На трясущихся ногах переступаю порог кабинета Сенатора, не могу удержать себя в руках и медленно подхожу к нему.
– Ты ее убил! – Мой крик разрывает тишину.
– О, милая, ты запачкалась. И между прочим, я сделал то, что ты просила и только. – Ехидная улыбка появляется на тонких губах. – Ты сама говорила, что «твое главное желание в этой жизни – это свобода от меня и окончание мучений твоей мамы». Так она свободна, и больше ее мучить я не буду.
Медленным шагом заставляю свое тело подойти к Сенатору. Замахиваюсь и даю ему пощечину такой силы, что немеет ладонь, а его голова поворачивается до хруста в шее. Я наслаждаюсь этим звуком, слишком долго мечтала съездить по его физиономии, тем более терять мне больше нечего.
Мамы нет.
Меня тоже скоро не станет.
Смех. Тихий угрожающий смех Сенатора отражается эхом от стен адского кабинета. Ублюдок потирает ладонью место удара, и его глаза загораются. Это предвкушение. Этот кусок говна думает, что сможет сделать со мной все, что его больная фантазия рисовала долгие годы. Но он ошибается. Единственная причина моего былого подчинения – мама. Которой больше нет. По его вине.
– Это было зря, сейчас сюда придет свидетель нашего брака, а пока я преподам тебе урок номер один. Не смей! Не смей на меня поднимать руку.
Замахиваюсь еще раз, но он перехватывает запястье и тащит меня к столу, где стоит блюдо под крышкой и пара приборов для еды. Видимо свадебный ужин. Как мило.
– Ты думаешь, я буду выполнять твои правила? Ты рехнулся! Убийца! Тебе больше нечем меня удерживать, ты потерял свой последний козырь.
Хочу, чтобы он знал, я буду биться до конца. Не уступлю. Знаю, живой этот кабинет мне не покинуть, но страха из-за этого я не испытываю.
Сенатор резко опускает мою руку на стол ладонью вниз и крепко держит за запястье, так что я уже перестаю чувствовать пальцы, он смотрит мне в глаза со смесью злости и предвкушения. Даже губы облизал. Мерзость какая.
– Тут ты ошибаешься, мой последний козырь еще в рукаве, а пока запомни раз и навсегда… теперь ты моя собственность, и когда я говорю, ты выполняешь!
Резким движением руки, Сенатор хватает со стола нож, и словно в замедленной съемке я вижу, как он заносит его над головой и быстро опускает на обратную сторону моей ладони. Крик. Боль.
Вот так в один миг мое сердце, разрываемое на миллиард осколков болью и отчаянием от потери мамы, наполняется другой болью не менее мучительной, но более физической и реальной. Нож торчит из моей руки. Твою мать… Сенатор выдергивает орудие и бросает на стол. Руку, истекающую кровью, пытаюсь перевязать хоть как-то, салфеткой, что лежала возле окровавленного ножа, зажимаю один край в зубах и со стоном резко дергаю, завязывая узел. Такой боли я не испытывала никогда и наверное, только сейчас понимаю, какое чудовище взяло надо мной верх. Зажмуриваюсь так сильно, что от созерцания Сенатора меня спасают черные бабочки под веками и стук в дверь, тихий и еле слышный, но все мои чувства сейчас работают на таком пределе, ведь я словно раненый кролик в норе у голодного волка. Я должна быть сосредоточена, вероятно, у меня будет какая-то возможность отмщения, хотя теперь верится с трудом. Но я должна быть готова.
Сенатор даже глазом не повел на стук и продолжил свою тираду, переходя на другой край стола и присаживаясь, начал раскладывать еду на две тарелки и одну пододвинул мне. Оседаю на стул, и в моей голове никак не укладывается, что же он за человек? Я правда в недоумении.
Удар ножа снова вселил в меня страх перед Сенатором. Он болен, его действия невозможно предугадать. И это действительно жутко.
– Вот сейчас ты меня выслушаешь и не будешь перебивать. Договорились?
Мне остается только кивнуть и ощущать, как боль растекается по моей руке, словно ее окунули в огонь и держат там так долго, что плоть начинает слезать с костей. Сейчас угроза надо мной висит как никогда низко, мой страх перед Сенатором вырос до небывалых высот. Пытаюсь зажать рану другой рукой, но крови очень много, и она просачивается сквозь пальцы, марая белоснежное покрывало на столе.
– Во-первых, твоя мама жива, – спокойно сообщает Сенатор, тут же пережевывает что-то хрустящее, не отрывая взгляда от меня.
– Что? – недоверчиво спрашиваю я и тут же понимаю свой промах и быстро тараторю: – Простите меня, я молчу.
Он специально это говорит. Я не верю ему. Сенатор с удовлетворением смотрит на мою руку.
– Еще одно слово и я отрежу тебе палец, – говорит ублюдок таким будничным тоном, словно только что не вонзил в меня нож, в прямом смысле слова.
– Итак, твоя мама жива, но ты ее никогда больше не увидишь. Я отправил ее наружу, мои люди доставят ее в город под названием Черная Пантера, где постараются вылечить. Хотя сейчас я думаю, что надо было ее убрать и делу конец, но проявил благородство. Ты же в свою очередь будешь слушать меня и уважать. Если меня что-то будет не устраивать, то я передам весточку в госпиталь, и ее просто убьют. Хотя нет. Не просто, а с пытками. Ясно? – спрашивает Сенатор и ожидает ответа.
– Нет.
В голове сумбур, я вообще не понимаю, что он несет, похоже, у Сенатора поехала крыша. Или это моя помахала на прощание.
– Что тебе непонятно? – Сенатор устало вздыхает и поправляет свою проклятую ручку, что лежит у него в кармане рубашки.
– Ммм… Моя мама жива и находится на поверхности? Но как? Что за Черная Пантера? Почему они вам помогают. И откуда вы вообще знаете про этот город, ведь никто из предыдущих вылазок не вернулся.
Мне вообще кажется, что он только что все это придумал, чтобы удержать меня от необдуманных поступков. Чтобы я снова боялась ему перечить.
– Боже мой. – Сенатор театрально закатывает глаза. – Я и забываю иногда, что все это стадо ничего не знает. Как ты думаешь, по какому принципу собрали людей, которые живут здесь? Ведь люди, находящиеся в моем распоряжении, совершенно разные, они жили в разных краях страны и занимались совершенно обычными вещами, когда за ними приезжали машины, прилетали вертолеты и начали свозить их сюда? Как ты думаешь, почему именно раз в год и именно двадцать самых лучших из этого отребья идут наверх? Как думаешь, почему ни один не вернулся? Ответ очень прост – так надо. Большего я тебе не скажу, а если ты скажешь слово хоть кому-то, тебе не поверят, а сразу же после этого, я вырежу твой язык и, конечно же, твоя мама умрет. Все ясно?
– Да.
В голове проносится только одна мысль: «Мама жива, я не виновата в ее смерти», огромный камень с души просто рухнул в небытие и, не смотря на физическую боль, из глаза скатывается слеза счастья и умиротворения.
– Где доказательства того, что мама жива? В комнате все в крови.
Вторая мысль появившаяся в голове – наверху есть люди. Живые. Если Сенатор не врет, конечно.
– Мое слово – вот твое доказательство. – Ублюдок решил лишний раз указать на свою значимость. – А кровь – это моего бывшего помощника, у него видите ли совесть проснулась. Ну да ладно, все улажено. Сейчас за дверью уже ждет свидетель, который заключит наш брак, а после мы с тобой спустимся проводить добровольцев в путь. Но до этого хочу тебе кое-что показать. – Сенатор поднимается со стула и протягивает мне руку, для меня это не просто рука – это олицетворение пут, которыми я скована. Сейчас не время делать глупые поступки. Хотя бы раз нужно подумать, потом сделать. Вкладываю свою здоровую правую руку в его большую и влажную ладонь, отчего мне становится противно от себя самой. Я иду у него на поводу из-за страха, возможно, я буду самая быстро умершая жена Сенатора, а жить я хочу и даже очень. У меня снова есть цель. Это самое главное. Знаете, в определенный момент своей жизни я думала: «лучше умереть», но сейчас, когда сама смерть ведет меня в соседнюю комнату, я понимаю, что хочу жить. Мама жива, я должна ее найти. Осталось придумать план.
Сенатор открывает дверь, и перед глазами начинает рябить от изобилия цветов, ярко-желтая кровать с такими же яркими синими подушками, каждая стена разного цвета: голубой, зеленый, даже розовый, но привлекло мой взгляд вовсе не изобилие красок, а клетка с кроваво красными прутьями, стоящая у изножья кровати, с открытой дверцей, а внутри лежит подвенечное платье.
– Иди, примерь. – Не могу себя заставить двигаться. – Я сказал, иди примерь, в этом ты будешь в нашу брачную ночь. Я имею в виду… в клетке…
Грудь Сенатора сотрясается от смеха, этот имбецил считает, что смешно пошутил, ну конечно же. Но во всем этом есть и приятная сторона, я забираю у него свою руку и иду к клетке.
– Я боюсь замарать платье в крови, – говорю я и останавливаюсь.
– О, не переживай, в этом тебя увижу только я. И в любом случае, оно замарается в крови.
Наклоняюсь к дверце и аккуратно достаю платье здоровой рукой, но я не смотрю на него. Понимание того, что эта клетка для меня тянет тяжелым камнем вниз всю мою былую уверенность.
– Залезай! – Слышу голос прямо за спиной. Не могу этого сделать, ведь тогда я буду полностью ему подвластна, я не смогу ни сбежать, ни дать отпор. Я в прямом смысле буду в клетке.
Выпрямляюсь и оборачиваюсь, держа в здоровой руке злосчастный подвенечный наряд. Струйка пота стекает по позвоночнику. Если ослушаюсь, будет нечто ужасное. Он предупредил.
– Раздевайся и залезай! Я не намерен ждать! – орет Сенатор и делает шаг ко мне, я пячусь от него.
Упираюсь спиной в клетку. Сердце так колотится в груди, будто я пробежала марафон. В моей голове такой сумбур мыслей, сначала я думала, что мама мертва и это по моей вине, потом я узнала, что она жива, но я ее больше не увижу. Все наше существование здесь было обманом, оказывается, что наверху есть жизнь и даже целые города. И, конечно, я не могу в голове смириться с тем, что теперь я его рабыня без каких-либо прав. Все мое нутро против этого.
– Я предупреждал тебя.
Сенатор тянется рукой ко мне, но я делаю рывок в сторону и бегу к двери. Куда бегу не знаю, но видимо инстинкт самосохранения знает, что нужно делать. Вот дверь из кабинета, она так близка и далека одновременно, моя рука тянется к ручке и тут же резкий рывок назад. Из легких выбило весь воздух. Сенатор схватил меня за раненую руку, и комнату прорезал болезненный крик, в эту же секунду чудовище хватает меня за горло и бьет спиной о дверь, поднимая меня за шею вверх. Кричать я больше не могу, но пытаюсь оторвать его руку от себя и брыкаюсь, как рыба на льду, но это мне не помогает – нет воздуха и перед глазами уже начали плясать черные точки, лицо Сенатора то расплывается, то снова становится единым, он что-то говорит мне, но я слышу только гул…
Я не могу потерять сознание. Нет. Нет. Нет!
Свободной рукой он сдавливает мою окровавленную руку. Боже мой – это адская смесь боли и безысходности. Взгляд цепляется за карман на его рубашке, где как всегда лежит его любимая ручка, и быстрее чем я успеваю подумать, происходит следующее – я хватаю ее и единственная мысль, что была у меня на тот момент – это: «не урони, держи крепко. Эта и есть твоя возможность, скорее всего единственная». Адреналин бурлит. Страх подгоняет. Заношу руку и резко опускаю на лицо Сенатора, и в момент, когда она соприкасается с глазом, я оседаю на пол. Теперь я слышу его крик, и он для меня словно музыка. Моя любимая мелодия.
Пытаюсь отдышаться и одновременно встать на ноги, получается не с первого раза.
Вдох – выдох.
Вдох – выдох.
Я должна сосредоточиться и действовать быстро.
Сенатор корчится на полу. Зажимает руками лицо, сквозь пальцы стекает кровь. Мат и угрозы так и льются из него.
– Тварь, да я тебя убью! Сука бешеная! – Он пытается встать, хватаясь рукой за свой стол, и смотрит на меня одним глазом… черт, я лишила его глаза… желчь подступила к горлу, но я не могу медлить и тоже подлетаю к столу, получается так, что мы одновременно берем – он нож, а я его статуэтку-льва. Сенатор с криком и ненавистью замахивается на меня, и нож рассекает воздух прямо передо мной несколько раз, но мне вроде как удается увернуться. Адреналин бушует в теле, словно раскаленная лава. Чувствую вес статуэтки. Бью ею прямо в висок Сенатора. Не подозревала, что во мне есть столько силы. Этот стук его тела о пол уже не сопровождается криком… я его вырубила… опускаю руку и откидываю статуэтку.
Думай, думай, думай же! И что дальше? Что у меня есть?
Первое – полумертвый Сенатор.
Второе – свидетель за дверью.
Третье – я вся в крови и ссадинах.
Не густо… Думай! Думай!
В итоге, тело я оттащила за стол, так чтобы его не было видно, когда открывается дверь из этого логова. Дальше, как могла оттерла с себя кровь и пошла к двери.
Сейчас проверим какая я актриса, прямо за порогом стоит пожилой мужчина в очках и с большой тетрадью в руках.
– Я уже заждался. – На его губах расцветает очень даже приятная улыбка. – Я свидетель вашего бракосочетания, дочка. Могу войти?
Выхожу за дверь и прикрываю ее. Еще мне не хватает на руках смерти милого старичка. Стараюсь улыбнуться.
– Боюсь, церемония откладывается до завтра. Сенатор просил его не беспокоить, – лгу я.
– Ммм, хорошо, могу ли я повидаться с ним? – спрашивает свидетель, а в его светлых глазах плещется подозрение. Он мне не верит. Черт!
– Понимаете ли… не знаю как вам сказать… это конечно плохо, но мы не дождались и устроили брачную ночь раньше срока. – Стараюсь изо всех сил улыбнуться, как влюбленная дурочка. – И мой жених отдыхает, а я пошла за своими вещами. Вот переезжаю.
Свидетель осматривает меня с головы до ног и концентрируется на забинтованной руке, синяках и ссадинах. Хмурит брови.
– Ой, не переживайте, это все сделано в порыве страсти. – Мой голос меняется от игривого, до угрожающе серьезного. – Но я не знаю в каком виде вы покинете эту комнату, если помешаете отдыху Сенатора. – Наклоняюсь к уху старика и шепчу: – Ведь все мы знаем, что он может быть немного несдержан.
Он мне не верит, и мы оба это знаем.
– Да, это правда. Ну я тогда пойду, передайте Сенатору, что я хочу с ним поговорить сразу же после того, как группа выйдет наружу.
Старик, кстати, тоже фиговый актер.
– Непременно. – Улыбаюсь я.
Свидетель разворачивается и уходит. Приваливаюсь спиной к стене, и воздух просто вылетает из легких, мне кажется, я не дышала на протяжении всего разговора. Обвожу взглядом кабинет, и что мне теперь делать? Нужно сваливать отсюда. Да побыстрее.
Проверила все шкафы, которые удалось открыть. Нашла Беретту М92 на пятнадцать патронов. Ее я узнала сразу, Пол часто рассказывал про оружие. В прошлом он был телохранителем. Захватила запасной магазин и какую-то карту. Собрала все ценное и замерла напротив выхода. Очень, очень медленно поворачивается дверная ручка. Кто-то пришел. Встаю сбоку от входа и достаю пистолет.
Жду…
Поворачивается ручка…
Жду…
Не спеша открывается дверь сантиметров на десять…
Жду…
Толпа мурашек пробегает по спине и напряженным рукам, растворяясь на кончиках пальцев.
Тихо – тихо скрываюсь за стеллажом, теперь со входа меня не видно. Еще на пятнадцать сантиметров открывается дверь и появляется седая голова. Свидетель вернулся. Отлично. Лучшего расклада и быть не могло.
– Мистер Рональд? Можно войти? – Его голос напряжен.
В ответ – тишина. Что делать? Он уже вошел в кабинет и медленно продвигается к столу. За которым лежит тело. Убираю пистолет за пояс брюк и выхожу из своего укрытия.
– Господин Сенатор, приглашает Вас пройти в его комнату. – Сказала и не успела подумать, что я несу. Еще шаг и свидетель наступит хозяину кабинета на руку. Подхожу ближе к мужчине и с улыбкой беру его под локоть.
– Пойдемте, он не любит ждать.
И старик идет. Черт… значит я не такая уж и плохая актриса. Или он не хочет злить Рональда Эшвуда.
Стоит нам только переступить порог, и я слегка толкаю свидетеля вперед к клетке и достаю пистолет.
– Зачем вы вернулись? – спрашиваю я.
Кажется, глаза старика сейчас лопнут от напряжения. Он переводит взгляд то на пистолет, то на дверь позади меня. Уверена, он ждет еще кого-то.
– Как ваше имя? – требую я. Он шумно сглатывает и крепче сжимает тетрадь.
– Мартин… Что вы делаете? Опустите пистолет. Господину Сенатору это не понравится.
Усмехаюсь и понимаю, что Беретта дает мне власть. И она опьяняет. Страх уходит на задний план. И добро пожаловать спокойствие и уверенность.
– Послушайте меня, Мартин. Я задаю вопрос, вы отвечаете. Быстро. Правду. Начнем.
Видимо мое хладнокровие, нагоняет больше ужаса на старика, чем пистолет.
– Зачем вернулся, Мартин?
– Ммм… подумал, что что-то не так… – Он нервно переступает с ноги на ногу.
– Кому сообщил?
– Никому. – Слишком быстро сказал.
– Правду, Мартин. – Делаю к нему шаг.
– Это чистая истина. Не хотел выглядеть дураком и промолчал. – Он понуро опускает голову. – Хотел сам проверить. Клянусь вам. – Он медленно опускается на колени и плачет. Мне не жаль его. Столько лет он трудился как мог, стал поверенным самого Сенатора и теперь вынужден молить о пощаде какую-то девку. Это его маленькая кара.
– Что я еще должна знать?
– У меня есть внучка, кроме меня у нее никого нет. И я…
Слезливая история мне ни к чему.
– Меня это не волнует. Есть что еще мне сказать? Например, о Черной Пантере?
Шок на лице старика, говорит громче слов. Он однозначно что-то знает.
– Если я расскажу, то буду жить?
Мокрые голубые глаза впиваются в меня умоляющим взглядом.
– Не исключено. Мартин, мы же договорились. Вопрос – ответ.
– Да, конечно. Это город на поверхности, куда мы поставляем людей.
Теперь шок испытала я.
– Зачем?
– Не знаю.
Сейчас я ему верю. Если он начал говорить правду, зачем скрывать детали?
– Допустим. Как туда добраться? – спрашиваю я.
– Есть карты, они в столе мистера Рональда. – Старик указывает рукой в сторону кабинета.
– Отлично. Как выбраться из Подземелья? – Это главный вопрос на сегодня.
– Никак. – Старик качает головой, утирая слезы.
– Подумай лучше, Мартин. У меня нет времени.
Его действительно нет, я очень долго нахожусь на месте преступления. Нужно валить отсюда.
– Живой никак. Выходят только люди Сенатора. Самые доверенные и в исключительных случаях. Выход только один. Люк. Он под кодовым замком.
– У кого код?
– Их два. Одна часть у главы безопасности Карла, вторая у главы развития Лидии. Они вводят их одновременно. Тебе не сбежать.
– Не думаю.
Старик так и сидит передо мной на коленях и заламывает пальцы со страдальческим выражением на лице. Не могу его убить. Но должна. Нет. Да. Твою ж мать! Я не убийца.
– Полезайте в клетку, Мартин.
Он выполняет приказ без лишней драмы. Мартин понимает, что я его убивать не собираюсь. Что-то внутри подсказывает, я еще пожалею об этом.
Если ты находишься в этой клетке, то дотянуться до чего-либо невозможно. Сенатор все продумал. Из нее не выбраться. На всякий случай привязала одну руку Мартина к одной стене, вторую к противоположной. В рот кляп. Закрыла клетку.
– Мартин, вас скоро найдут. А пока сидите тихо.
Он кивает и закрывает глаза. Все. Пора уходить.
В ванной комнате кое-как привела себя в порядок. Умылась, перебинтовала руку нормально и даже нашла какие-то бутыльки. Наверное, лекарство. Все распихала по карманам. Пистолет и карту спрятала под кофтой. Карта досталась мне не легко, пришлось выломать ящик в столе. Проходя мимо Сенатора, бросила на него последний взгляд. Прощай животное. Если увидимся, то только в аду. Эта мысль заставила меня замереть на месте. Шагаю обратно к телу и присаживаюсь возле него. Пульса нет. Он мертв. А я – все-таки убийца.
Так, теперь мне надо добраться до комнаты триста четыре, в моей голове уже зреет план моего спасения. Конечно, он рискованный, но все-таки это уже хоть что-то. У меня снова есть цель.
Итак, начнем.