– Эй, Джей, постой! Джей, подожди меня!
– Если ты будешь и дальше тащиться как каракатица, то мы не успеем на слушание о вылазке! А это я пропустить не могу! – Бегу дальше по коридору и распихиваю всех локтями, за что мне вслед летят не самые приятные реплики, да и черт с ними, я должна услышать вердикт из первых уст.
– Ты же понимаешь, что тебя все равно не выпустят наружу? – Моя единственная подруга Дженни наконец догнала меня. – Сенатор тебя не выпустит! Ни за что на свете! Джей? Ауууу, ты слышишь меня?
– Да срать я хотела на Сенатора и его мнение по этому поводу, если я пройду отбор, то даже он не сможет сделать ровным счетом ни-че-го! А я пройду отбор, вот увидишь! Не могу больше терпеть все это, понимаешь? – бросаю вопрос в воздух, не сбавляя скорости движения.
Мы петляем быстрым шагом по последнему коридору, который ведет в святая святых Подземелья, «Верховный зал суда» – так они называют этот просторный холл пропахший сыростью. У дальней стены стоит трибуна, и все самое важное в нашей никчемной жизни произносится оттуда, а по периметру расставлены скамейки, как в какой-то кафедре.
Иду между ступеней и не могу протолкнуться через поток людей, это сродни бегу во сне, вроде и силы прилагаешь, но практически не двигаешься с места. Расталкивать всех приходится одной рукой, на второй повисла Дженни, которая на ходу просит у всех прощения за мое свинское поведение. В принципе, как всегда. Из нас двоих; она белая и пушистая, а я чертенок, которого большая часть Подземелья не переваривает.
– Уважаемые жители Подземелья! – Боже, меня сейчас стошнит от этого голоса, уверенный раскатистый на весь зал. – Прошу минуту внимания! Как я уже говорил ранее, наши запасы заканчиваются, и фермы не справляются с содержанием всех жителей.
Оратор выдерживает паузу, чтобы до всех дошло уже, что больше в этой консервной банке нечего делать. Он завуалированно сообщает: мы все умираем. Но мне это только на руку.
– Восемнадцать лет назад произошла ужасная катастрофа, и как вы все знаете, мои дорогие друзья… вакцинация, к сожалению, не помогла человечеству. Нам с вами повезло, что мы живы и здоровы, за это мы благодарим и молимся каждый день. Но вечно жить в Подземелье не получится, мы должны узнать, что там снаружи, можем ли мы существовать, как и прежде? Первая вылазка была ровно через триста шестьдесят пять дней, как мы попали сюда. И так продолжается каждый год, мы выбираем двадцать человек, и это лучшие из лучших. Но, к моему величайшему сожалению… ни один гражданин Подземелья не вернулся, мы не знаем, что с ними произошло, но лично я молюсь за них и верю, что они живы, но по каким-то причинам не могут вернуться за нами. Сейчас мы вынуждены опять собрать группу для отправки наверх… я понимаю, что вам страшно и волнительно, но это крайняя мера, завтра начнется отбор, и в очередной раз двадцать лучших кандидатов отправятся уже через восемь дней на разведку, и я уверен, что именно эта группа добьется успеха и будет нашим спасением! – Свою речь Сенатор заканчивает практически криком.
Зал взрывается аплодисментами, смотрю по сторонам и закатываю глаза. Хотя я их понимаю, ведь это не жизнь, а существование. Без возможности вдохнуть свежий воздух полной грудью, увидеть солнце и зажмуриться от его ярких лучей, растения, которые благоухают свежестью, зверей с их грацией. Делать то, что хочешь и не оглядываться по сторонам.
– Господа, прошу тишины! – На лице Сенатора появилась мерзкая улыбочка, меня аж передернуло от его взгляда, когда в толпе он нашел мое лицо: – Всех кандидатов, которые хотят положить начало новой эры человечества и стать нашими героями, я попрошу пройти в тренировочный блок, там вас уже ждут медики, они осмотрят вас, и только здоровые и крепкие люди смогут выйти наружу.
Хлопнул в ладоши и потер их друг о друга, как будто поймал назойливого комара и растер в порошок. Было ощущение, что прихлопнул он меня.
– Также проверят знания кандидатов: на умение обращаться с оружием, врачевание и даже дедукцию. Спасибо за внимание! Да прибудет с нами милость Божья!
За все время он не отвел от меня взгляд, и что-то мне подсказывает, что Дженни права, мне от него не избавиться не только при жизни, но и после смерти. Холодок побежал по спине. Я так сильно сжала зубы, что услышала их скрип. Именно от этого отбора зависит моя жизнь.
Чувствую, как подруга потянула меня из зала вслед за толпой.
– Нет, нет и нет! Это просто самоубийство выходить отсюда, я думаю, что ты должна еще подумать, прежде чем уходить. А как же твоя мама? Она больна и не переживет, если с тобой что-то случится! Джей? Ты вообще меня слушаешь?
Если бы вы только знали, как я устала делать то, что мне говорят. Изо дня в день одно и то же. Гонг, подъем, ужасная еда в столовой, работа «там, куда пошлют», ринг и снова гонг, отбой. В перерывах между этими делами, забота о моей маме, которой с каждым вдохом становится только хуже. Смотреть каждый день на то, как она медленно и мучительно умирает – пытка. В этом месте я ничего не могу сделать. Я бессильна.
– Я не могу здесь остаться. И ты знаешь причину. К тому же ты обещала присмотреть за ней, пока меня не будет. – Выразительно смотрю на подругу, отчего она опускает взгляд в пол.
Как она не понимает, если я останусь, то меня ждет участь похуже смерти. Меня ждет жизнь под гнетом Сенатора. Он маньяк ей-богу, я не знаю, как остальные этого не видят, возможно, они все понимают, но их политика такая: «пока меня не трогают, я не влезаю в неприятности». Верные суждения, с этим не поспоришь.
– О, нет! Он идет в нашу сторону! Не оборачивайся!
Поздно…
К нам уверенной походкой движется монстр. В своем коричневом строгом костюме, конечно потрепанном временем, но в чистом и с галстуком. С галстуком! Кто их вообще носит в наше время и в нашем месте? Ему примерно лет сорок пять или около того, карие глаза, которые, кажется, смотрят в самые недра твоих потаенных страхов и вытягивают их на поверхность, тонкие губы, как две струны, прямые и безжизненные, нос с горбинкой, я надеюсь, что когда-то он был сломан. От этой мысли мои губы растянулись в улыбке, и вот я уже рисую в своем воображении: «Сейчас он подойдет, и я сломаю ему нос еще раз, и там появится горбинка размером с кулак». М-м-м-м, заманчиво, даже очень.
– Джей Хелена Морис, Дженни…
– Крайтон, сэр, – пискляво подсказывает подруга и буквально начинает склонять голову в поклоне.
– Ах да, конечно! Дженни Крайтон. Добрый день, милые леди. И я надеюсь на общее благоразумие и понимание того, что в этих стенах более безопасно, нежели наверху, – сообщает чудовище и выразительно смотрит на меня.
– Это смотря для кого. – Будь проклят мой язык, даже в моменты страха я не могу промолчать.
Блин, я даже вида его не переношу, он словно пиявка, присасывается и забирает все жизненные силы. Из-за него моя мама больна, и, мало того, именно по его указке ее не лечат местные врачи.
– Мисс Крайтон? Не оставите нас на минутку с моей суженой? У нас очень личный разговор.
По его взгляду кристально ясно, что это не просьба – это приказ.
– Ааа… да, конечно, Джей, я буду ждать тебя…. Ну вон там.
Дженни указывает в противоположную сторону от отборочного пункта и сбегает. Вот же предательница! Хотя… я бы на ее месте сделала то же самое, его компания крайне неприятна. До тошноты.
– Милая, посмотри на меня, – просит Сенатор и делает шаг ко мне.
– Вы не можете меня так называть, никакая я вам не милая, – отвечаю я и делаю шаг от него.
– Как грубо с твоей стороны так разговаривать со своим будущим супругом. У тебя не может быть более важных дел, чем я. По-моему, я уже не раз тебе это объяснял.
Так стоп, вот на этом моменте меня может и вырвать. Поднимаю на него взгляд, полный ненависти и отвращения. Вижу очередную мерзкую улыбку, что расползлась по его лицу, и неотрывный взгляд маньяка, который уперся прямо в меня. Я знаю, что именно он вспоминает. Да, Сенатор не один раз объяснял мне, разжевывал свою истину до треснувших ребер. Он – мой повелитель, а я – слуга, посланная на его жизненный путь, чтобы служить и боготворить. Ну уж нет. Пока жива, я не смогу смириться с этим.
– Да никогда в жизни! Меня от вас тошнит и становится безумно мерзко только от мысли …. Да я даже слов не могу подобрать и уж тем более произнести это вслух! Этого никогда не будет, никогда! – Слова льются ядовитым потоком. Вокруг много свидетелей, сейчас он мне ничего не сделает. Но после…
У меня перехватывает дыхание, когда он резко хватает меня за руку и притягивает к себе, чувствую запах каких-то трав, которыми всегда от него несет, надеюсь, это лекарство. Он болен и скоро сдохнет. Желательно в муках.
– Я не потерплю от тебя таких речей. Ты же понимаешь, что через полгода, когда тебе исполнится двадцать лет, наш договор с твоим отцом вступит в силу.
Он еще сильнее сжимает мою руку, отчего я невольно вздрагиваю, на что Сенатор улыбается и говорит еще тише:
– Лишь только благодаря этой бумаге, ты и твоя больная мамаша еще живете здесь, а не на улице кормите одичавших людей.
– Во-первых, отпустите меня. – Вырываю руку из его жесткой хватки и растираю запястье. – Во-вторых, он мне не отец и распоряжаться моей жизнью он не мог. Это все вы подстроили. Мой родной отец так никогда бы не поступил. В-третьих… плевала я на вас и ваш договор.
Отворачиваюсь, но не успеваю сделать и шага, как до меня доносится его противный тягучий голос:
– Хочу кое-что прояснить. Даже не думай идти на отбор, тебе его не пройти. Ты же знаешь, я постараюсь сберечь то, что принадлежит мне. Хорошего дня, милая.
Срываюсь с места и несусь со всех ног в сторону тренировочного блока. Бегу подальше от Сенатора и его коварного плана. Я здесь не останусь, чего бы это мне ни стоило.
Тренировочный зал весь в серых тонах, спортивные снаряды перенесли в дальний угол, груши сняли и бросили поверх матов, только ринг остался в центре – ярко-красное пятно, на котором я провела очень много времени. Люблю это место, для меня оно является отдушиной от рутинной жизни в Подземелье. Наш тренер Пол Уоррен, мужчина лет сорока пяти, высокий и подтянутый, с коротким ежиком светлых волос и с кристально ясными голубыми глазами, стоит, облокотившись на канаты, и смотрит, что сотворили с его детищем. Скажу вам честно – это лучший человек в этой дыре, когда я впервые пришла в зал в десятилетнем возрасте, он один не посмеялся надо мной, а принял мои рвения всерьез, и тренирует уже на протяжении почти десяти лет, он для меня больше, чем наставник, наверное, я отношусь к нему как к отцу, о котором почти ничего не помню, он остался там, на поверхности. Спросите, почему папа не здесь, со мной и мамой, я вам отвечу, что не знаю, у меня есть его фото и только, ни воспоминаний, ни рассказов о нем нет, и думаю, не будет. В последнее время мама часто стала впадать в беспамятство. Чаще всего даже меня не узнает. Ну об этом я подумаю позже. А пока…
– Привет, Пол! Ну как, много желающих в этом году? – спрашиваю я.
Тоже облокачиваюсь на канаты и обвожу взглядом людей, стоящих в очереди на осмотр, большинство из них мои ровесники, может, старше лет на пять-шесть. Поколение, которое помнит, что творилось восемнадцать лет назад на поверхности, предпочитает оставаться здесь и не высовываться, у многих семьи и ответственность за них.
Только что за импровизированную ширму зашла девушка лет двадцати шести, кажется, ее зовут Кристина или Кэролайн, ну что-то там на «К».
– Привет, да не особо, тридцать шесть, но половина из них никудышные, например, видишь вон того парня с серьгой в носу?
– Ага, а что с ним не так?
Пол обреченно качает головой.
– Он ни разу не приходил в зал, я даже имени его не знаю, и он на нервах, пока подписывал формуляр, два раза уронил ручку.
– Ну, знаешь ли, на кону его шанс.
– Он не пройдет отбор. Трусливым на поверхности не место, но, если произойдет чудо, и его кандидатуру подтвердят, думаю, он будет первым погибшим.
– Ясно. Почему ты решил, что будут погибшие? – спрашиваю и в ответ получаю лишь тяжелый вздох. – А где формуляр взять? Желающих уже тридцать семь.
Улыбаюсь, и чувство предвкушения переполняет меня. Слышу тихий шепот своего сердца: «Ты на правильном пути». Скоро я уберусь отсюда и буду свободна, хоть на один день своей никчемной жизни, но я добьюсь независимости.
– Было поручение не допускать тебя до отбора.
Теперь Пол смотрит на меня и слегка улыбается. Эта улыбка подбадривала меня на протяжении долгих лет, она настолько радушная и до боли родная. На секунду… всего на одно мгновение, меня одолевает печаль. Еще несколько дней и, возможно, я его больше никогда не увижу. Настолько близкого человека у меня больше нет и, думаю, не будет. Проблема в том, что я плохо схожусь с людьми. Только он видел мои слезы и срывы. Истерики и неудачи. Ни Дженни, ни мама не знают меня настолько, насколько знает Пол.
– Ты же это несерьезно? – нервно усмехнувшись, спрашиваю я.
– Серьезней не бывает, я не хочу, чтобы оба моих ребенка покидали меня в один и тот же день. Знаешь, сын твердо намерен в этом году пройти отбор. Приглядывай там за ним. Хорошо?
Пол протягивает мне листок и ручку. Он верит в меня, и это дает неописуемое ощущение победы. Я не знаю, как благодарить его за все, что он для меня делал и как много давал поддержки и понимания в самые ужасные моменты моей жизни.
– Хорошо. – Подмигнула ему.
Заполняю бумагу и ставлю подпись, двигаюсь в сторону очереди. И вот я уже следующая перед ширмой. Слышен хлопок и ругань за ней, словно фурия из-за ширмы вылетает девушка в одном нижнем белье. Она безумно красивая, длинные рыжие волосы, точеная фигура и гневом пышущие зеленые глаза, что смотрят прямо на меня. Мы знакомы? Сомневаюсь. Такую внешность невозможно забыть. Хотя, что-то знакомое в чертах ее лица есть.
– Вот тварь, решил меня облапать! Ну я ему съездила и по морде, и по яйцам! Представляешь, принял меня за шлюху, которую пошлют с отрядом, для справления нужды! Урод! – возмущаясь, девушка надевает через голову сарафан, под всеобщим взглядом. Не обращая ни на кого внимания, словно она у себя дома одна, а не в огромном зале, где большинство мужчины.
– Думаю, к тебе он не полезет, а то и так «бо-бо» шарикам.
Зеленоглазая подмигивает мне, перекидывая свои шикарные волнистые волосы через плечо и уходит, а я стою с разинутым ртом и провожаю ее взглядом, в общем, как и все.
– Следующий.
С той стороны смотрового кабинета раздается приглушенный голос, наполненный болью, отчего у меня вылетает смешок. Захожу и вижу: сидит наш врач с алым лицом и еще более красной правой щекой.
– На что уставилась? Раздевайся, – рычит он.
Берет мой формуляр и что-то активно начинает в нем писать.
– Генетические заболевания? Жалобы? Аллергии? Переломы? В общем, рассказывай все о своем здоровье.
– М-м-м… я совершенно здорова. Жалоб, переломов, аллергии нет. Чувствую себя прекрасно.
Даже если бы это было не так, я все равно ему не сказала бы, да и мама особо-то мне не сообщит, даже если я о чем-то и спрошу. Доктор померил мне давление, пульс, осмотрел на наличие травм и повреждений. Отпустил и сказал, что через два часа список будет висеть здесь же с именами тех, кто прошел осмотр. Я оделась и пошла в свой блок, молясь лишь о том, чтобы я была здоровее как минимум половины пришедших на осмотр.