6


Вот уже и не осталось никого перед аэровокзалом. Лишь я томлюсь на остановке, одинокий, как космонавт Алексей Леонов во время своего знаменитого выхода в открытый космос.

Солнце из желтого сделалось апельсиновым. Глядя на него, я понял, что хоть меня миллионером и не назовешь, ехать все же придется на такси.

Словно услышав мои мысли, водитель проезжавшего мимо такси затормозил и подкатил ко входу в аэропорт.

В окне автомобиля я увидел джентльмена самого простецкого вида. Одет он был в свитер-джерси, а на голове имел кепку «а ля Холмс».

– До зоопарка подвезете? – спросил я.

– Садись, сынок!

Я открыл дверь и сел на заднее сиденье.

Машина начала движение бесшумно и плавно.

Пейзажи, проносящиеся за окном, были столь красивы, что их хотелось вставить в рамку и повесить на стену. То я видел зеленый пологий холм, утыканный коровами, то элегантную усадьбу в облаке бугенвиллий. Вдруг пейзажи кончились, и вдоль обочины выросла гранитная стена.

Через минуту стена провалилась куда-то вниз, показав на некоторое время живописные развалины старинного замка, но тут же вновь выскочила на поверхность. По дороге она все время то проваливалась, то поднималась снова, напоминая солдата, который исполняет команду «лечь-встать».

А дорога-то узка! Машина неслась между стен, как пуля в стволе, и места для еще одной пули здесь не было.

«А если встречный автомобиль? – подумал я. – Скорость километров восемьдесят. И у встречного восемьдесят. Вместе получается сто шестьдесят! А свернуть-то некуда!»

Некоторое время я, окаменев, ожидал встречный автомобиль.

Тогда я еще не знал, что на Джерси множество дорог с односторонним движением. И здесь нередко ехать в нужное место приходится по одной дороге, а возвращаться по другой, причем эти дороги могут проходить по разным частям острова.

Между тем гранитные стенки сблизились настолько, что сжатый между ними и автомобилем воздух начал громко свистеть.

Со свистом мчалась машина, как пуля, летящая в стволе, и никак не могла из этого ствола вылететь. А ствол извивался, закручивался. И непонятно было, как снаряд, выпущенный из такого ствола, может угодить в цель.

В этот момент, когда водитель должен быть особенно внимательным, шофер полуобернулся ко мне.

– Учиться приехал?

Я понимал, что ответить надо побыстрее. Но стены за окнами вводили в паралич. В любую секунду они могли обрушиться на машину.

Тут водитель обернулся ко мне полностью, желая узнать, почему я молчу. На лице его был написан большой вопрос.

– Учиться, учиться приехал, – почти закричал я. – Вы на дорогу смотрите!

Шофер удовлетворенно кивнул и некоторое время действительно смотрел на дорогу.

Но вот кепка дрогнула и снова двинулась в мою сторону.

– А откуда приехал учиться-то?

– Из России. Из России приехал. Вы за проезжей частью следите!

– А чего за ней следить, у нас движение спокойное.

С этими словами – нет-нет, да что же это такое! – он сунул в рот трубку, отпустил руль, стал хлопать себя по карманам, разыскивая спички.

Гранитные стены должны были немедленно расплющить машину, изломать двери, расколотить стекла.

Между тем ничего ужасного не произошло. Машина как по ниточке катилась по середине дороги и поворачивала там, где нужно. Но немногие седые волосы, которые есть у меня, появились именно в тот момент.

Наконец, водитель закурил и снова повернулся ко мне, намереваясь продолжить разговор.

Но я не давал ему особенно разговориться и умудрялся отвечать на вопросы, когда они только зарождались под его кепкой.

Шофер был большим любителем задушевной автомобильной беседы. Художественное автомобильное слово для него, безусловно, было важной деталью пассажирского извоза. А я душил его слово на корню.

Но я боролся за свою молодую жизнь. И за его пожилую, между прочим, тоже. В итоге водитель умолк и до конца пути не проронил ни звука.

Тем временем гранитная стена на обочине ожила и превратилась в живую изгородь. Ехать стало веселее. В какой-то момент изгородь расступилась, и наша машина юркнула в образовавшийся проем. Она скатилась с горки и, захрапев как лошадь, остановилась.

За окном виднелась часть каменной стены с окном. Трудно было сказать, зданию какого века она принадлежит, но я мог сказать совершенно точно, что к зоопарку оно не имеет никакого отношения.