Иногда мысль заводит не туда. Иногда мистерия сна так болезненна, что не хочется спать. В такие моменты вся жизнь посвящается познанию себя или попыткам полной деградации личности. Нас слишком сильно беспокоят дела насущные: что поесть, куда пойти работать? Есть что-то, что выше всего этого. Выше даже таких понятий, как сон, здравомыслие, дружба, семья. Нигилизм захватывает с головой, но я не чудовище. Тьма в колодце, клинки холода, кровь и смерть, потеря и месть… Возникающие в голове образы не имеют смысла, они лишь воплощение тайных желаний, страхов и надежд. Эмоциональное значение сна куда важнее, чем образная форма. Только собственные чувства имеют во тьме значение…
Но я никогда не думал, что буду во сне желать кому-то смерти, сордни мифу о чумном предсказателе. О мама, чем ты меня так обидела, что уподобилась Мишелю де Нотрдаму в колодце, упав туда вниз головой и заживо замурованной?
Кровь на пижаме – доказательство самоуничижения и страданий. Возможно, я мазохист, но я не выдвигаю требований; лишь звериное начало заставляет меня снова и снова уродовать себе лицо, лишь бы от меня "отстали". Я дурак, если думаю что уродство или дефекты заставят меня порвать с окружающим миром. Желание стать немым выглядит еще более странно, чем больше отдаешь себе отчета в том, зачем тебе это. Анализ прошлого не дает адекватного ответа. Мое восприятие мира просто есть, я с ним родился и никто в этом не виноват. Я хочу знать причину, но ответ лежит глубоко в земле. Никто не даст ответов – у всех своя точка зрения. Только память о том роковом падении отца может выдавить из меня слезы; в остальное время я даже не знаю слова "Эмпатия"…
Я отвлекся.
Я хочу орать. Я никогда не знал меры – только животный позыв. Я могу простить себе все свои сиюминутные психозы и слабости, но неумеренность я себе не прощу никогда. Бессонные ночи, переедание, вспышки гнева – всё это вызвано одним диагнозом. Меня не так волнует, что по этому поводу скажут другие – персональный ужас всегда возьмет верх. Даже смерть не заставит меня бросить разрушать собственный мир. От таких, как я, в конечном счете не остается ничего.
Создать новый мир с нуля тоже не получится. Чем больше я изучаю психологию, тем больше убеждаюсь: что бы мы ни выбрали, деградация неизбежна. Пока есть ресурсы, я буду продолжать падать во тьму. Даже повторение о чем-то да говорит. Научился ли я чему-то новому? Не знаю. Мне некому об этом сказать. Я не научился ничему, но это лишь сделало меня сильнее. Я трачу свое время на осмысление пройденного и по итогу узнаю то, чего не мог или не имею права знать. Иные вещи лучше никогда не проходить.
Солнце набирает ход, и я стараюсь не скатиться в манию. Что такое тьма, когда половина суток остается темной? Даже свет не заставит меня оставить просеивание снов, видений и их анализ. Эпилептоидная степень спада ума в сочетании с шизоидными акцентуациями дают свои плоды, если знать, как дружить с ними. Вскоре начинаешь понимать, что ты ничего не знал о теме, которую считал закрытой. Мать учения дает много всего, но решать, как применить эти плоды, только тебе.
Alma mater дает многое, но лишь в теории. Никто не научит простой, казалось бы, вещи. Прощение – качество, которому римлянам пришлось учиться у сектантов христиан. Мне его свойства тоже никто не потрудился объяснить. Я много раз его выпрашивал у родных, не понимая его щедрости и безграничности. Сам я давно пылал кровавой местью, но меня продолжали любить. Я всегда считал, что щедрость – единственная добродетель, которую я в состоянии реализовать. Смешение чувств, пополам с "отуплением" трудно понять как-то иначе. Но теперь я прихожду к выводу, что именно нехватка терпения заставляет меня злоупотреблять одним и пренебрегать другим. Мне всегда было куда бежать. Но пару дней назад, я кажется, впервые сказал Веронике, как сильно я ее прощаю за все то, что с нами произошло. Ничего страшного не было. Я просто шел своим путем, с уважением к ее выбору. Умение прощать – это все, что я о ней знаю.
Вероника никогда не жаловалась. Лишь здоровье заставило проглотить какую-то горькую пилюлю. Она считала, что здоровье позволит ей избежать всякой видимой слабости. Она надеялась, что ей никогда не придется ничего просить. Я, будучи с детства «больным», хорошо знал, что она ошибалась. Это было вопросом времени. Но когда она изменила свое мнение за много лет, я ее не узнал. Казалось, что само имя изменило ей. Смерть и наследство, а точнее наследие после себя, – вот все, что ее теперь интересует. Я давно не подходил на роль наследника, но теперь ей нечего терять. Приходится работать с тем, что есть, и мы впервые разошлись с миром. С ноткой тревоги, как я и хотел, – впервые чувствую себя удовлетворенным.
А вот маму я так и не знаю…
Решай проблемы по мере их поступления. Работа – в приоритете, но также и в отдаленном будущем. Учеба – на первом местеНе стоит беспокоиться о старых вещах – главное, функции и результаты. Жертвы, на которые ты идешь, не имеют значения. Твоя правота сделают со временем свое. Не думай об отражении в зеркалах – они лишь светят, а не отражают. Добывай знания отовсюду, но не любой ценой – помни о человечности и слушай глас рассудка. Memento mori!