Плавание проходило тихо и спокойно в неспокойном море и в неспокойное время. Пираты не встречались, и это было связано с тем, что судно держалось близко к берегу. Благо путь позволял, ведь целью плавания была Палестина, а не Египет, следовательно, пересекать Внутреннее море не было необходимости.
Туллий каждый день на протяжении уже полутора месяцев плавания тренировался с Меланкомосом на мечах и топорах. Не забывая до сражения и после него качать мышцы. С ним занимались так, будто готовили нового чемпиона для игр в амфитеатре Флавиев.
После очередных тренировок Флавий, обессиленный, упал на кровать. Грек же, как ни в чем не бывало, без единой капли пота, поедал лепешки.
– Что плохо в плавании, так это помыться нельзя нормально и поесть мяса, – возмущался гладиатор.
– Да, сейчас бы баранину съесть. М-м-м… – протянул Туллий.
Опойя села рядом с ним и стала гладить его голову, перебирая волосы.
– Кстати, как тебе мой гладиус? – и грек положил свой меч на стол.
– Хорош.
– Его мне подарил Тит Флавий за победу в гладиаторских играх.
– Правда?
– Нет, вру я все. Конечно, правда.
– Хороший дар. А мне отец подарил родовой серебряный кинжал, но мне пришлось отдать его… – и Туллий рассказал историю имитации его смерти перед Домицианом.
– Определенно, тебе теперь полегче будет.
– Увидим. А почему ты Молния Колизея, а не амфитеатра Флавиев?
– Потому что в народе принято называть данный амфитеатр Колизеем, неофициально, конечно же. Дословно Колизей98 переводится как «колоссальный», «громадный», «огромный». Думаю, это название ему лучше подходит, так как в мире нет больше таких размеров амфитеатра.
– А ты был рабом?
– Нет, атлетом с детства. В Олимпии на первых моих Олимпийских играх я проиграл в борьбе и выбыл из состязания. Тогда сильно отчаялся и хотел все бросить. Но мне было всего лишь восемнадцать. Я переборол себя, свой страх, уныние и сомнение. Ждал четыре года и тренировался так усердно, что на следующих играх победил. Потом меня пригласили в Рим поучаствовать в гладиаторских боях и в борьбе. Больше мне нравилась борьба, ведь я выбрал особую тактику – никогда никого не ранить и даже не бить, а лишь с помощью выбора позиции и вытянутых вперед рук смог побеждать своих соперников, уходивших с поля боя, радуясь снисхождению, даже если терпели в схватке поражение. Тит, как человек благородный, не мог не оценить это и пригласил к себе. Тогда он еще не был императором, а был консулом, и мы подружились. Когда же стал Цезарем, то пригласил на ужин не только меня, но и Клитуса, и Цецилию. Рассказывал о своих победах в Германии и Британии, а потом и в Иудее. Он был не только великим воином, но и мощнейшим тактиком. Мы с ним могли разговаривать о боях, войнах, тактиках до глубокой ночи. Ни один мой бой он никогда не пропускал. А потом, после череды неприятностей в период его правления, после Помпей, пожара в Риме и мора, он как чувствовал что-то. Незадолго до смерти он меня позвал во дворец и спросил, что я знаю о заговоре против него со стороны Домициана. Я был ошарашен таким вопросом, так как считал, что этого не может быть, брат хочет сместить брата? Конечно же, я ничего не знал и не слышал. Но Тит мне рассказал, что Домициан действительно обсуждал с патрициями план переворота, однако большинство его не поддержало. Тогда Домициан, видимо, решил действовать самостоятельно. Тит же, зная о заговоре, решил простить брата и никак не наказал. Как по мне, это была его самая главная и смертельная ошибка. Я об этом императора предупредил, но он не захотел слушать, так как сказал – цитирую: «семья – это самое главное и ценное в жизни каждого человека, и только на нее надо полагаться». Эта ошибка вылилась в его преждевременную смерть. Домициан не собирался ждать старости брата, а с учетом того, что Веспасиан умер почти в семьдесят лет, считал, что и Тит также мог жить долго. И, видимо, отравил. Но, может, и не травил, может, ему просто повезло. Как бы там ни было, Веспасиан и Тит, видя, что собой представляет Домициан, допустили его к власти, и на них лежит большая вина за то, что будет твориться дальше в империи.
– А что будет?
– Будто ты не знаешь своего дядю! Но я отвлекся, Тит попросил присмотреть за тобой, если он не сможет. Он показал мне тебя, наверное, ты не запомнил, и велел помочь отправить тебя на Восток, узнать твою родословную. Далее, когда я услыхал, что Тита вынесли на носилках из Колизея и что он при смерти, я тут же бросился ко дворцу. Но его там не оказалось, ведь Цезаря решили доставить на родовую виллу на Авентине. Меня не пустили внутрь, и я остался стоять на улице, среди переживающей толпы. Спустя время ты вышел из виллы, ни на кого не глядя, и я последовал за тобой, думаю, на всякий случай. Я же не знал, что Тит уже скончался. Затем я заметил, как тебя кто-то преследует. Когда я уже не сомневался, что это опасно для тебя, на меня набросились четверо бывших преторианцев. Видимо, они просекли, что я тоже слежу за тобой. Они сзади ударили меня мечом по голове, тупой стороной, конечно, и я, потеряв равновесие, упал. Они стали спрашивать, кто я и зачем преследую Туллия. Я попросил немного времени, чтобы отдышаться, встал и уложил их всех. Далее бросился догонять тебя, услышал звон монет и радостные крики жителей, прибежал на звуки и обнаружил тебя с тем лысым преторианцем. Пришлось снести ему голову, собрать монеты, которые ты разбросал, немного получилось, но все же. Ты лежал и бредил. Я отнес тебя к эскулапу, он очистил раны, полечил и перевязал, а я арендовал карруку и доставил тебя в Тарент, к моему брату. Вот как все было.
– Вот почему Клитус вечно избегал вопроса насчет того, как я был спасен. Но почему ты мне сразу не открылся, почему лишь спустя полтора года?
– Я хотел быть в тени. Вдруг тебе понравится жизнь на ферме, ты никуда не захочешь уплывать и тем более не захочешь мстить Домициану.
– Почему? Ты же и сам хочешь его смерти.
– Я-то хочу, но ведь понимаю, что это путь в один конец. Даже если мы его убьем и сбежим, все захотят наших голов, не потому что любят Домициана, а потому что так надо – наказать убийц, чтоб остальным неповадно было убивать императора. Нас начнут разыскивать везде.
– Нет, вот увидишь, мы станем героями, а меня провозгласят императором. И первым делом что я сделаю, так это назначу тебя префектом преторианцев. Ты будешь одним из самых влиятельных людей империи.
– О, нет, римские должности не для меня. Ты же знаешь, что я не люблю Рим и римлян.
– Ага, и при этом рискуешь жизнью ради римлян Флавиев? Жаждешь мести ради римлянина Тита? Что-то тут не складывается.
– Ну, в большинстве случаев не люблю римлян, – и он подмигнул.
– Я найду способ тебе отдать долг.
– На вот, – и грек кинул Флавию свой меч. – Подарок.
– За что?
– Пятое октября сегодня. Тебе же семнадцать исполнилось. Да и память о Тите снова будет при тебе.
– Туллий? Ты день рождения сегодня? – поразилась Опойя. – Ой, прости, у тебя день рождения? Почему не сказал раньше?
– Мы никогда не отмечали мой день рождения.
– Почему? А зря, надо праздновать именно в день рождения, ведь настоящих праздников так мало в нашей жизни, – сказал Меланкомос.
– Благодарю! Откуда знаешь про день рождения?
– Тит рассказывал. А я вечно все запоминаю сразу и надолго.
– И про родителей рассказывал?
– В двух словах, откуда они и кто.
– А где именно похоронены?
– Он сказал, где искать могилу твоей матери. Но я могу не сориентироваться в той местности. Лучше найти тех, кто хоронил, епископа, например.
– Да, так и сделаю.
– А что Тит рассказывал про твою мать?
– Ничего. Когда я спрашивал, он говорил, что еще не время. Что она умерла при родах в Антиохии Сирийской. А-а-а… точно… как я раньше не догадался, мой день рождения – это ее день смерти. Вот почему в этот день не до праздника.
– Тогда понятно. Так, значит, ты сириец, – усмехнулся грек.
– Я римлянин, – сурово ответил Туллий.
– Твоя мать – иудейка, а у иудеев действует закон: считать национальность по материнской крови. Значит, ты вообще законный иудей.
– Но она христианка, да и мой отец – испанец.
– Неважно. Хотя в Испании ты будешь считаться по отцу испанцем. А христиане – это не нация, а религиозная секта.
– Почему ты не христианин, как твой брат?
– Я не верю в богов, абсолютно ни в каких. Мою родину, Грецию, боги оставили, и мы были покорены римскими варварами. Ведь это у нас римляне украли культуру и историю и стали выдавать их за свои. А сейчас чуть ли не говорят, что это Рим дал культуру Греции, что это Рим центром цивилизации всегда был. Впрочем, не зря я люблю помалкивать, а то как понесет, то потом не остановлюсь.
– Ты это и Титу говорил?
– Да, все, кроме римлян-варваров.
– Ха-ха, и что он?
– Смеялся, но соглашался. Говорил, что римляне и греки дополняют друг друга. Часто читал мне стихи на греческом.
– Это верно.
– Надо бы вина нам хлебнуть. Праздник все же.
Еще месяц понадобился, чтобы добраться до Ахайи, полностью пересекая Ионическое море. Рядом находился остров Крит. За это время судно дважды попадало в шторм и сбивалось с пути, уходя от цели. Зайдя в гавань города Корона, капитан собрался пополнить запасы провизии. Меланкомос прямо расцвел, когда его нога коснулась греческой земли.
– О-о-о да! – протянул грек и развел руки. – Вот он – запах свободы и культуры.
– Что за странное название такое – Ахайя?
– Почему странное? Это же самый юг Греции. Название получила от живших здесь ахейцев еще двенадцать столетий назад. Наряду с ионийцами, дорийцами и эолийцами они являлись одним из основных греческих племен, при этом наиболее древним. После победы над Македонией римляне подразумевают под Ахайей всю Грецию, как часть македонской провинции; а сто десять лет назад она стала сенатской провинцией с центром в Коринфе. При Нероне греки получили освобождение от налогов. Поэтому, когда решим проблему с Домицианом, я вернусь на родину умирать.
Лишь полдня они пробыли там и отправились дальше в плавание, огибая остров Крит, родину самого Зевса, отца всех богов, который, согласно легенде, именно здесь и родился в одной из пещер.
Через месяц плавания капитан резко изменился: стал агрессивным и вечно с оскалом. Первая странность была в том, что он поменял название онерарии, вывесив на корме табличку с надписью «Месть Плутона». Затем поснимал все признаки Римской империи, флаг (красное полотно с золотистыми венками, с надписью SPQR). А также каждый день на палубе он вглядывался в даль.
В очередной день все на судне услышали звон колокола. Папа влетел в каюту и обратился к Меланкомосу:
– Нужна помощь, пираты!
Туллий также поспешил за греком. К онерарии приближалось одно пиратское судно. Все матросы собрались на палубе, вооруженные до зубов. Капитан приказал вывесить флаг, и, к удивлению Флавия, это не был флаг империи, а пиратский черный флаг. Заметив его, пиратское судно решило развернуться и уплыть подальше от непонятно кого, но Папа уже вошел в раж.
– Догнать, поймать и истребить!
Рабы еще сильнее стали грести веслами, к тому же начал усиливаться ветер, что, естественно, облегчало преследование.
– А кто из нас пираты? – поинтересовался Туллий у грека.
– Не знаю, но, кажется, теперь ясно, в чем заключается веселье и авантюры у нашего капитана.
Онерария догнала пиратское судно, и, использовав корвус99, матросы ринулись на борт врага. Завязался бой. Пираты даже не думали сдаваться и сражались довольно умело. Сам Папа с криками бегал по вражескому судну, легко разбираясь со своими врагами. Сказывались его навыки бывшего гладиатора. Меланкомос сам не пошел драться и Флавия не пустил.
– Будет еще шанс.
– Но это идеальное время проверить себя в бою, проверить все то, чему я уже научился.
– Не стоит, еще опыта нет. Можешь пропустить удар со спины, и что тогда?
– Так и будем стоять и смотреть?
– Да, это не наш бой.
Наконец последний пират пал, и капитан с матросами начали грабить судно. Они с радостью переносили награбленное, складируя кто на палубе, кто сразу у себя в каюте. Папа тоже, довольный, нес что-то в мешке и, проходя мимо Флавия и грека, бросил им монетку.
– На вот, подарок, а если бы сражались, то и сами сейчас бы радовались захваченному.
– Капитан, – обратился Туллий, – а куда именно мы плывем?
– Как куда? В Кесарию Палестинскую.
– Нет, нам надо в Антиохию Сирийскую.
– Я-то тут при чем? Вы мне не помогаете, и я вам не помогу, – и ушел.
После того как пиратское судно было опустошено, его оставили дрейфовать, а спустя неделю уже стали преследовать другую онерарию возле острова Кипр.
– А-а-а, – смеялся Папа, – египетское торговое судно. Будет чем поживиться. Все готовы, надеюсь? – После чего посмотрел на Меланкомоса. – Нам бы не помешала помощь великой легенды Колизея.
– Нет, я не пират.
– А я, значит, пират?
– Ты это сказал.
– Ну что же, дети мои! – закричал он, обращаясь уже к матросам. – Вперед, и никого не жалейте.
Опять они использовали корвус для абордажа и бросились на палубу врага, когда со стороны острова стали быстро приближаться две римские квадриремы. Матросы заметили их и бросились бежать. Капитан тоже. Египтяне радостно кричали и ликовали, поздравляя друг друга с победой.
– Уберите флаг! – кричал Папа. – Cбросьте название. Гребите что есть мочи, мы должны оторваться.
Матросы выбросили в воду надпись «Месть Плутона», а также корвус, после чего вывесили флаг и штандарт империи. Онерария ускорилась, все более отдаляясь от острова. Но римские бронепалубные квадриремы считались самыми быстроходными судами в военном флоте Рима. Носовая часть оборудована тараном, на вооружении квадрирем состояли абордажные вороны и разнообразные метательные орудия. Они довольно быстро не только догнали торговое судно, но и перегнали, начиная преграждать путь с двух сторон, зажимая. Послышался треск дерева от сдавливания. Сюда же подплыло и египетское торговое судно.