Планета Афон. Крестный Ход - читать онлайн

Глава I. «Встреча друзей»

Жизнь, как движущийся поезд, с остановками, маленькими радостями, большими неприятностями и…

Мы садимся в поезд и впервые там встречаем наших родителей. С ними нам хорошо и безопасно и вначале думаем, что они так и будут путешествовать с нами всегда. И вместе с нами братья и сёстры. Но однажды, на какой-то одной внеплановой остановке, родители сойдут с поезда, и мы должны будем наше путешествие продолжить, но, увы, уже без них.

Всё новые пассажиры будут садиться в поезд: друзья, соседи, знакомые. Если суждено, то там встретим и любовь нашей жизни. Встретим наших детей, внуков, а может и правнуков.

Некоторые будут выходить из поезда, оставляя за собой угнетающую пустоту, а другие – мы даже и не заметим, что их не стало. Это путешествие полно радости, обид, встреч и прощаний. Мы станем успешны, если к каждому будем иметь хорошее отношение, понимая, что мы все разные. С разным уровнем осознания себя.

Самым большим секретом есть то, на какой остановке мы сами должны сойти и когда. Поэтому мы должны жить в чистоте, любить, прощать, просить прощения и обязательно благодарить. Н всегда быть в «боевой готовности» покинуть поезд.

Почему?! Потому, что однажды, когда придёт наше время и наше место станет пустым – другие займут. Ведь должны же остаться после нас хорошие воспоминания, которые будут продолжать путешествие в Поезде Жизни дальше…

Сначала я хочу поблагодарить всех, кто путешествовал со мною вместе и на своей конечной станции уже сошёл. Благодарю тех, кто со мной дальше путешествует, и буду безконечно благодарна тем, кто подсядет на следующей станции и проедет со мной до конца.

Я желаю всем нам, чтобы наше путешествие с каждым днём становилось всё более интересным и более осознанным. И чтобы мы всегда имели чистоту помыслов, огонь в Душе, любовь в Сердце, крепкое здоровье в теле, успех, достаток.

Благодарю всех вас, пассажиры Поезда моей Жизни.

Сильные люди знают, как надо правильно жить, даже со слезами на глазах и с улыбкой сказать: «У меня всё хорошо…»

Архангел Михаил видит нашу грусть и говорит: «Тяжёлые времена позади…» Если вы верите в это – так улыбнитесь…

Я всё иду, иду на Свет – хоть путь тернист… И ещё хочу сказать: «ХОРОШО, ЧТО ВЫ ВСЕ ЕСТЬ!»

В ожидании прибытия парома «Агио Пантелеимон» встречающие и отъезжающие пассажиры сгрудились возле арсаны, удобно расположившись в тени ангара. Большинство хранило обет молчания, только пожилой долговязый немец что-то еле слышно сообщал своему соседу, при этом жестикулируя, как дирижёр симфонического оркестра.

Сосед его пребывал в полудреме и слушал собеседника, похоже, только из вежливости. Его ковбойская шляпа сползла на самые глаза, прикрывая их от яркого солнечного света.

Двое греческих монахов, облюбовав глыбу из серого гранита, заботливо обточенную морской стихией, что-то читали, периодически осеняя себя крестным знамением.

Остальные паломники скорее напоминали музей мадам Тюссо – за четверть часа я не заметил даже малейшего шевеления. Да и лица гостей Святоименной Горы были словно восковыми от неповторимого южного загара.

Когда короткая стрелка моего хронометра вплотную вознамерилась указать «час волка»[1], на горизонте обозначилось нечто не вяжущееся с Божиим мiром. Гигантскую посудину крикливо сопровождали чайки и альбатросы, перекрывая своим гомоном даже шум винтов, шёпот прибоя и соловьиные серенады.

В отличие от позавчерашней нелётной погоды нынешний день радовал очередной десант на Афон ярким весенним солнышком, поэтому вся публика собралась на палубе и делала ненавязчивую рекламу своим планшетам, фото- и видеокамерам.

Цейсовский бинокль помог мне разглядеть среди разномастной публики две долгожданные фигуры, резко отличавшиеся как по росту, так и по темпераменту. Тот, который повыше и с окладистой бородой без конца выбирал нужный ракурс и «сочинял» фотолетопись. Другой был резко невозмутим и сохранял олимпийское спокойствие. Оранжевая бейсболка выдавала последний пункт его вояжа – Иерусалим.

Открою интимную тайну: Никита в каждой поездке обязательно приобретал себе бейсболку, и его домашняя коллекция уже зашкаливала за полусотню. Только на Святой Земле он побывал раз пятнадцать, но «ни разу даже глазом не моргнул».

Вольдемар был и в этом отношении прямой противоположностью – никаких коллекций не собирал, зато из каждой поездки привозил по несколько тысяч фотографий, так что вполне можно было сочинять путеводитель, основываясь только на его фотодокументах. Во всяком случае, данное повествование расцвечено картинами Святогорья с его барского плеча.

Должен признаться, меня всякие фотосессии утомляют паче безделья. Ну, так ведь и пчёлы иногда досаждают своей простотой, но без них жизнь мёдом не покажется даже в принципе, тем более, на Земле.

Очертания парома увеличивались с каждой прожитой секундой, и вот уже со снайперской точностью капитан причалил его к арсане. Раскрылся гигантский клюв, и шумная ватага бородатых мужей ступила на священный берег.

Те гости, которых встречали, не стеснялись эмоций и тут же утопали в объятиях братьев во Христе. Отъезжающие не заставляли себя ждать и в темпе сиртаки поднимались на палубу.

Всё происходило как будто по писаному сценарию, без какой бы то ни было суеты и суматохи. Афон!

Мои спутники покинули борт одними из последних. Заметив меня ещё на подходе, они не стали пробираться в первые ряды, чтобы не угодить в толкотню, и молчаливо помахивали мне своею десницею. Никита был как всегда молчалив, зато Володя не приминул вскинуть обе руки вверх, сжавши обе ладони в един кулак, а потом, выбросив правую вперёд, подобно супостату, указующему пролетариям верную дорогу, начал нарочито громко и неспешно декламировать стиш собственного сочинения, как бы пародируя В.Маяковского:

И так, с поднятым вверх кулаком, Вольдемар прошагал с десяток шагов, пока не протянул десницу мне. Азъ недостойный крепко пожал его длань, также крепко сжал губы, помотал подбородком и с пафосом сумел из себя выдавить:

– Ну, вы гигант, Холмогоров!

– Дык что я, ви бы пъслушали мъего дружбана, Юру Черепанова, – Вольдемар сделал повелительный жест рукой в направлении «Изумрудного города» и резко скомандовал:

– Ну-ка, встаньте-ка с Никитой, я вас зъпечатлею, – и он прицелился, выбирая ракурс.

Никита, как всегда тихий и немногословный, также протянул мне свою десницу. После крепкого рукопожатия мы также крепко обнялись и по православному обычаю три раза похристосовались. Затем приблизились на десяток шагов к монастырю и замерли в ожидании фотошедевра.

«Кэнон» нашего друга был хоть и не из разряда «навороченных», фотографии на нём получались весьма недурственные. К тому же гигант Х-в снимал всё подряд, направо и налево, поэтому повторюсь: по его фотолетописи можно было вполне написать сносный романчик, даже не ощутив присутствия собственными глазами.

Ласковое южное солнышко понемногу начало превращать наши спины в жаркое, тем не менее мы не торопились скрыться от его навязчивых лучей под сень буйной растительности или каменной симфонии пантелеймоновых стен.

Всё ещё расточая эмоции, мои попутчики явно не спешили воспользоваться гостеприимством афонских братьев, несмотря на то, что все вновь прибывшие уже скрылись в архондарике и занялись мiрским попечением. Нас же переполняла радость от встречи и надежда на то, что земные заботы никуда не денутся.

Таки на самом деле – куда они денутся? Не медведь, sin embargo[2], в лес не убегут, да и толкотня в очереди нас не особо прельщала. Поселимся – на улице, поди, не оставят.

И тут же поймал себя на мысли, что только вчера вечером исповедовал свою гордыню и вот на тебе – опять за старое. Видно пословица не зря молвится: горбатого могила исправит. Придётся, как ни крути, видимо, сегодня опять идти исповедоваться, и так, вероятно, до самой могилы. Каждый день…

С кем поведёшься, с тем и наберёшься. А водился азъ недостойный все последние годы как раз с моими дорогими и незабвенными попутчиками. Изъездили мы с ними почти всю Ев ропу, обошли пол-России крестными ходами и везде полагались на волю Божию.

В этой связи вспоминается наше первое с Володей совместное паломничество к Терновому Венцу Спасителя, который хранится в Париже, в знаменитом Нотр-Дам де Пари.

Случилось это в «гламурные» нулевые годы, когда жизнь казалась малиной. Впрочем, так оно и было, ведь малина – самое лучшее слабительное средство. Если в ней сидит медведь…

Нам с Вольдемаром подобная развязка не грозила, он был успешным бизнесменом, а ВПС строил грандиозные воздушные замки для приведений, что по тем временам было делом очень даже востребованным. Романтики ще не вмерли, а прагматики только постигали сию науку в своих гарвардах, оксфордах и принстонах. Зелёные фантики с портретами заокеанских президентов только-только начали уступать геополитическое пространство нововведённой европейской валюте, а Саддам Хусейн, явно поторопившись с приоритетами, испытав «шок и трепет» от своих бывших покровителей, благополучно «примерил столыпинский галстук».

Но нас политика интересовала в дозированных пропорциях, лишь постольку-поскольку Париж облюбовали многочисленные арабские мигранты, превратив его во второй по величине мусульманский город планеты после Каира.

Шутка, конечно, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. После посещения Монмартра желание шутить улетучивается подобно запаху Chanel в курительной комнате.

Хотя с незапамятных времён все путеводители и рекламные проспекты воспевают это место как самое романтичное и живописное в Париже. Видимо им за это хорошо приплачивают, потому что второго такого злачного, криминального и неуютного района во французской столице вряд ли можно найти.

Неспроста «mons martyrum» в переводе «гора мучеников».

В годы правления римского императора Траяна Деция холм был местом казней православных христиан, нередко сопровождавшихся чудесами. Как тут не вспомнить первого епископа Парижа Дионисия, который после казни взял отрубленную голову в руки, омыл её в источнике на склоне холма, и только дойдя с ней до храма, пал замертво.

В нынешнем веке мучениками вполне можно считать многочисленных паломников, потому что они, как правило, не из олигархического сословия, хотя нет правил без исключения.

Вот и мой брат во Христе излишним смiрением не страдал, поэтому доброго совета знающих людей не послушал. А зря.

Мне-то, по большому счёту, терять было нечего, если только жизнь, аще убо за воздушные замки и платят воздухом. А Х-в потому и гигант, что решил скупить Монмартр оптом, понеже цены здесь просто завораживали. Нет, чтобы вспомнить пророческие слова Александра Пушкина в знаменитой «Сказке о попе и работнике его Балде», таки ещё и торговаться начал!

По закону Архимеда, если в одном месте убыло, в другом обязательно прибудет. А следуя арабской пословице, если утром дурак идёт на рынок, то вечером умный будет при деньгах. Своего братана я бы даже в бреду к дуракам не отнёс, вот только был уже вечер, скорее даже ночь. А в это время на Монмартре и с огнём не сыщешь представителей богемы, коих несть числа тусуется в этом живописном уголке Парижа. К ночи же на узеньких кривых улочках можно увидеть лишь горы мусора и обилие красных фонарей.

Знаменитая Plase Pigalle, где сосредоточены кабаре, ночные клубы и прочие «весёлые» заведения типа Moulin Rouge[3] также расположены неподалеку от «горы мучеников».

Вот где раздолье для местной мафии! Любой более-менее прилично одетый гражданин сразу становится их потенциальной – а иногда случается, что и реальной – жертвой.

Поначалу меня поразила не только приветливость продавцов – это присуще большинству восточных торговцев, – но и поразительная уступчивость. Сколько раз удивлялся на рынках Египта, Турции, Сирии и других мусульманских стран, насколько щепетильно они торгуются за каждый цент, а тут продают, чуть ли не бесплатно, лишь бы заглянуть в содержимое твоего портмоне. И вот тут-то начинается самое интересное.

Цену сбавляют до таких параметров, чтобы клиент захотел купить всё подчистую. Но в желаемом количестве данный товар, по понятным причинам «отсутствует». Зато «точно такой же» есть в соседней лавке, которая расположена так, что покупатель уже «на мушке». За ним увязывается «хвост», который передаст его следующим «друзьям», что в конечном итоге может закончиться весьма печально.

«Хвостатые» человеки, как мне подсказывает интуиция, – это те, чьи предки произошли от обезьяны. Во всяком случае, так трактует лучшее в мiре бесплатное советское образование. И вот эти свiдомые млекопитающие оказываются в свободной стране, да ещё и среди халявы! А сколь советскому человеку ни тверди «халва», всё равно для него халява слаще.

И всё же умные люди настоятельно не рекомендуют забывать, что бес платит за сыр, который только в мышеловке. А наступление времени этой мышеловке захлопнуться знают лишь Небесный Отец и «крёстный отец» местной мафии.

Когда азъ свiдомый почувствовал трогательную заботу о нас грешных со стороны трёх лиц арабской национальности, первое, что я вспомнил из рекомендации моего наставника, это никоем образом не подавать вида, что ты обнаружил «хвост», и вести себя как можно более естественно.

Хорошо бы закурить, да сие занятие в наступившем тысячелетии меня уже не прельщало. А как ещё можно успокоить взбудораженное сердце, прыгающее как сторонники евроинтеграции на Майдане? Только усердной молитвой. Хотя инструктор мой, Царствие ему Небесное, был махровым атеистом, сие действо I’m освоил уже без его чутких рекомендаций.

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…» – молитва выступала на моих устах подобно испарине на спине, даже помимо моей греховной воли. Но тени в грязных футболках и дешёвых джинсах всё равно не отпускали нас ни на шаг, лишь иногда передавая нас таким же неумытым гастарбайтерам Пятой республики.

И тут Сам Господь подсказал мне гениальный ход!

Достав фотоаппарат, я стал направо и налево фотографировать архитектуру Монмартра, а заодно и зловещие фигуры, висевшие у нас на хвосте. Те немного заменжевались, но тут же, слегка испугавшись, нырнули в дверь близлежащего магазинчика.

Следуя очередной инструкции, азъ догадливый затянул моего попутчика во второй по счёту магазинчик в левом проулке.

Это была сувенирная лавочка, и хозяйкой оказалась, на наше счастье, симпатичная молодая француженка, довольно сносно понимавшая по-испански. Чтобы не вызвать подозрений, мне пришлось купить у неё брелок с изображением Эйфелевой башни, а Володе пивную кружку. Но всё внимание моё в это время, естественно, было обращено на «хвост».

Так и есть: «тени» самую малость подёргались по «улочке д’Артаньяна», потом заглянули в соседнюю лавчонку, первую по ходу и, не солоно хлебавши, возвратились на исходные позиции, чтобы выслеживать новую жертву.

Вольдемар, надо отдать ему должное, хоть и ничего не заметил, но и не стал упираться, как пень, а моментально следовал за мной. Только когда вышли на улочку, я ему подсказал, что его трогательная любовь к халяве рано или поздно укоротит его на голову.

А с Монмартром пора бы попрощаться, если не хотим возвратиться домой налегке, а то и с петлёй на шее. Можно приехать в Париж ещё разочек, а то и два не помешает, тогда уже с более многочисленной группой гуляй хоть целый день и скупи всё подчистую. А пока лучше унести ногы. И головы.

Карты у нас с собой не было, навигаторов в те времена у паломников не существовало, но заблудиться на Монмартре, равно как и в Старом Таллинне, невозможно по определению. Дело всё в том, что «мне сверху видно всё»; отсюда весь Париж как на ладони. Поэтому мы всё же не отказали себе в удовольствии насладиться французской стариной по полной программе.

Страх уже улетучился, как пчелиный рой по вектору штормового ветра, главное было не повторить ошибку с халявой. Но не для моего незадачливого попутчика. Коммивояжёр определённо в нём брал пальму первенства над паломником и даже просто созерцателем, каким был азъ безсребреник (в кармане).

Создавалось ощущение, что это Железный Дровосек, покинувший Изумрудный город и прибывший в город каштанов и шансона, где в каждом магазине находится многоваттный электромагнит. Его так и тянуло в каждую дверь, причём это даже любопытством нельзя было назвать, скорее гордыня, что, согласно Священному Писанию, есть грех самый тяжкий. Мне пришлось пару раз прибегнуть даже к повышению голоса, держа в уме первый разряд по боксу. Таким образом, вопрос коммерции был закрыт, и мы возвернулись к первоначальной теме.

Рассказывать о Монмартре можно до Второго Пришествия, ограничусь лишь несколькими фразами. Холм до сих пор считается планктоном парижской богемы. Было время, когда это свято место облюбовали Сальвадор Дали, Ван Гог, Пьер Огюст Ренуар, Амадео Модильяни, Пабло Пикассо и другие не менее известные адепты кисти и холста. Но нам тот день не встретились в не только Рафаэль или Брюллов, но и те творцы, кто от слова «худо».

С упорством, достойным гораздо лучшего применения, всё те же лица цвета шоколада наперебой старались впарить нам дешёвые поделки или жареные каштаны, собранные, по всем вероятиям на той же Plase Pigalle. И хорошо, если продавец хотя бы разок в наступившем тысячелетии помыл руки.

Исходив, таким образом, весь островок средневековья, мы поднялись на самую высокую точку холма, где возвышается видимая из любого района Парижа величественная базилика Сакре-Кёр. Воистину, это та видимая часть айсберга, которая ещё не потонула в океане грехов и пороков, захлестнувшего Монмартр. Здесь ещё теплится искра Божия, которая не позволяет окончательно превратить эту святую землю в Содом с Гоморрой.

Базилика Святого Сердца Иисусова (как переводится Сакре-Кёр) была построена благодаря обету двух ремесленников Александра Легентиля и Рауля де Флереи. Они поклялись возвести храм, умоляя Бога спасти Францию от разрушения во время франко-прусской войны и Парижской Коммуны. В июле 1873 года Национальная Ассамблея постановила построить собор на вершине Монмартра, чтобы он стал памятью о горе, которое претерпела Франция, и жертвах тех страшных лет.

По окончании войны не только ремесленники, давшие обет, жертвовали крупные суммы на строительство базилики, была объявлена подписка среди всего населения Франции. 16 июня 1885 года президент Мак-Магон заложил первый камень в её основание. При закладке первого камня, в грунт холма был положен также бронзовый медальон «Франция преподносит Христу монмартрскую базилику», пергамент с протоколом церемонии основания базилики и ящичек с французскими медалями.

Открытие церкви состоялось в 1919 году.

Высота Собора Сакре-Кёр равна высоте Монмартра. На колокольне висит самый большой колокол из известных в мiре – девятнадцатитонный «Савояр», отлитый в 1895 году.

Перед собором высятся две пятиметровых конных статуи скульптора Х. Лефевра – Святой Людовик и Жанна д’Арк. У подножия базилики расположена единственная безплатная смотровая площадка, с которой открывается неповторимо чарующий вид на город.

Войдя в собор, мы поразились его внутреннему убранству, росписям, мозаикам, а также поистине божественному звучанию органа.

Недалеко от Сакре-Кёр притаилась средневековая церковь Сен Пьер, органично вливаясь в завораживающую симфонию камня и чугунного литья, сдобренную светом ажурных фонарей.

Но что-то мы увлеклись городом богемы и каштановой листвы, Железному Дровосеку пора возвращаться в Изумрудный город. Гордыня его с тех пор заметно поубавилась, но заметно сие лишь при жутко ненастной погоде.

Если светит солнышко, как в день прибытия его на Святую Гору, Наполеон со своими планами «чистит мундир».

С места в карьер брат Владимир стал расписывать маршрут путешествия по часам и минутам. При этом напрочь забыв, что нас, на секундочку, ещё не поселили и неизвестно, поселят ли вообще. В моём пророческом предвидении, как оказалось, была доля истины, понеже всем здесь управляет Богородица.

Однако чтобы понять сию истину, нужно подвизаться на Святой Горе не один день, а то и не один год. Володимер хоть и не в первый раз паломничал здесь, гранит такой сложной науки оказался ему явно не по зубам.

Никита же, дабы не прибегать к услугам стоматолога, за всё время не проронил ни единого слова, если не считать ценных указаний своей многочисленной армии поклонников цветочного бизнеса. Мобильный телефон в его руках уже раскалился докрасна, а может это просто солнце отражалось в его экране. Но создавалось ощущение, что он уже дымится от напряжения.

Традиционное «алё-алё» свидетельствовало о том, что Никита обзванивал все свои не шибко многочисленные торговые точки с целью получения коммерческой информации.

С ним мы познакомились несколькими годами ранее, также в мае месяце и не где-нибудь, а на Святой Земле. Причём, когда наша группа покидала Второй Иерусалим, чтобы поклониться Первому, также был проливной дождь, и мы все боялись, что рейс отложат, а то и отменят вовсе. Только Ники был аналогичным образом невозмутим. Его традиционное, также как и сейчас, «алё-алё» сопровождалось весёлыми шуточками паломниц, которых это не просто забавляло, но и отвлекало от навязчивых мыслей. После чего Никита открыл Псалтирь в кожаном переплёте, привезённую как раз со Святой Земли, и углубился в сугубую молитву.

Помню, тогда у меня создалось впечатление, что он единственный из всех твёрдо верит, что вскоре мы очутимся во Святой Земле. Даже отец Андрей, духовник нашей группы, и тот был в растерянности, уже высказал все слова ободрения и не находил новых.

Ожидание длилось где-то, наверное, третий час, но обнадёживающей информации всё никак не поступало. Припасённые – по старой советской привычке – сухпайки кое-кому реально пригодились. Трапеза под крылом самолёта вполне могла состояться «после дождичка в четверг», а неделя только начиналась. Вёдро не шибко спешило на наш огонёк, цены же в буфете кусались паче западносибирского гнуса.

После прочтения девяностого псалма Никита вынул из баула пакет с кедровыми орешками, и тут я почему-то прикинул, что он не москвич. Со стороны поглядеть – он не имел в себе ничего примечательного. Не знаю почему, но мне представилось, что он откуда-то с Крайнего Севера или Сибири, где нравы всё ещё примитивно просты и не искажены лицемерием.

Что ни говори, а совмещать вкушение пищи телесной и духовной у меня не получается даже в монастыре. Может быть, поэтому разведчик из меня реально вышел, а вот войти обратно так и не сумел, аще убо не умею делать одновременно взаимоисключающие друг друга вещи. А надо бы уметь…

Трудно подобрать слово, которое смогло бы в точности выразить, что я тогда почувствовал, глядя на него: Никита был как бы один, но не одинок. Складывалось ощущение, что хотя он сосредоточил внимание на хлебе насущном, но пребывал в положении человека, беседующего с Господом за чашкой чая.

Если в чём другом ещё могло возникнуть сомнение, то здесь у меня не проскальзывает даже подобия на усмешку.

Никита составил многозначительное выражение на лице, будто доказывал теорему о несовместимости кислого с пресным. Что тут непонятного, спросит дотошный читатель? Отвечу: для меня тоже когда-то лучшим обществом было одиночество, но в те наивно-счастливые годы мне было ещё невдомёк, что такое пребывать наедине с Богом, какая это всё же благодать!

Вздремнуть у меня не получалось, а бесцельное пребывание в аэропорту всегда вызывает негативные эмоции. Поэтому мне больше ничего не оставалось, как обратиться к Иисусовой молитве. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий…»

Вот уже вторая, третья, четвёртая сотня обращений ко Всевышнему покинула мои уста, а за окнами, хоть и менее неистово, но всё ещё бушевала стихия.

Когда же Никита, дочитав последнюю кафизму, захлопнул Псалтирь, непогода как-то враз стихла, небо прояснилось, и фианитовые капли на стёклах аэропорта заслезились всеми цветами солнечного спектра.

«Пророк», – промелькнуло в моём воспалённом мозгу.

Группа наша во мгновение ока приободрилась от спячки. Отец Андрей начал что-то оживлённо говорить, и тут мы услышали долгожданное объявление, что «посадка на рейс такой-то будет производиться…»

Как же тяжело было разгибать свои затёкшие после долгого ожидания конечности! И лишь один наш герой вскочил, будто ужаленный пчелой, подхватил свой нелёгкий баул словно барсетку, и танцующей походкой пингвина заспешил к стойке регистрации на посадку.

В салоне «Боинга» наши места соприкоснулись, но мой визави не торопился осчастливить меня байками о своём прошлом и будущем и даже не спешил просто познакомиться. Чинно упрятав свой баул на полку, ещё до взлёта он погрузился в летаргический сон, да так, что рёв турбин не поколебал ни одного мускула на его щетинистом лице.

Слава Богу, что моё место оказалось скраю, потому что регулярное посещение «сектора газа» для моего не шибко здравого организма – вовсе не прихоть, а результат продолжительного походно-палаточного существования дней минувших.

Вот уже погасло световое табло, и длинноногая бледнолицая стюардесса начала раздавать страждущим пассажирам горячительные и прохладительные напитки. Когда тележка «бросила якорь» возле наших кресел, во мне начали бороться два чувства.

С одной стороны, уснувший паломник имеет полное право воспользоваться навязчивым сервисом, с другой – кто способен разбудить спящего, тот способен на любую подлость. И как тут быть?

Обращаться ко Господу в подобной ситуации – не тот уровень проблемы… Но после первых же заботливых слов бортпроводницы мой сосед резко очнулся, будто и не спал вовсе, хотя лично у меня в этом не было ни малейших сомнений.

Симпатичную девчушку, недавно перешагнувшую за порог совершеннолетия, сидевшую у окна и зачарованную открывавшейся панорамой, это даже слегка развеселило. Тихим голосом она попросила апельсиновый сок, смерив нашего соседа оценивающим взглядом.

Я же подобных метаморфоз в своей биографии насмотрелся по самые конечности, поэтому особых эмоций не проявил. Однако, неординарные личности во мне всегда вызывают некоторое желание с ними познакомиться поближе. Тем более что предстоящую неделю всё равно будем рядом.

– Сударь, Вы какое вино предпочитаете в это время суток? – этот вопрос мой наставник в разведшколе называл палочкой-выручалочкой. И действительно, ещё ни разу с ним не было не только проколов, как правило, собеседник или собеседница сразу располагались к разговору.

– «Киндзмараули», – моментально ответил мой визави.

– Жаль, а я предпочитаю «Вдову Клико». Но не вино, а живую-здоровую и в пеньюаре.

Девчушка у окна серебристо захохотала, а у соседа даже не шевельнулась ни одна морщина на лбу. Степени его серьёзности можно было позавидовать. Или степени полного отсутствия чувства юмора. Но если у человека нет чувства юмора, то, по крайней мере, у него должно быть чувство, что у него нет чувства юмора. Но и это не проявлялось в видимых эмоциях.

Стюардесса, меж тем, стараясь подавить нахлынувшее желание сократить диафрагму с короткими выдохами через рот, понеже находилась при исполнении, и архитерпеливо ожидала нашего решения. Чтобы разрешить тягучую проблему выбора между белым и красным вином, I’m взглянул на часы: чёт – белое, нечет – красное. Но и здесь меня ждало разочарование – минутная стрелка показывала аккурат на «шестёрку». Что ж, значит так тому и быть.

– Будьте так любезны, красного и белого, мне и господину, – I’m указал рукой на соседа.

– И сок вишнёвый, – поторопился добавить он, нехотя раскладывая откидной столик.

Тележка покатила дальше, а господин Пророк раскрыл свой баул и вытащил на свет Божий небольшую коробочку с шоколадным ассорти. «С таким попутчиком и в разведку не страшно пойти», – и пока я так думал, мой брат во Христе любезно угостил соседку слева. Наташа – так звали красавицу, – вежливо поблагодарила, но со второго раза всё же приняла угощение.

– За что пьём? – это уже относилось ко мне, и вежливый господин поднял стаканчик.

– За знакомство, естессьно. Мигель, – я протянул брату во Христе свою десницу.

– Никита, – представился он, и мы обменялись крепким мужским рукопожатием.

«Белые начинают и выигрывают», – почему-то подумалось мне, когда уже встал выбор с какого вина начать. Обычно всегда начинаю с самого слабого, ибо идти на понижение – верный шанс проснуться наутро с тяжким похмельем. Здесь же оно нам не грозило по той простой причине, что разницы в градусах между вином и соком мы не ощутили. А раз хода нет – ходи с бубей. Оценив «букет душистых прерий», мой собеседник проявил инициативу.

– Ты уже бывал на Святой Земле? Бери жоголяд, – он протянул мне коробочку с ассорти.

– Gracias, amigo[4], – ваш покорный с удовольствием угостился забавным шоколадным медвежонком. – К сожалению, премьера. Сколько уже святых мест исходил и объехал, а во Святую Землю до сих пор как-то не сподобился. Видимо не готов ещё. А ты уже бывал там?

– Конечно! – Никита чуть не выпорхнул из своего кресла. – Сколько раз! Благодатный огонь только пять раз встречал в Храме Гроба Господня, а ещё два раза попасть не сумел.

– А сам-то откуда будешь? Неуловимые признаки выдают в тебе немосквича.

– Интересно какие? – Никита сдёрнул с себя налёт безразличия и обратил на меня взор.

– Тебе как, от «а» до «я» или…

– Или, – Никита был категоричен, стало быть, деловой человек. А деловые люди мне всегда импонировали своей немногословностью и умением находить выход даже из аховой ситуации. И ещё завидным хладнокровием и способностью расположить к себе собеседника.

ВПСлуга предложил смочить гортань «за милых дам», Никиту долго упрашивать не пришлось, и мы сделали ещё заход по глоточку. Зацепив шоколадного зайчонка, я продолжил:

– Начать с того, что ни разу не встречал москвича, который бы засыпал под рёв турбин да ещё без снотворного. Или усыпляющего. Твоим нервам позавидует даже статуя Аполлона.

– Сибирский воздух к тому располагает, – как оказалось, я был недалёк от истины, мой брат во Христе действительно обитал за Уралом. – А за окнами моей фазенды кедры растут, что говорит о кристально чистой атмосфере. К тому же дом мой из лиственницы построен, а внутри кедром отделан. Я вообще в железобетонных бараках жить не могу…

– Это ты чудно подметил, насчёт бараков. Я как-то не думал…

– А как же их ещё называть? В доме должен быть один хозяин, а «дом, разделившийся сам в себе, не устоит» [Мф. 12; 25]. Если много хозяев, то это уже анархия. И потом, если человек от земли оторвался, то он по факту перестаёт быть патриотом, становится космополитом. А потомки его из людей превращаются в человекоподобных млекопитающих.

– Что-то ты уж больно круто… Хотя… Я с тобой полностью согласен. Здравомыслящие люди при первой возможности стараются приобрести свой участочек и домишко слепить. А на старости лет таки вообще уехать из мегаполиса и на земле поселиться. Моя жизнь тоже по большей части в своём доме протекала, но для детей в провинции возможностей значительно меньше, к тому же склоки начались с родственниками из-за дома, короче получили мы стойло в многоэтажном бараке, да так до сих пор из него выкарабкаться не можем.

– Ну что ж, тогда есть повод повторить по глоточку, – Никита торжествующим жестом поднял свой импровизированный фужер и пригласил меня соединить сосуды.

Мы освежили гортань и продолжили знакомство.

Сколько живу на этом свете, столько раз подмечал, что бытовая тема как-то сразу занимает первенство в разговоре людей с неустроенной личной жизнью. У кого быт налажен, семейные проблемы отсутствуют, те обычно любят порассуждать об искусстве, спорте, на худой конец о героях сериалов.

Политика больше волнует бизнесменов, чьё благополучие напрямую зависит от курса мiровых валют. А те, кому пересекать кордон приходится разве что во время отпуска, да и то не всегда, чаще всего говорят о шмотках, автомобилях и косметике.

На безымянном пальце у Никиты я не обнаружил даже намёка на рыжий металл, хотя и сам ходил в своей жизни окольцованным всего полчаса, пока отмечали в ЗАГСе торжественное событие, именуемое бракосочетанием.

Должен признаться, что не все равнодушно отнеслись к моему жесту доброй воли. Пришлось не шибко просвещённым поведать историю о том, как один мой приятель зацепился кольцом за борт грузовика и таким образом потерял две фаланги безымянного пальца. После услышанного публика уже не высказывалась громче обычного о своём понимании верности и чести, которое, по их мнению, олицетворял этот амулет.

Моего новоиспечённого брата во Христе счастливый брак обошёл стороной, ачеть и не так, чтобы счастливых, по большому счёту, не состоялось.

Были у него свои маленькие радости, но большую радость он не сумел доставить никому. Почему он не сумел найти свою вторую половинку, Никита не стал посвящать случайного попутчика, однако много позже мне удастся выяснить столь нетривиальную причину. Немного позже и расскажу вам о ней.

А пока наш полёт продолжался на высоте десять с половиной тысяч метров и со скоростью девятьсот километров в час.

За окном иллюминатора показалась безбрежная гладь Чёрного моря, и мой сосед приковал свой взор к открывшемуся пейзажу. Это дало мне возможность разглядеть его повнимательнее, и я постараюсь максимально подробно написать его портрет.

Гренадерским ростом Никита похвастаться не мог, зато физические кондиции могли дать фору даже начинающим культуристам. Под футболкой с изображением чернеца Пересвета во время его битвы с Челубеем, довольно рельефно проступали накачанные бицепсы. Ноги его в изрядно потёртых джинсах не находили себе места, а это первый признак отменного здоровья.

Красивая бородка, колечком опоясавшая ротовую полость с не ведающими кариеса зубами, и сливающаяся с поседевшими бакенбардами, придавала лицу мужественное выражение, и в то же время подчёркивала благочестие. Морщины, разрезавшие широкий лоб и подчеркивавшие скулы, говорили о его задумчивом характере и недюжинном интеллекте. Чуть раскосые с едва уловимым прищуром глаза цвета лазури и расходящаяся веером паутинка морщин на висках обозначали завидную проницательность и непадкость на слухи и сплетни.

Широкий прямой нос, немного подпорченный врагами отечества, намекал на неуступчивость и незначительное, но всё же упрямство своего господина. Плещма косая сажень и руки золотых дел мастера, умеющие при необходимости собираться в крепкие кулаки, дополняли это качество зѣло наглядно.

Редкие седые волосы, обозначившие причудливый чуб на широком лбу, выдавали в нём то ли холодного философа, то ли горячего адепта православной веры.

Сразу хочу отметить, что я не Рембрандт и не Валентин Серов, они бы написали не просто портрет, а шедевр. А всё, что ещё могу добавить к вышесказанному, это факт, что Никита в своей жизни перепробовал множество профессий, пока не остановился на цветочном бизнесе.

Последнее десятилетие этот род деятельности приносил ему гарантированный доход, почти как барону Мюнхгаузену, родившемуся заново садовником Мюллером. Но если с бароном дворянская кровь сыграла злую шутку, то amigo mio[5] делал своё дело честно и добросовестно, а излишним честолюбием отнюдь не страдал. Стреляться на дуэли из-за роковой красавицы он вряд ли бы стал, поэтому, видимо, даже на шестом десятке был один-одинёшенек.

Пока Никита с пряным удовольствием рассматривал морской пейзаж, азъ нелюбопытный успел посетить «Wi-Fi» и с видимым облегчением приготовился вкушать заслуженный обед.

Стюардессы уже продвигались с нагруженными под завязку тележками в первые ряды, что вызвало заметное оживление в салоне. У нас же ещё оставалась в фужерах недопитая терпкая влага, а это требовало скорейшего исправления создавшегося положения. Никита в отношении говорить тосты был не мастак, поэтому предоставил мне полнейшую инициативу.

– Предлагаю этот тост за святую великомученицу Агнию, Римскую деву!

– А почему вдруг за неё? – Никита был немного ошарашен, видимо никогда слыхом не слыхивал об этой святой. Ачеть по его роду деятельности можно было и поинтересоваться.

– Тёмный вы, сударь, как лошадь у Казбича. Святая Агния – Небесная покровительница садоводов и молодожёнов! По-моему, для тебя и то, и то актуально. Или я ошибаюсь?

– Да нет, не ошибаешься. А ты что-нибудь знаешь про её житие? – Ники слегка пригубил вино и устремил на меня пристальный взгляд в ожидании сенсационного познания.

– Святая Агния родилась в Риме в конце III века от благочестивых родителей и, получив христианское воспитание, решила посвятить себя девственной жизни.

Будучи в тринадцатилетнем возрасте, девица получила предложение от сына префекта Рима, но отказала ему. Тогда префект Симфроний повелел подвергнуть святую деву поруганию, обнажить и отправить в блудилище за хулу на языческих богов.

Но Господь не допустил её бесчестия: у неё на голове мгновенно выросли густые и длинные волосы, скрывшие тело от нечестивых взглядов. Ангел Божий встретил её и покрыл блистающим сиянием, что всяк был ослеплён, лишь посмев взглянуть на деву с вожделением.

Нечестивый сын префекта, лишь едва дотронувшись до неё, пал бездыханным, но по горячей молитве святой Агнии моментально был воскрешен и тут же уверовал во Христа. А одновременно с ним крестились ещё сто шестьдесят человек, и все они были впоследствии обезглавлены язычниками.

Агнию бросили в костёр, но по молитве святой огонь погас, и после этого её умертвили ударом меча в горло. Святая дева-мученица была похоронена родителями недалеко от города.

Через много лет дочь Константина Великого Констанция исцелилась на гробе святой Агнии от тяжкой болезни, и в благодарность повелела возвести храм на площади Номентана, на месте усекновения святой мученицы.

Впоследствии там возник девичий монастырь. В этой обители сложилась традиция: инокини выращивают агнцев, ткут из их шерсти облачение и каждый год в день поминовения святой Агнии преподносят его в дар папе Римскому.

– Так она что, католическая святая? – недоумение слегка перекосило лицо Никиты.

– Это случилось в триста четвёртом году, во времена правления Диоклетиана. В то время Церковь ещё была единой, поэтому святая Агния равно почитается как православной, так и католической церковью, – мой ответ успокоил собеседника, и он величаво поднял фужер.

– А когда день её памяти, ты знаешь?

– Двадцать первого января по византийскому календарю или третьего февраля по-нашему.

– Как раз накануне сенокоса, надо будет взять на заметку, – Ники записал на телефон.

– Какого сенокоса? Сибирь что, страна вечного лета?

Никита чуть-чуть раздвинул в улыбке свои тонкие губы, а глаза просто искрились от смеха.

– Сенокосом я называю дебильный маятник: день самца – день самки. Когда у меня день год кормит. А ещё четырнадцатое февраля – день нетрадиционной ориентации. Тоже хватает сумасшедших, когда чуть ли не сносят цветочные киоски. Только держись! Вот и держусь.

Нетрадиционный юмор моего визави вызвал во мне небывалый подъём настроения, понеже вот уже много лет все эти пережитки советского идиотизма вызывают у меня архинегативные эмоции, но придумать им достойное название до сих пор не удавалось. Или просто лень было. А тут с места в карьер!

Я мысленно воздал благодарность Всевышнему за такого попутчика, с которым не только не соскучишься, но и обрящешь «полцарства за сюжет». Ведь все наши беды происходят из-за того, что пока мы чувствуем себя слишком как дома, пока не возникнут неразрешимые проблемы, мы не ценим дарованных нам попутчиков.

Лишь когда известная птица клюнет в известное место, мы вспоминаем о них, к тому же забывая благодарить.

Никита на моё скромное «ха-ха» отреагировал таким же скромным немым вопросом, будто сообщил общеизвестную многократно повторявшуюся истину. А убелённый сединами кент вдруг проявляет поистине младенческую наивность, даже как-то неловко получается.

Он слегка поменял позу, в чём, при его кипучей энергии, была регулярная необходимость, и решил восполнить мои пробелы в знаниях по истории отечества и его вооружённых сил.

– Ты считаешь, что день дезертира достоин более красноречивого названия? – начал он.

– Просто как-то не задумывался над этим, – я слегка пожал плечами и сделал губёшки бантиком. – Когда служил, тогда был просто повод для пьянки и лишнего выходного, а позже мне были настолько параллельны все эти выдуманные праздники…

Другое дело Пасха или Рождество – ни один православный человек не может остаться безразличным…

– То-то и оно. А какой повод для этого шабаша? Еврей создал банду для войны с русским народом? Сам как думаешь, разве за прошедшее тысячелетие некому было Русь защищать?

– Я так не думаю! – Мой ответ прозвучал как выстрел, Никита даже зажмурился.

– Вот видишь. То есть это прямой намёк на отрицание тысячелетней истории России. Как будто история началась с октябрьского переворота, а раньше на одной шестой части суши жили только медведи и аисты. А в октябре семнадцатого аисты принесли младенцев, – секса-то не было, – и появилось первое в мiре социалистическое отечество, которое потребовалось защищать от всего мiра. Можно подумать, раньше защищать Россию было необязательно.

– Должен с прискорбием констатировать, что твоими устами глаголит истина. Аминь.

Я поднял свой la copa del vino tinto[6] и предложил тост за славное русское воинство. Никита с огромным воодушевлением поддержал мой благой порыв, и вот уже наши одноразовые copas[7] ополовинились ещё на один глоток. Шоколадные ассорти также неумолимо сокращались.

– Вот, что меня поражает, – продолжал мой новоявленный братишка, – не то, что день национального позора сделали праздником, а та дьявольская хитрость, с которой это обыгрывается. Казалось бы, что в этом плохого, что народ почитает своих защитников? Вопрос весь в том, в честь какого события устанавливается тот или иной праздник.

Православные праздники понятно, все они в честь дня представления пред Господом того или иного Угодника Божия. Я не беру Двунадесятые праздники, здесь поминаются события Нового Завета, связанные со Спасителем или Богородицей.

Но и память основных событий российской истории также связана или с грандиозными победами русского оружия над супостатами, или, скажем, с основанием Москвы, то есть Третьего Рима; Санкт-Петербурга; других городов. Но чтобы праздновать день разгрома под Аустерлицем или при Цусиме…

До такого кощунства ни один русский царь никогда бы не додумался. Только большевики на такое способны.

Мне ничего не оставалось, как молчать в три погибели.

Когда-то я зѣло гордился своими сногсшибательными познаниями по истории и победами почти на всех школьных олимпиадах. Но то были другие годы, то было в другой стране, при другой социальной системе. Впоследствии оказалось, что все сферы жизни незыблемой конструкции нашего социалистического отечества были насквозь пронизаны ложью и мифами.

Пока из кормушки, наполненной за счёт ограбленного народа, раздавались щедрые подачки верноподданным нукерам, вопросы о «правильности» генеральной линии КПСС и советского правительства возникали лишь у диссидентов.

Но как только «стало нема золотого запасу», так сразу «хлопцы стали разбегаться в разные стороны». В основном в Израиль и за океан.

Колхозы моментально перестали приносить «рекордные» урожаи, гиганты советской индустрии за неимением заказов в условиях жёсткой конкуренции, стали один за другим закрываться и перепрофилироваться на выпуск несвойственной продукции, следствием чего стала массовая безработица. Коллапс экономики не заставил себя долго ждать.

История – не уличная девка; это наука, а не идеология.

Пока в Стране Советов существовала одна политическая сила – нерушимый союз комунизтов и беспартийных, все попытки донести истину до сознания людей натыкались либо на бюрократические препоны, либо на лишение свободы, а то и жизни. Руководящая и направляющая сила зорко следила, чтобы какой-нибудь шибко подкованный интеллигент не выдал государственную тайну.

Но вот железный занавес рухнул, однако власть имущие и тут не очень торопились развенчивать комунизтические стереотипы. Они их вполне устраивали, поскольку тупым и оболваненным обывателем гораздо легче управлять. Не учли власти одного, что не всякий обыватель захотел оставаться «ватником», и электорат начал прозревать в геометрической прогрессии.

По мере становления в стране гражданского общества всё меньшим спросом пользовались «великие победы», зато всё строже был спрос за реки крови и неисчислимые жертвы, стоящие за каждым завоеванием социализма. Патриоты в сталинском понимании, в сознании молодого поколения стали восприниматься чем-то вроде давно вымерших динозавров и птеродактилей.

И вот тут возник вакуум в трактовке национальной идеи.

Молодым невозможно объяснить, почему европейцы не считают своими освободителями тех, кто принёс им на штыках «новое светлое будущее». Кто установил в их стране комунизтическую диктатуру, загнал фермеров в колхозы, а бюргеров сделал «пушечным мясом» гигантов индустрии. Кто готовит их солдат не к защите отечества, а к завоеванию и порабощению свободных народов, к мiровой революции.

Подобная близорукость «перестроившейся» партократии привела к неизбежному в таких случаях конфликту поколений, и стала благоприятной питательной средой для возникновения в посткомунизтических странах радикальных организаций правого толка. В свою очередь, это привело – при щедрой финансовой и идеологической подпитке из-за океана – к цветным революциям в ряде «братских стран социализма» и даже постсоветских республиках, сопровождавшимися массовым психозом и бесчинствами разбушевавшейся толпы.

Русофобия стала продолжением антисоветизма, при этом, наряду со сносом памятников советской эпохи и осквернением могил советских воинов, уничтожают православные храмы и убивают православных священнослужителей.

Мы не можем понять, почему немцам простили триста тысяч жертв Второй мiровой войны на территории Чехословакии, а Советскому Союзу не могут простить сто восемь погибших во время Пражской весны. Нацистам «забыли» шесть миллионов поляков, погибших на войне и уничтоженных в лагерях смерти, а Советскому Союзу не могут забыть пятнадцать тысяч жертв Катыни. Должна же быть какая-то логика?

Должна! И она есть. Вот только не все хотят её принять.

Более того, упорно доказывают недоказуемое, называя чёрное белым, а красное фиолетовым. А всего-то и делов, чтобы назвать вещи своими именами. Перестать лицемерить.

Ибо сказано Спасителем: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры!.. Истинно говорю вам: мытари и блудницы вперёд вас пойдут в Царство Божие; Ибо пришёл к вам Иоанн путём праведности, а вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и, видевши это, не раскаялись после, чтобы поверить ему» [Мф. 21; 31-32]. Вот и вся логика.

Нацисты не лицемерили, не скрывали своих захватнических устремлений, зато понесли заслуженное наказание. Мы же продолжаем считать сталинский режим «спасителем отечества», и называть порабощение им народов Восточной Европы «великой и отечественной» войной. Чему ж тут удивляться?

– Причём смотри, какая фишка, – продолжал мой сосед слева. – Немцы привели Ленина к власти в России, чтобы заключить почётный мир и выйти из войны, сохранив лицо. Иначе бы пришлось подписывать безоговорочную капитуляцию. И зачем большевикам нужно было им сопротивляться? Просто сдали немцам как можно больше территории, чтобы с помощью германских штыков подавить народный протест.

В Сибири действовали пленные чехословаки, на Дальнем Востоке – японцы, на Севере – англичане, война шла лишь в казачьих областях. Русская вольница стала русской Вандеей. И была уничтожена не менее, даже более жестоким образом.

– Почему только в казачьих? В чернозёмных губерниях тоже восстания происходили, на Тамбовщине, например. Да по всей стране народ сопротивлялся самозванцам.

– Это уже потом. – Никита не замешкался с ответом. – Когда уже миллионную армию создали и вооружили. А поначалу с казачеством еле-еле справились. Многих маловерных обманом на свою сторону переманили, потом всё равно уничтожили.

Так вот, возвращаясь к нашим баранам, – Никита смочил горло глоточком терпкого винчишка и продолжал. – Так называемое «сопротивление» нужно было для того, чтобы показать немцам, мол, ситуация под контролем, если какой бунт, то есть чем его подавить. А как только война закончилась, сразу большевики пришли на готовое.

Но не тут-то было. На Україне начался такой раздрай, что пришлось отдавать хохлам исконно русские земли вместе с населением в качестве выкупа.

– Да, уж, делов наворочали, – у меня от этой политинформации уже мозга за мозгу плела макраме. – Слушай, не пора ли осушить бокалы, а то уже трапеза стоит в очереди.

– За царя и отечество! – Никита соприкоснул фужеры и опрокинул свой в полглотка. – А вообще-то, если принимать в расчёт только эмоции, можно далеко зайти. Это мы сейчас хорошо рассуждаем, сидя в креслах и попивая «Каберне». А окажись мы на месте коммуняк, скорее всего действовали бы также, если ещё не покруче. Пора глушить шарманку, ты не находишь? – его рука, согнутая в локте и указательный палец, поднятый вверх, выражали образ мыслей в направлении «на то воля Всевышнего». Разве можно что-либо возразить на это?

– Не нахожу! – моя упрямая сущность не сдаётся, почти как гордый «Варяг», пока в теме не будет поставлена жирная точка. – Ты сказал, что самое подходящее название для этого «праздника» – день дезертира, а аргументов не привёл.

С немцами заключили сепаратный мир – это понятно, союзников предали – тоже. Но и они нас предавали, и не раз…

– Они просто вели свою политику, мы – свою. Цель России в этой войне была защитить Сербию, а у англосаксов чисто конъюнктурные интересы. Хотя и наши буржуи меньше всего думали о Православии и патриотизме.

Но мы говорим не о Первой мiровой войне, а о защите интересов самозванцев, совершивших государственный переворот в России. Как только встал вопрос о защите «социалистического отечества», так эта банда во главе с Дыбенко драпанула аж до Самары. Это как раз и случилось 23 февраля под Нарвой.

Об этом позоре даже Ленин написал. Только там их сумели догнать и под конвоем доставили обратно в Петроград. Потому большевики и установили «праздник» именно в этот день, чтобы посмеяться над глупостью русского народа.

Должен признаться, что, несмотря на свои «глубочайшие» познания истории по советским учебникам, об этом факте имел абсолютно нулевое представление.

Понятное дело, что в СССР этот факт благоразумно замалчивался, но мы живём уже в XXI веке, информация исчисляется мегабайтами и парсеками, можно бы и освежить интеллект. Большой мне минус, зато огромный плюс Всевышнему Творцу, за то, что посылает мне таких попутчиков.

Теперь всё встало на свои места, можно было зѣло подумкивать и о наполнении ненасытного чрева.

Вот уже благодатная тележка обдала нас запахами генно-модифицированных продуктов в экологически безупречной упаковке, и проголодавшаяся публика зашелестела одноразовым шанцевым инструментом и влажными салфетками. Подошло время заканчивать тары-бары и вспомнить о том, что мы хоть и высшие, но всё же млекопитающие, и ничто человеческое нам не чуждо. Тем более после стольких мытарств и томительных ожиданий в аэропорту.

Должен сказать по секрету, что главное в трапезе – это принимать её умиротворённым, чему архиспособствует чувство исполненного долга и усердная молитва. Не будь поставлена точка в нашем разговоре, трапеза не показалась бы мне настолько благодатной.

Мысль текла уже в направлении будущего паломничества, посему и по завершении трапезы мы больше не возобновляли обмен мнениями и шустренько отдались во власть сновидений…

И снова перенесёмся в Изумрудный город. Снова мы вместе с моими братьями по вере, и снова, вот уже в который раз в предвкушении приключений и соприкосновения с вечностью. Потому что всё созданное тварным усердием, тленно и бренно в этом мiре. Незыблемым и нетленным всегда будет только то, что угодно Всевышнему, а потому и мощи святых также остаются нетленными, дабы не было сомнений в божественности создания нашего мiра.

Каблуки наши чинно отбивали реквием по мраморным плитам, которые ведут к заветной двери архондарика Свято-Пантелеимонова монастыря. А там нас ждал радушный приём, райское угощение и долгожеланный отдых до повечерия.

Но… как иногда обманчивы бывают ожидания, если тварные создания в очередной раз забывают о том, что в Своём Уделе всем управляет Богородица. А наше дело – горячая молитва.

Ибо «просите, и дано будет вам; ищите, и обрящете; стучите, и отворят вам» [Мф. 7;7]. Но кто из нас вспоминает строки Священного Писания, кроме, разве что когда фэйсом об тэйбл?