Мерседес
Мерседес спускается в деревню по асфальтированному шоссе, которое в ее детстве было козьей тропой. Хотя в те времена и надо было постоянно смотреть под ноги, чтобы не оступиться и чего-нибудь не сломать, но стоило остановиться, как перед тобой открывался головокружительный вид. Справа сверкала лазурь Средиземного моря, по волнам которого носились крохотные кораблики всех цветов радуги. Слева до самых крепостных стен замка простирались аккуратные ряды ярко-зеленых виноградников на выщипанном козами газоне.
Сейчас дорога идеальна, и можно ступать без опаски, но любоваться тут можно разве что пурпурной бугенвиллеей да розоватой белизной цветов упорного каперсника, забравшегося на вершины высоких оштукатуренных, беленых стен. Каждые метров сто чернеют массивные, в высоту стен, ворота, снабженные камерами видеонаблюдения, которые поворачиваются на шарнирах, когда Мерседес проходит мимо.
Раньше здесь гулял ветерок, но теперь июльское солнце отражается слепящей белизной, отчего дорога превращается в жаровню. Конечно, это не имеет значения для владельцев домов. Только прислуге приходится добираться в город без кондиционера.
По дороге масса прохладной голубой воды отстоит от Мерседес самое большее на пятьдесят метров. В молодости они соскальзывали вниз по этим скалам, словно маленькие гекконы, чтобы выкупаться на галечном пляже внизу. Теперь туда ведут высеченные в скале ступеньки, но доступ к пляжам открыт только для тех, кто может позволить себе дом наверху.
Только что причалил паром, и кафе «Ре дель Пеше»[7] гудит от наплыва народа. Больше половины столиков заняты, а витрина с выпечкой практически опустела. Увидев, как Мерседес подходит по горной дороге, мама кивает. Слишком занята, чтобы прерваться. Лоренс уже здесь, сидит за семейным столиком, вертит в руках чашечку капучино. Мерседес машет и переступает порог. Замирает на миг – насладиться потоком воздуха из кондиционера над дверью и улыбается шеф-повару, который в этот момент ставит на стойку две тарелки жареной картошки.
– Jolà, – произносит она, подхватывая их. Проверяет карточку заказа.
Для столика на террасе, конечно. В этот час там сплошные туристы. Внутри кондиционеры гонят приятный прохладный воздух, а они все равно сидят на улице, где вид на доки, парясь, как в сауне, под зонтами от солнца и поглощая картошку.
– Jolà, – отвечает он, – ты сегодня рано.
– Я пришла не работать. Извини. Во вторник приезжает семейство.
– Черт, – отвечает он, – похоже на то, что нынешней ночью нас ждет та еще работенка. – И дергает головой с таким видом, будто туристический сезон оказался для него полнейшим сюрпризом. – Хочешь что-нибудь?
– Кофе со льдом, – отвечает она и выходит с тарелками на улицу. Он тем временем поворачивается к кофемашине.
Картошку заказала пара средних лет в одинаковых соломенных шляпах, по форме напоминающих цветочные горшки, и тонких джинсовых рубашках, будто сошедших со страниц одного и того же каталога. «Англичане», – думает она, ставит перед ними тарелки и говорит:
– Ваш заказ. Что-нибудь еще?
Они отрывают глаза от путеводителя, самодовольно полагая, что весь мир говорит на английском языке.
– Нет, спасибо, – отвечает женщина.
Еще одна привычка северян. Какие же они все самоуверенные. В Ла Кастеллане женщины до сих пор не говорят за своих мужей.
Она берет свой кофе и относит его к служебному столику. Обменивается приветствиями и воздушными поцелуями с виноторговцем.
– Хорошо, что ты приехал сегодня, – говорит Мерседес. – Я знаю, что ты собирался во вторник, но мне только что позвонили. Она будет здесь пораньше. К тому времени нам надо пополнить запасы. Прости, что доставила тебе головную боль.
– Да без проблем, – вежливо отвечает он. – Контейнер еще не отправили из Марселя, так что пара часов у тебя есть. К утру вторника я вполне смогу пополнить ваши запасы.
– Ну слава богу, – отвечает она.
– Как думаешь, что именно вам нужно? – спрашивает он.
– То, что думаю я, не имеет никакого значения, – со смехом отвечает Мерседес.
Лоренс тоже смеется и говорит:
– Это точно. Речь же, по сути, о том, что в этом году разрекламировал «Форбс», не так ли? – Потом вглядывается в экран и бормочет: – Блютус у тебя включен?
Она проверяет телефон.
– Извини.
Включает. Телефоны рядом друг с другом отзываются едва заметной вибрацией. Лоренс улыбается.
– Так что вам понадобится? – спрашивает он.
Мерседес кладет в эспрессо ложечку сахара и помешивает. Пробует на вкус, выливает кофе в стакан со льдом. Глубоко вдыхает запах. На свете больше нет кофе, который обладал бы таким ароматом и так бодрил в жаркий день.
– Точно сказать не могу. У нас заканчивается все белое и почти не осталось розового. На прошлой неделе были русские.
Он чуть приподнимает бровь.
– Может, тогда вам привезти еще и водки?
Она согласно кивает.
– Всю, что есть.
Он берет свой крохотный блокнот с такой же крохотной ручкой, прикрепленной к нему цепочкой, и делает в нем небольшую пометочку.
– На данный момент у меня есть поистине восхитительное «Грюнер Вельтлинер».
– Звучит совсем не по-французски, – отвечает она.
Лоренс закатывает глаза.
– То же самое сказала и твоя мать.
– Я в том смысле, что, может, закажем снова то, что ей точно по вкусу?
Он еще раз закатывает глаза.
– Я пришлю лишнюю бутылку вместе с заказом. Может, ты попробуешь подсунуть ей? – говорит он.
Мерседес опять смеется. Для агента Европола[8] он весьма заинтересован в продаже вина.
– Конечно. Но гарантирую, что она меня даже слушать не станет.
Телефоны опять тихонько жужжат. Мерседес и Лоренс опускают взгляд на экраны, потом снова смотрят друг на друга.
– Прости, – тихо произносит она, – но я всегда сомневаюсь, что то, что я тебе сообщаю, может принести хоть какую-то пользу.
– Конкретного ответа на это у меня нет, – отвечает он, – я и сам мелкая сошка. Но что-то из того, что я передаю дальше по цепочке, может иметь для кого-то определенный интерес. Мне вряд ли когда-нибудь расскажут, разве что это повлияет непосредственно на меня. Но нам не дано знать, какая именно информация о том, кто, где и когда был, может оказаться значимой. Именно по этой причине мы объединяем в одно целое все имеющиеся в наличии ресурсы. А с вашим герцогом, который держит в тайне все, вплоть до данных иммиграционной службы…
Он умолкает на полуслове – в этот момент мать Мерседес подходит к их столику, пряча в карман передника блокнот, и целует дочь.
– Ты сегодня рано, – говорит Ларисса.
– Да. Мам, прости, но я пришла сказать, что вечером не смогу выйти на работу. Звонила Татьяна, она во вторник приезжает.
– А-а, – отвечает Ларисса, опускаясь на стул.
– Прости, – повторяет Мерседес.
Ларисса смиренно пожимает плечами.
– Ничего не поделаешь. Ты уже поела или тебе чего-нибудь принести?
– Хотелось бы, но мне сначала надо сбегать в цветочный магазин, а после подготовить дом к завтрашнему визиту уборщиков. Видела бы ты, в каком состоянии эти дамы на прошлой неделе оставили ванные комнаты. Все ванны в буро-коричневых пятнах. Как потеки масла.
– Фу, – говорит Ларисса.
– К тому же, естественно, она заказала на пятницу местных омаров. Поэтому мне еще надо найти Феликса, а это не…
– Не переживай, все нормально, – перебивает ее Ларисса: в голосе ее дочери пробиваются панические нотки. – Ты ведь готовишься к дню Святого, да? Пожалуйста, скажи, что да.
Ларисса до сих пор не может называть их Святого по имени, в определенном смысле возлагая на него вину за всю печаль, которую ей пришлось испытать в жизни.
«Какой усталый у нее вид, – думает Мерседес. – Шестьдесят семь в современном мире еще не старость, но работать ей с каждым годом становится все труднее, а ноги болят все больше и больше. Мне нужно разобраться с Татьяной. Она не может держать меня вечно. Мне сорок три года, мама ближе к ночи начинает хромать, а я большую часть ночей провожу одна в односпальной кровати».
Мерседес накрывает мамину руку своей. Чувствует шрамы, оставшиеся за жизнь, проведенную на кухне.
– Осталось уже недолго, – говорит она, как говорит вот уже двадцать лет, – клянусь, что к концу лета со всем этим будет покончено.
Ларисса хватает с плеча полотенце и слегка хлопает им дочь.
– Не сочиняй! В среду все равно чтобы была здесь. Что, даже сэндвич не съешь?
С этими словами она отводит взгляд и смотрит на четырех туристов (настолько обгоревших на солнце, что в них можно безошибочно признать немцев), которые в этот момент как раз ныряют под зонты. Машет им и медленно поднимается на ноги.
– Спасибо, но нет, – отвечает ей Мерседес.
– А вы? – кивает Ларисса Лоренсу.
– Благодарю вас. Мне нужно поесть на следующей остановке.
– Да? – спрашивает Ларисса, бросая лукавый взгляд. – И где же это?
– В «Медитерранео», – с невинным видом отвечает он.
– О, ну что ж, – угрюмо говорит Ларисса, – конечно, если выдается шанс поесть там…
Он реагирует так, будто это лишь простая конкуренция между ресторанами.
– Да ладно вам, Ларисса. Вы же знаете, что по возможности я всегда завтракаю, обедаю и ужинаю в «Ре». Но он отличный заказчик, и у него много…
– Даже не сомневаюсь, – рявкает она и с гордым видом уходит.
На лице Лоренса отражается смущение.
– Прости, – говорит он, – я, кажется, ляпнул что-то не то…
Скользнув взглядом мимо его плеча, Мерседес видит, что к причалу подходит корабль Феликса Марино, и тут же вскакивает на ноги, радуясь поводу избежать разговора на эту тему. Удивительно, что Лоренс так мало знает историю их семьи. Что мама так и не простила отца, когда он бросил «Ре», променяв его на гламурное заведение на горе. «Хотя чего удивляться, – думает она. – Мы не друзья. Да, мы знакомы уже много лет, но, как ни крути, я всего лишь контакт, как и другие. К тому же это красноречивое свидетельство того, как часто обо мне говорит Серджио. Мы только призраки друг для друга».
– Не заморачивайся, – говорит она, – мама забудет об этом. Так или иначе, я должна бежать – Феликс вернулся. Мне лучше спуститься к нему и заказать омаров, пока он куда-нибудь не исчез.
– Не забудь сказать и ему, что вечером тебя дома не будет! – кричит ей Ларисса, стоя у столика и протягивая новым гостям меню на английском языке. – Jala luego.
– Ensha, мам, пока.
– Терпение у этого парня как у святого.
– Скажешь тоже.