядке вещей! Вот до чего озверели! Только уже забыли, как стояли целую ночь за дефицитом, отмечались по номерам; как дрались в очередях; ветеранов, что лезли без очереди, избивали. Вспомнил? Или в военных городках было другое снабжение и подобных проблем не существовало? – похоже, азъ недостойный надавил ему на больную мозоль.
– Зато справедливость была! – этим аргументом Алексей Семёнович, видимо, рассчитывал положить меня на обе лопатки. Надо признать, на одну положил, а на вторую силёнок не хватило. И мой ответ добил его окончательно и бесповоротно.
– Обострённое чувство справедливости – не что иное, как зависть. Согласен, уравниловка была. Если у меня сдохла корова, то и у соседа должна подохнуть, верно?
То есть мы своим греховным умишком будем рассуждать о высшей справедливости? Пойми: одинаково можно быть только нищими! Сделать всех одинаково богатыми невозможно! Только отмороженные могут думать иначе. Это аксиома!
Поэтому комунизм – утопия! И вовсе не потому, что невозможно создать для него материальную базу. Просто потому, что жизнь человеческая в этом случае теряет всяческий смысл.
Возьми элементарно спорт: зачем спринтер выходит на старт, если не стремится прийти к финишу первым? Если ему всё равно, какой флаг будут поднимать, и под чей гимн будут вручать награды? И так в любом деле, прежде всего в любви. Если бы все женщины, как одна, были бы одинаковые, возникла бы любовь? А ведь Бог есть любовь! Но она может возникнуть лишь к одной, единственной и неповторимой. Или к одному единственному и неповторимому!
Семёныч опять ненадолго замолчал. Видимо, за последние лет эдак …дцать у него не было серьёзных оппонентов в споре. В армии он привык безраздельно командовать подчинёнными а вышестоящим беспрекословно подчиняться. Без базара.
И вдруг приходится опровергать сталактитовые глыбы устоявшихся убеждений! Как всё складно преподали ему в академии, как всё чётко отбарабанил он на экзаменах, получил заветный диплом и вечерком, собравшись тёплой компашкой таких же оболваненных, уже обмывал очередную звёздочку.
В един миг устоявшийся каркас «победоносного учения» рухнул, как в сентябре 2001 года небоскрёбы Всемiрного Торгового Центра в Нью-Йорке, тоже казавшиеся монументально незыблемыми…
Заоконный пейзаж также не придал моему собеседнику словоохотливости. Поспевающий подсолнечник, выкрасивший пространство до горизонта в ярко-золотистый цвет, и который, казалось бы, должен был радовать глаз, скорее вышибал слезу, напоминая стихотворение Н.А.Некрасова «Несжатая полоса».
Хотя «моченьки» у гарнiх хлопцiв и дiвчин хоть отбавляй, но им более по душеньке скакать на Майдане, чем заниматься душеполезным трудом.
А иначе зачем красны дiвчины заполонили притоны всего свiту, як не от нежелания трудиться на рiдной землице? Как всё-таки верна пословица, что запорожское яблочко от яблоньки недалеко упало. То бишь нынешнее поколение запорожцев продвинулось от своих предков не шибко далече.
– Вот смотри, – вновь подал голос Алексей Семёнович, – раньше как было? В колхозах все работали, всё вовремя убирали, а теперь? Никому ничего не нужно! – и он махнул рукой с досады, будто отгонял от себя рой назойливых мух, мешавших течению его глубокой мысли.
– Правильно, работали все. А ты знаешь, какой самый страшный вид безработицы? Это неработающая голова!
Почему после коллективизации повсюду начался голодомор? Десятки миллионов умерли с голоду, а виноват не тот, кто всё это придумал и затеял, а русский народ! Столетиями люди работали на земле, Россия всю Европу хлебом снабжала и не только хлебом. Даже в наше время зерна производит больше, чем при СССР, урожаи на Кубани превосходят рекордные советские в разы, но всё равно виноваты проклятые капиталисты. Просто потому, что на яхтах и на крутых иномарках катаются, во дворцах живут и с бездельниками делиться не хотят.
– Это кто бездельник!? – Семёныча опять понесло вдоль по Питерской. – Моя мать сорок лет в колхозе отработала, спины не разгибала, а ей пенсию выделили – курам на смех!
Енти прибрали к рукам всю собственность, сами любовниц в шампанском купают, а людям на самое необходимое не хватает! Это в какой же стране такое видано?
– Как в какой? В СССР. Забыл, что в совдепии колхозникам вообще пенсию не платили, а на трудодень давали пук соломы? Люди лишь подсобными хозяйствами с голодухи не мёрли. Семёныч, или у тебя память в полтора вершка с гаком, или вообще амнезия. Тебе надо срочно к врачу обратиться, знаешь, есть такой, ухо-глаз. Он поможет, пропишет снадобье.
– Мне не нужно к врачу, я здоров, – мой оппонент выставил грудь колесом, как Ленин на броневике. – Просто я вижу, в какое болото завела страну нынешняя власть.
– Хочешь сказать, завела комунизтическая власть, а нынешняя пытается вывести, так оно будет вернее. Вот ты – военный человек, в начале 90-х ещё служил, и хотя бы в курсе, за что отстранили начальника Генштаба маршала Ахромеева? А позже и повесили, хотя официальная версия – самоубийство? Знаю, ты будешь утверждать, что он патриот, был против развала страны, хотя прекрасно понимал, что она уже развалилась.
Но это всё эмоции. Он закончил Бронетанковую академию и не мог не понимать, что, производя в двадцать раз больше танков, чем США и Европа, Советский Союз семимильными шагами приближается к своему окончательному краху!
На вопрос: «Зачем нужно столько?» он ответил: «Потому что ценой огромных жертв мы создали первоклассные заводы, не хуже, чем у соединённоштатников. Вы что, прикажете им прекратить работу и производить кастрюли?» Комментариев, как говорится, не требуется.
– А что же, по-твоему, нужно было прекратить? Это только предатель Горбачёв мог такое приказать! – Семёныч уставил на меня указательный палец, будто дуло пистолета.
– Понятно, как всегда Горбачёв во всём виноват.
Тогда скажи мне, сколько нужно персонала для того, чтобы эти танки только охранять!? И всем платить жалование, причём такое, чтобы было не повадно их «украсть». А сколько потребуется человек, чтобы их не просто обслуживать, а постоянно поддерживать в боевом состоянии: периодически заводить, выезжать на них, чистить, смазывать? В противном случае они уже через год-два станут металлоломом. И при этом сколько нужно построить ангаров, сколько сжечь ГСМ, и сколько построить военных городков для, скажем так, этих дармоедов?
И это только вершина айсберга!
А сколько нужно выплавить первоклассной стали, привезти её, а перед этим добыть руду, обогатить. Ведь в броневой стали несколько компонентов, таки все их тоже нужно добыть за Полярным кругом. Посчитай, сколько люди недополучили элементарных ножей, минитракторов, инвентаря, тех же кастрюль, которые по сей день покупаем в Китае и Корее за валюту?
А кто её зарабатывал? Ахромеев или интердевочки в «Метрополе»? И всё только потому, что миллионы тонн первоклассной стали, меди, молибдена и алюминия ушли в металлолом!
Вот и посчитай, что выгоднее? Заниматься Сизифовым трудом или, скажем, платить тем же рабочим половину их заработка, но чтобы они не работали, а занимались полезным делом? Шли на стройки, водителями, в ЖКХ, в фермеры, наконец…
Но у населения на генном уровне выхолостили всякое желание заниматься предпринимательством! Поколения должны смениться, чтобы у русского человека исчез страх потерять в один миг всё, нажитое неимоверными усилиями. И всё благодаря твоей родной комунизтической партии и её вождям.
Алексей Семёнович сходу так и не нашёл, чем мне возразить. Самое неблагодарное дело – скрепя сердце, вытаскивать себя из-под обломков собственных иллюзий.
Правда – странная штука. Сначала тратишь кучу времени, чтобы её узнать, потом всю оставшуюся жизнь, чтобы забыть.
Казалось бы, зачем военному человеку вникать в тонкости экономики, если он на всём готовом? Посему в финансовых вопросах ветеран был подкован лишь на полтора копыта и то халтурно. Сразу видно, что в жизни своей он не сталкивался с этими проблемами, всё поручал помощникам, а в семье всем заправляла жена. И напрасно!
Потому что никогда не станешь настоящим хозяином не только своей земли, но и даже своего собственнго дома, если в экономике разбираешься не намного лучше, чем последняя дворняга в колбасных обрезках.
Потому и семьи в нашей стране не намного качественнее, чем советские автомобили по сравнению с теми же немецкими или японскими. А нет крепкой семьи – нет и крепкой державы! Тут и доказывать ничего не нужно. Это аксиома…
За окном начали понемногу мелькать признаки цивилизации, и поезд стал слегка замедлять ход, что могло означать лишь приближение к крупной станции. В Северной Таврии таковой являлся, пожалуй, только Мелитополь, остальное пространство занимал природный заповедник Аскания Нова.
Кто уж там водился в этих заповедных краях, знает исключительно Красная Книга, написанная на україньской мове.
Но это не для меня. Если соединится когда-нибудь Новороссия со своей Альма-матер, то Красную Книгу перепишут по-русски, нет – тема закрыта. Медведь свинье не товарищ!
Вот уже наша красавица-проводница Светлана прошелестела идеальными формами в направлении отхожего места, стало быть, стоянка ожидается не шуточная. Продолжительная.
Несколько особо нетерпеливых громадян Незалэжной, подхватив баулы и тюки, неспешно потянулись к выходу. Света тщательнейшим образом стала собирать казённый инвентарь, даря направо и налево свою мраморно-ослепительную улыбку.
Зацепив взглядом наш отсек, она стрельнула очами по моей фиксе, которая блеснула в лучах солнца как маяк на мысе Доброй Надежды. Ответив улыбкой на мой оскал, Света подхватила наши подстаканники, при этом не забыв поинтересоваться о нашем желании повторить.
– Обязательно! – ваш покорный не мог отказать такой очаровашке. – Только гульнём малость и что-нибудь прикупим. Стоянка долгая в Мелитополе?
– Да, больше получаса. Так что успеете проветриться, – и Света снова подарила улыбку.
Вот уже нарисовалась вереница станционных построек, колёса заскрежетали на стрелках, и нашему любопытному взору предстало невысокое, до зѣла уютное здание вокзала.
Отъезжающие пассажиры скучковались возле нашего вагона, значит, контингент поменяется минимум вполовину. Действительно, очередь к выходу выстроилась во весь проход. Нам с Семёнычем спешить было некуда, и мы спокойно оставались на своих местах до полной выгрузки местного электората.
Светлана бойко пробилась к выходу, и когда скрип тормозов обозначил прибытие на станцию Мелитополь, в не по уставу короткой форменной юбчонке грациозно спустилась на перрон, оголив по самые 90-60-90 свои точёные нижние конечности.
Белоснежная, хрустяще накрахмаленная форменная блузка, приталенная слишком по уставу; залихватская пилотка и босоножки Papillon, подчёркивающие изящный педикюр, приковали к ней взгляды мужской половины пассажиропотока всерьёз и надолго.
Стремясь как можно дольше задержать восторженный взгляд на очаровательной проводнице, мужчины сделались галантными как никогда и всех женщин пропустили вперёд.
Мы же с Семёнычем, сойдя в хвосте прибывших, от нечего делать стали любоваться достопримечательностями, из коих главную представлял из себя паровоз на вечном приколе.
Несмотря на молодость, Света довольно быстро справилась со своими обязанностями и на минут эдак двадцать откровенно заскучала. Мне сразу же пришла идея распросить её о Крыме, и выяснить какую-никакую полезную информацию.
Девчушка, скорее всего, живёт в Керчи, если этот поезд тамошнего формирования, стало быть, обо всём осведомлена на пять баллов. Поскольку мы прибудем на конечную станцию в половине десятого, то либо придётся добираться до места своим ходом, либо дождаться утра, значит искать ночлег. В отель, скорее всего, не пробиться – сезон, а ловить удачу в частном секторе – можно поймать огромный букет приключений.
Интуиция меня не подвела и на этот раз, поэтому информацию мне удалось получить исчерпывающую. Светлана оказалась довольно словоохотливой, а парочка пикантных анекдотов приподняли её настроение на пару сотен децибел.
Семёныч тем временем приценялся у какой-то прокурено-голосистой торговки возможности позавтракать по-домашнему, а заодно выведывал и курс местной валюты по отношению к деревянному. Курс его немного опечалил, видимо в родной его сердцу Ярославской губернии горячий завтрак на провинциальном вокзале стоил копеек на …дцать дешевле.
Тем не менее, негоже забывать, что жизнь даётся один раз, а удаётся и того реже. И если хочешь сохранить организм здоровым как можно дольше, торг не уместен, бери – не думай.
Время, однако, не резиновое, и на месте не стоит. Вскоре своим серебристым голосочком наша амазонка скомандовала «по вагонам», и спустя шесть минут славный город Мелитополь помахал нам на прощание своей скучающе-гостеприимной десницею. Стук колёс смешался со стуком шанцевого инструмента о днище походной посуды, а также стуком челюстей друг об друга. Пассажиропланктон самым серьёзным образом принялся за трапезу, а у проводницы Светы наступил аврал, связанный со сбором проездных билетов и выдачей постельного белья.
Когда в иллюминаторе прорезались очертания Азовского моря, затрапезный аврал потихоньку перешёл в стадию пассивного отдыха, а наше желание повторить чаепитие за раз всколыхнуло клетки памяти. Светлана уже была тут как здесь, поэтому отмерять расстояние до титана оказалось лишним.
Прокурено-голосистая всё же раскрутила Семёныча на куриный окорочок с горячим картофелем, да и возобновлять нашу дискуссию он был абсолютно не расположен. К тому же разговор на эту тему портит нервную систему и отбивает аппетит.
Видимо окорочок был до того соблазнительный, что променять его поедание на пустопорожние разговоры представлялось более тяжким преступлением, чем подписание Беловежских соглашений. Под такую закусь он бы даже с видимым удовольствием выпил «наркомовские сто грамм» с участниками того преступного сговора, если бы они позвали его четвёртым.
А что? Подарили бы ему какую-нибудь Молдавию или, на худой конец, Приднестровье. И от Крыма он бы не отказался. Это он только с голодухи был злой на нынешнюю власть…
Меж тем, наше путешествие приближалось к удачному завершению. Поезд благополучно преодолел Перекопский перешеек и отстукивал вёрсты по направлению к станции Джанкой.
Оттуда составы отправляются на просторы Тавриды по трём направлениям. Нам предстояло осваивать восточное, где на мысе самой что ни на есть доброй надежды раскинулся по берегу пролива древнейший на полуострове город-герой Керчь, когда-то очень давно именовавшийся Пантикапеем.
Ваш Покорный Слуга отнюдь не оговорился, назвав мыс таким макаром. Вот уже более полувека крымчане зачарованно взирают на противоположный – российский – берег и ждут не дождутся, когда воссоединятся с ним в единую державу. В эпоху волюнтаризма, как советский народ окрестил годы правления дорогого Н.С.Хрущёва, Таврия перешла под власть жёвто-блакитного прапора, и до сих пор мается под этим игом…
Мои размышления нарушил розовощёкий, гарно сбитый хлопец, явно бывший кавалерист. Не скажу, что ноги у него кривые, но морда точно лошадиная. С малороссийским акцентом, к тому же путая числительные, холопчик предлагал обменять российскую валюту на україньску. Поинтересовавшись обменным курсом, Семёныч не стал прерывать трапезу, а мне до зѣла захотелось лошадиную морду превратить в бульдожью.
Но всплыли в памяти пророческие слова отче Серафима, Саровского чудотворца: «Стяжай дух мiрен, и тысячи вокруг тебя спасутся». Поэтому лишь проводил незалэжного финансиста фиксатой улыбкой, от которой, порой и лошади шарахались. А уж лошадиное личико, что просит кирпичика, покинуло наш отсек быстрее, чем перепуганный конь горящую конюшню.
Коню понятно, что одним хлопчиком дело не ограничится. Похоже, за время незалэжности Мелитополь стал в один ряд с Wall-стритом, Piccadilli & другими крупнейшими финансовыми центрами планеты Земля. Переместив вектор на европейскую интеграцию, вiльна Україна уже не заинтересована в промышленном производстве, аще убо западные «други» не спешат приобретать продукцию Незалэжной ввиду отставания её от мiровых стандартов примерно так на полвека. А жрать-то хочется!
Причём от горiлки з салом молодёжь уже воротит нос, им подай ананасов с рябчиками и артишоков с анчоусами. На заводе таких грошiв не зробiть, вот и подались гарнi хлопцi в финансисты, а гарнi дiвчины в притоны всея планеты Земля.
Как в воду глядел! Не прошло и десяти хвылын, яко слiдом за лошадиной, нарисовалась в нашем отсеке миловидная мордочка хомячка. Курс обмена был прежний, но «хомячок» уже не хамил, готов был скинуть несколько копеек, но не более того.
Видимо, ему тоже претил сам факт работы у станка, а вкушать хотелось тоже не поляницу, а супчик из акульих плавников.
Третьим по счёту был уже ярко выраженный запорожский казачишка, вот только хохолок на макушке был сбрит вместе со всей остальной шевелюрой. Сдаётся мне, что холопчiк смог бы заработать гораздо больше, если бы пускал своей лысиной солнечные зайчики, но до этого его слишком витиеватые извилины не дотумкали.
Безнадёжно поуговаривав некую пожилую дамочку поиметь карбованцiв, «колобок» покатился за удачей в соседний вагон.
Покой нам только снится! Хотя на незалэжной залiзнице толком не поспишь, но, тем не менее, усталость своё берёт.
Следом за финансистами вагон начали атаковать продавщицы ширпотреба. Кто поспел обменять свои деревянные на гривны, начали бойко торговаться с дородными товарками. Тем же, кто не успел или не посчитал нужным, мешочницы с радостью старались втюхать своё барахло за «деревянные».
Неумолчный гвалт продолжался до самого Джанкоя. По вышеназванной причине книжечку почитать не было никакой возможности, а вот кроссворд в подобных случаях – просто палочка-выручалочка с заглавной буквы, написанной вязью.
Алексей Семёнович после сытной трапезы заметно подобрел и уже без непарламентских выражений мог говорить о представителях малого бизнеса, которых его до селезёнки родная советская власть именовала упрощённым термином «спекулянт». А для особо злостных даже придумала «страшную» уголовную статью. Но от этого их количество на одной шестой части суши с каждой новой пятилеткой только возрастало.
Перестройка присвоила этому планктону нерусское наименование – кооператор, а в лихие девяностые их опустили до прозвища «челноки». Так, ведь, и правда, мотаются туда-сюда, но пользу какую-никакую всё же приносят. Не все же «дарагие расеяне» могут позволить себе одеваться в бутиках, кто-то и ширпотребом, и сэконд-хэндом вполне удовлетворяется.
А вот и Джанкой! Без особых прелюдий.
Городок затерялся в крымских степях, но станция, пожалуй, самая крупная на полуострове, то бишь узловая. Конечно, могу и ошибиться, но уж точно, что ни один поезд, следующий из Северной Таврии в Южную или обратно, её не минует.
Поэтому всё, что ещё производится или выращивается на полуострове, здесь сконцентрировано в полном ассортименте.
Вдоль всего перрона выстроились сухопарые бабульки, загорелые тётки и даже юное поколение проявило разумную инициативу срубить деньжат перед началом учебного года.
Время стоянки здесь такое же, как и в Мелитополе, а пассажирообмен на порядок меньше, поэтому разношёрстные представители малого, а порой и зѣло преступного бизнеса принялись атаковать как пассажиров, так и проводников.
Что удивительно, україньску мову здесь невозможно было уловить даже с помощью слухового аппарата. Как ни пытались большие дяди с Банковой навязать крымчанам українизацию, они как были, так и остались россиянами под оккупантами.
Первое, что меня поразило по сошествии на пыльный перрон, это пекло в сравнении с прошлой стоянкой в Мелитополе.
Казалось бы, каких-то полторы сотни вёрст и несколько часов езды, а такая резкая перемена! Солнце палило немилосердно, ветра не чувствовалось вовсе, а зелени практически уже не было – ветки растений торчали почти голые, лишь кое-где проглядывался сиротливо сморщенный буро-коричневый листочек. Может, потому что самый разгар дня? Непонятно.
– У нас с мая месяца ни капли дождя не выпало, – объяснила мне бойкого вида моложавая женщина, торгующая абрикосами. – Ты откуда будешь-то, красивый такой?
Поначалу я не понял, вроде к дорожной полиции тётя отношения не имеет, а с ходу такие вопросы. Внезапно попавшие под солнечный пресс мозги тоже не сразу смякинили, что таким нехитрым образом товарки сразу отсекали граждан России от громадян Незалэжной. Ибо те мало того, что, как правило, неимущие, таки ещё и жадные непомерно. Только нервы с такими портить, а навару с них, что с рыбы шерсти.
То ли дело россияне! И улыбнутся, и комплимент услышишь через раз, да и торговаться считают ниже своего достоинства…
– Ты уж, мать, захвалишь нас непомерно, гляди зазнаемся, а кто грехи замаливать будет?
– Бери абрикосы, золотой, смотри какие. А грехи твои я за тебя отмолю, – тётка три раза перекрестилась и продолжала делать рекламу своему товару. – У меня никаких нитратов, всё натуральное, корову держу, надысь молочком пассажиров баловала, но нынче пост, поэтому в грех вводить не хочу. У меня и огурчики есть свежие, и яблочки. Бери, хороший!
– Огурчики запивать нужно, а яблоки вкушать не благословляют до Спаса, – пытался азъ грешный отвязаться от навязчивой торговки, но не тут-то было! У тётки глаз был намётан на москвичей не хуже, чем у «Железного Феликса» Дзержинского на врагов революции. Отпустить такую жертву без товара, было для неё сродни сделать аборт. Взяв меня за руку и отведя немного в сторонку, она тихонько прошептала:
– Ты не переживай, хороший, у меня и горилочка имеется. Своя. Бери, недорого отдам.
– Горилку салом заедают, а сейчас пост, – мой довод был достаточно убедительный, чтобы отвязаться, но только не от бабы Мани. По всем вероятиям выходило, что чадо у неё не одно, да и внуки, скорее всего, имеются. А мужик или помер или к другой ушёл. Заработать же она может только на отдыхающих. Но я-то еду не отдыхать, а работать, какой с меня навар?
– Так у меня и винишко есть, тоже своё, домашнее. И сухое, и креплёное, какого хочешь?
– От пивка бы не отказался, да с рыбкой люблю, с вяленой. С абрикосами не потянет, – мой аргумент явно достиг цели, потому что по лицу бабы Мани пробежала тень разочарования, и она уже готова была расплакаться, что потеряла на меня столько драгоценного времени и всё без толку.
Но, обретя «лавровый венец победителя», не худо было и в поддавки сыграть.
– Ладно, почём твои абрикосы? – азъ милосердный оттянул боковой карман жилетки.
Баба Маня назвала две цены, но удивительно, что сначала в рублях.
Прикинув разницу в курсе валют, мне показалось, что грiвны она не очень-то жалует.
Странно. Таврида пока ещё не освободилась от українской оккупации, поэтому дензнаки оккупантов никто не отменил. С чего бы ей пренебрегать ими? Или мы стоим на пороге грандиозного шухера, только он пока в кокон спрятался?
– У меня рубли, я на карбованцi не менял, – моя заява не произвела на неё абсолютно никакого впечатления, скорее даже обрадовала, что выразилось в разглаженных морщинах.
– Да на шута они мне? Нехай эти дармоеды ими подавятся, – последний аргумент добил меня окончательно.
Баба Маня с радостью запихнула «билеты в Большой театр» в подсумок, висевший у неё на поясе, и протянула мне пакет с абрикосами, предварительно взвесив его на безмене. Я даже, будто невзначай, посмотрел в противоположную сторону, где Семёныч имел примерно такой же диалог с другой торговкой, только у него в руках после этого появился кукурузный початок.
Пусть кто-то считает меня лохом, но в этом есть свой резон.
Обычно, по возвращении в родные пенаты, перевешиваю товар на личном безмене, который всегда вожу с собой, будучи активным авиапутешественником. В самолётах за перегруз приходится платить, а распаковывать багаж при регистрации и выкладывать лишнее – признак дурачины, гораздо легче взвесить заранее. Поэтому весы всегда под рукой: взвесил – и сразу понятно качество товара. Если тебя не обманули и отпустили «с походом», то и отравиться мало шансов. Закон!
Я отнёс абрикосы в вагон и снова вышел подышать.
Баба Маня не теряла времени даром и уже «окучивала» очередного клиента. Меня же взял на мушку молодой детина и предложил свежее пиво. Но этого добра не только в Златоглавой, но и по всей России, и в Европе с избытком. В Крым люди едут дегустировать лучшие в мiре вина местного производства.
С тех пор, как Таврия стала для россиян заграницей, вывоз качественного вина был сопряжён с определёнными трудностями. К тому же антиалкогольная кампания, затеянная маразматиками-диабетиками в начале перестройки, нанесла неимоверный урон крымским виноградникам, а выращивать новые оккупационные власти почему-то не торопились.
Не успел отойти детина, как с другой стороны на мои уши обрушился призыв охладить пыл мороженым местного производства. В такую жару у девахи с клиентом проблем не было, зато горячие завтраки пассажиры приобретать не торопились.
Тётенька в цветастой косыночке уже битых четверть часа пыталась сбагрить хоть один окорочок, но, по всем вероятиям, это был не её день. Или не её час. Более ранние поезда, скорее всего, значительно пополнили её бюджет, но сейчас уже пассажирам было не до горячего завтрака. Скорее до холодного ужина. С ещё более прохладненьким пивком.
А почему бы и нет? В конце-то концов, янтарный напиток в поездах пить не запрещают, да и жажду он утоляет раз и навсегда, не то, что чай. Винишком ещё успею побаловаться, месяц впереди, а оценить местное пивко не помешает.
К тому же у меня всегда с собой солёненькая рыбка имеется, ачеть авва – й, помнится, не благословлял вкушать на голодный желудок солёную рыбу. Так ведь на голодный, а я уже вкусил чаю с НЗ, значит можно и расслабиться.
Бугай уже подался в конец платформы. Тем лучше, после третьего свистка, глядишь, можно будет и немного поторговаться. Не потому, что мне жалко денег и не за ради спортивного интереса. Просто если этого бугая-перекупщика запрячь вместо трактора в плуг, так он весь Крымский полуостров перепахал бы за одну страду. А то ишь, пристроился, а пашет пусть трактор – он железный.
С одной стороны бугай прав – на то и существует научно-технический прогресс, чтобы людям оставалось больше времени и сил для молитвы. Но у меня возникли сомнения на этот счёт: неужели детина свободное время проводит в храме? На нем, поди, и креста-то не одето, если он вообще крещёный…
Третьего свистка я так и не услышал, но Света знала своё дело назубок. Вот-вот светофор подарит нам надежду на продолжение вояжа, поэтому все пассажиры должны быть на местах.
По старой профессиональной привычке предпочитаю заходить в вагон последним, и на этот раз решил ей не изменять.
Через минуту перрон опустел, только последние коммерсанты ещё продолжали мельтешить в надежде на проблеск удачи. Бугай также оставался на боевом посту, видимо не уложился в отведённое время, но и не терял последней надежды.
Поравнявшись с нашим вагоном, он обратил свой взор на мою персону, одиноко торчащую в дверном проёме. Света уже порывалась захлопнуть дверь, но ради меня решилась нарушить инструкцию. Азъ терпеливый окликнул амбала и поинтересовался количеством нераспроданного товара. Он растопырил пятерню, и меня это подвигло проверить его скаредность.
– Оптовому покупателю скидку сделаешь? – я, не мигая, в упор смотрел в его ясны очи.
Детина немного опешил, поэтому не торопился с ответом, будто ему предложили родину продать или маму родную. Морщины на его переносице обозначили напряжённую работу мысли, которая продолжалась бы ещё непонятно сколько времени.
Но, увидев в проёме двери очаровательную проводницу, амбал слегка стушевался. Торговаться при даме, вероятно, посчитал ниже своего достоинства. Секундную паузу прервал лязг автосцепки и грохот трогающегося состава.
– Беру оптом: всё или ничего, – сказал I’m и развернул два «билета в Большой театр».
Думать и гадать уже времени не было – поезд медленно, но верно начал набирать обороты. Бугаю ничего не оставалось, как закинуть свой баул в тамбур и почти на лету ловить купюры.
Перезагрузка товара заняла не более трёх секунд, и баул благополучно возвратился к хозяину.
Света, наконец, захлопнула дверь и с немного искривлённой усмешкой наблюдала за моими манипуляциями. Ощутив позвоночником её взгляд, решил её немного приободрить.
– Ну, Светик, с меня причитается! Если бы не ты, фортуна бы мне не улыбнулась…
– А я тут при чём? – она слегка пожала плещми. – Это ваши коммерческие способности.
– Не скажи! Это он глядя тебя так расщедрился, явно твоей красотой был ослеплён.
– Скажете тоже! – На её скулах выступил лёгкий румянец, что придало лицу ещё больше очарования. – Я его уже не первый раз здесь вижу, он никогда меня даже не замечал.
– Зато теперь точно замечать станет. Э-эх, жалко цветов на станции не продавали, я бы тебе букет отдарил. Миллион алых роз! А ещё лучше альпийских эдельвейсов, как тебе?
– Да ладно Вам, – Света махнула десницей, как бы давая понять: за копейки торгуется, а на словах сама щедрость. Мол, все вы одним мiром мазаны: титан слова – пигмей дела.
– Это ты зря, – оправдываться я не собирался, но всё же было досадно, что девчушка так обо мне подумала. – Просто спекулянтов не выношу с твоих лет. Ладно, баба Маня, она хоть вырастила то, что продаёт, а ведь этот пальцем о палец не ударил, перекупщик долбанный. Не мог разве выучиться, получить специальность, чтобы полезным трудом заниматься?
Не хотел на оккупантов горб гнуть, так ехал бы в Россию учиться, сколько у нас таких только в Москве одной? И всем место находится, лишь бы не халтурили, а трудились на совесть.
Ты же, вот, нашла себе дело, так ведь и училась, наверное, не с улицы же пришла? А этому лень учиться, срубил деньжат по-лёгкому, вечерком пропьёт. День и ночь – сутки прочь!
Вот только чем будет заниматься, когда сезон закончится? Разбоем или того похлеще?
– Зачем так плохо о людях думать? – Света была не на шутку раздосадована. – Может у него мать больная или ещё какое несчастье в семье. А Вы сразу ярлыки людям вешаете…
– Ладно, прости, если что лишнее брякнул, – мне не хотелось, чтобы мы расстались с ней на минорной ноте. – Но всё же пивом спекулировать занятие не для мужчин, согласись?
– А Вы, вот, чем занимаетесь? – она прожгла меня карими очами, будто электросваркой.
– Я-то? Вообще-то писатель, иногда стихи кропаю, иногда прозу. На что вдохновение найдёт. Ты, вот, подвигла меня стих написать, в Керчи постараюсь вручить тебе его.
Светлана не нашлась, чем ответить, и ошарашенно глядела на меня. В её незамутнённом сознании при слове «писатель» представлялся, видимо, Тургенев или Достоевский, Шекспир или на худой конец Ирвин Шоу.
А тут вдруг занюханный дядька, который торгуется с каким-то фраером из-за бутылки пива; который едет не в люксе, а в плацкартном вагоне скотовоза, и не в Париж или в Лондон на фестиваль, а в Богом забытую археологическую экспедицию.
Чтобы развеять её сомнения, азъ недостойный решил прочитать коротенький стишок на тему своего последнего паломничества. А последнее было ни много ни мало во град Хлынов, что раскинулся по берегам реки Вятки.
Иными словами, стих повествовал о Великорецком Крестном ходе, который совершается каждый год в начале июня из града Хлынова на берег реки Великой, на место явления Чудотворного образа святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских. Пять дней и пять ночей десятки тысяч человек идут и в жару, и в непогоду, чтобы поклониться святому месту и совершить омовение в освящённых водах Великой реки.
Света слушала, не проронив при этом ни слова, а когда за окном Джанкой сделал нам Au revoir[10], также молча открыла дверь в вагон, так как мои руки были заняты, и проследовала на своё рабочее место. Поскольку до самой Керчи крупных остановок больше не ожидалось, она позволила себе расслабиться, лишь одарив меня на прощание лучезарной улыбкой.