Терем Святополка, шурина пропавшего Князя, сверкал новизной. Свежий тес, резные наличники с жар-птицами, крыльцо, крытое красным сукном – все кричало о богатстве, которое владелец хотел показать миру. Во дворе толпились люди: просители, челядь, какие-то сомнительные личности в дорогих доспехах наемников. Здесь не пахло войной, здесь пахло легкими деньгами и безудержным кутежом.
Ратибора провели в пиршественную залу.
За столом, заставленным яствами, сидел Святополк. Это был тучный мужчина лет сорока, с масляными глазками и тщательно расчесанной бородой. На пальцах его сверкали перстни, на шее висела золотая цепь такой толщины, что казалось, она пригибает его к земле.
Увидев гостя, Святополк вскочил с неестественной живостью.
– А-а! Гость дорогой из стольного града! Проходи, проходи! Вина ему! Самого лучшего, греческого!
Слуги засуетились. Ратибор остался стоять, не снимая плаща.
– Я не пить приехал, боярин. Я к Князю Всеволоду. Где он?
Святополк всплеснул руками, изображая искреннюю скорбь, которая, однако, не затронула его веселых глаз.
– Ох, беда, беда! Свояк мой, свет-князь, занемог люто. Горячка у него. Лекари говорят – покой нужен. Никого не пускаем, боимся сглаза или заразы. Сам, вишь, извелся весь, за двоих радею!
Ратибор обвел взглядом стол, ломящийся от жареных лебедей.
– Вижу, как извелся, – холодно заметил он. – А пока ты радеешь, боярин, печенеги уже под Бережками хутора жгут. Говорят, дозорных твоих не видать.
Святополк расхохотался, махнув пухлой рукой, унизанной перстнями.
– Печенеги? Да брось ты! Это ж дикари. Пограбят сараи да разбегутся. У меня тут сила несметная! – Он обвел жестом своих наемников, стоящих у стен. – Я их, степняков, одной левой… как мух!
– Твои ворота, боярин, скрипят так, что мертвых будят. А ров травой порос. Если "мухи" налетят роем, город ляжет.
Лицо Святополка на миг отвердело, маска весельчака дала трещину. Но тут же склеилась обратно. Он подошел к Ратибору вплотную, понизив голос. От него разило сладким вином и пряностями.
– Слушай, воевода… Ратибор, верно? Ты человек бывалый, умный. Зачем нам эти страхи нагонять? Великому Князю в Киеве сейчас не до нас. У него своих забот полон рот.
Святополк достал из рукава тяжелый бархатный мешочек и, словно невзначай, положил его на край стола перед Ратибором. Звон золота был красноречивее любых слов.
– Зачем тебе вникать в наши мелкие дрязги? Езжай обратно. Скажи, мол, Всеволод поправляется, гарнизон крепок, а Святополк – орел-мужчина, границу на замке держит. А?
Боярин подмигнул.
– Это золото – на дорожные расходы, конечно. Тут на хутор хватит. Или на новую жизнь где-нибудь… подальше от войны.
Ратибор посмотрел на мешок. Потом на Святополка. Взгляд его был тяжелым, как могильная плита.
– Ты, боярин, не ту кашу заварил, – тихо сказал он. – Золотом стены не укрепишь. А дыры в совести им не заткнешь.
Он демонстративно отодвинул мешок краем меча. Мешочек упал на пол, монеты раскатились с предательским звоном.
В зале повисла тишина. Наемники Святополка положили руки на рукояти мечей.
– Я пробуду здесь столько, сколько нужно, – отчеканил Ратибор. – И Князя увижу. А пока советую тебе не пиры закатывать, а стрелы точить. Гроза ближе, чем ты думаешь.
Он развернулся и вышел, не поклонившись.
Святополк смотрел ему вслед. Его лицо пошло красными пятнами гнева.
– "Гроза"… – прошипел он. – Ну ничего. Бывают гости, что и не доживают до грозы. Костью подавятся…