В кафе очередь, но я точно знаю, что не опоздаю на каток. Бывают дни, когда все идет как по маслу.
Во-первых, на выходных наша команда выиграла две первые встречи в плей-офф НАСС, и теперь нас ждет «Замороженная четверка». Во-вторых, я каким-то чудом получил «четыре с минусом» за работу по истории, которую написал в полукоматозном от переутомления состоянии. И в-третьих, мое шестое чувство подсказывает, что парень передо мной не собирается делать сложный заказ. Чувак он, судя по одежде, простой.[1][2]
Сейчас все идет в точности как надо. Я поймал момент. Мои коньки остры, а лед гладок.
Очередь продвигается, и Скучный Чувак делает заказ.
– Обычный черный.
Ну, что я говорил?
Через минуту подходит и моя очередь, но стоит мне открыть рот, как девчонка-бариста издает восторженный визг.
– О боже мой, Райан Весли! Поздравляю!
Я не знаю эту девушку. Но моя куртка с эмблемой хоккейной команды минимум на неделю делает меня рок-звездой.
– Спасибо, куколка. Можно двойной эспрессо?
– Сейчас будет! – Выпалив мой заказ коллеге, она добавляет: – Давай быстрее! Тут у нас будущий чемпион!
А знаете, что еще она сделала? Отказалась брать у меня пять баксов за эспрессо.
Я запихиваю их в банку для чаевых, тащу свою задницу на улицу, двигаю на нашу первоклассную базу на территории кампуса и все в том же изумительном расположении духа заруливаю в помещение, где мы смотрим записи игр. Я обожаю хоккей. О-бо-жа-ю. Жду не дождусь, когда через каких-то четыре месяца стану профессионалом.
– Дамы, – приветствую я товарищей по команде, плюхаясь на свое место. Ряды сидений расставлены полукругом вокруг большого экрана. Кресла обиты кожей. Да-да, детка. Вся роскошь первого дивизиона как она есть.
Мой взгляд останавливается на Лэндоне, одном из наших новых защитников.
– Мужик, ты чего такой зеленый? – хмыкаю я. – Животик все еще бо-бо?
Лэндон показывает мне средний палец. Выглядит он хреново, и я нисколько не удивлен. Вчера он так увлеченно сосал виски из бутылки, будто пытался заставить ее кончить.
– Чувак, ты бы видел, что он выкинул по дороге домой, – подает голос первокурсник по имени Донован. – Спустил штаны и попытался всухую отыметь статую напротив библиотеки.
Все вокруг, включая меня, начинают ржать, потому что та статуя – здоровенный бронзовый конь. Я называю его Сибискитом, но наверняка это просто памятник в честь каких-то неприлично богатых выпускников, которые сто лет назад попали в олимпийскую сборную по конному спорту.[3]
– Ты пытался присунуть Сибискиту? – Я усмехаюсь, когда щеки новичка краснеют.
– Нет, – угрюмо бурчит он.
– Да, – поправляет его Донован.
Ржач продолжается, но я отвлекаюсь на ухмылку, любезно предоставленную Шоном Касселем и адресованную уже мне.
Со стороны Кассель может показаться моим лучшим другом. Из всех ребят в команде я сблизился только с ним, мы общаемся и за пределами хоккейной площадки. Однако я не разбрасываюсь такими терминами, как «лучший друг». Не, у меня есть друзья. Хренова туча друзей на самом-то деле. Можно ли сказать, что кто-то из них по-настоящему меня знает? Наверное, нет. Но Кассель подобрался к этому чертовски близко.
Я закатываю глаза.
– Что?
Он пожимает плечами.
– Вчера не только Лэндон хорошо провел время. – Он понижает голос, но мог бы и не стараться. Ребята слишком увлечены подкалыванием Лэндона за его вчерашнюю выходку с конем.
– В смысле?
Уголок его губ дергается в усмешке.
– В смысле я видел, как ты исчез с тем парнем. И вы не вернулись, когда в два часа Эм утащила меня домой.
Я приподнимаю бровь.
– И что?
– Ничего. Просто не знал, что ты теперь развращаешь натуралов.
Из всей команды я только с Касселем обсуждаю свою личную жизнь. Будучи единственным известным мне хоккеистом-геем, я решил придерживаться золотой середины. В смысле, если кто-то спросит, я не стану отпираться и лезть в шкаф, но распространяться об этом не собираюсь.
Правда, в команде моя ориентация – так себе секрет. Парни в курсе. Тренеры в курсе. Просто им все равно.
Касселю не все равно, но в другом смысле. Ему плевать на то, что мне нравится трахаться с чуваками. Но не плевать на меня. Он не раз и не два говорил мне, что иметь случайные связи – значит зря растрачивать свою жизнь.
– Кто сказал, что он натурал? – насмешливо говорю я.
Вид у моего приятеля становится заинтригованным.
– Серьезно?
Я снова приподнимаю бровь, а он смеется.
Если честно, сомневаюсь, что студент, которого я подцепил вчера, был геем. Скорее, би-любопытным, и, не стану врать, для меня это плюс. Проще мутить с теми, кто наутро притворится, будто тебя не существует. Ночь ни к чему не обязывающего веселья, минет, секс – все, с чем разрешит поэкспериментировать их пьяная смелость, – а потом они испаряются. Ведут себя так, словно в предшествующие этой ночи часы не облизывались на мои татуировки и не представляли свой член у меня во рту. Словно не шарили жадными руками по моему телу и не умоляли коснуться их.
Связи с настоящими геями потенциально куда сложнее. Они могут захотеть большего. Типа обязательств. Или обещаний, которые я не способен дать.
– Стоп. – До меня доходит смысл его слов. – Что значит – Эм утащила тебя домой?
Челюсть Касселя напрягается.
– То и значит. Пришла на вечеринку и забрала меня. – Черты его лица слегка расслабляются. – Просто она беспокоилась. Мой сотовый разрядился, и я не отвечал на ее смски.
Я молчу, потому что уже давно бросил попытки открыть Касселю глаза на эту телку.
– Если бы не она, я бы напился. Так что… да, наверное, с ее стороны было правильно приехать за мной, пока я не надрался в хлам.
Прикусываю язык. Не-а, я не стану лезть в их отношения. Тот факт, что Эмили – самая прилипчивая, стервозная и ненормальная телка, не дает мне прав вмешиваться.
– Ну и потом, я знаю, как она относится к вечеринкам. Мне вообще не следовало на нее идти.
– Твою мать, вы же с ней не женаты, – выпаливаю я.
Черт. И почему я не умею держать рот на замке.
Кассель затравленно смотрит на меня, и я торопливо включаю заднюю.
– Извини. Просто… забудь, что я это сказал.
Втягивая щеки, он работает челюстями так, словно хочет стереть свои зубы в пыль.
– Нет. В смысле, ты прав. Мы не женаты. – Он что-то неразборчиво бормочет.
– Что?
– Я сказал… по крайней мере, пока.
– Пока? – в ужасе повторяю я. – Мужик, умоляю, умоляю тебя, скажи, что вы с ней не обручились.
– Нет, – быстро отвечает он. Затем опять понижает голос. – Но она постоянно твердит, как ей хочется, чтобы я сделал ей предложение.
Предложение? Бр-р. Аж мороз по коже. Черт, уверен, что он позовет меня шафером.
Можно ли сочинить свадебный тост, не упоминая невесту?
К счастью, появление тренера О’Коннора прерывает этот идиотский разговор до того, как я окончательно тронусь умом.
Как только он заходит, воцаряется мертвая тишина. Тренер у нас… внушительный. Не. Внушающий ужас. Метр девяносто пять, вечно хмурая физиономия и голова, которую он бреет не из-за лысины, а потому что ему нравится выглядеть, как ходячий страх.
Он начинает собрание с перечисления наших ошибок на вчерашней трене. Что совершенно лишнее, потому что у меня после вчерашнего разноса еще не остыли кишки. Я проиграл одно вбрасывание, пропустил пасы, которые нельзя было пропускать, промазал в пустые ворота – короче, бывают такие дерьмовые тренировки, когда все идет наперекосяк, и я уже поклялся ему собраться завтра, когда мы выйдем на лед.
Остались две решающие игры, а значит, я обязан быть максимально сосредоточенным. «Северный Масс» пятнадцать лет не выигрывал чемпионат, и я, как ведущий бомбардир, твердо настроен увенчать свой выпускной год победой.
– Ладно, поехали, – объявляет тренер, закончив расписывать нашу никчемность. – Начнем с последней игры «Рейнера» против «Сиэттла».
Когда на экране появляется застывшее изображение университетской арены, один из наших крайних нападающих морщит лоб.
– Почему мы начинаем с «Рейнера»? Нам же в полуфинале играть с «Дакотой».
– «Северную Дакоту» разберем в другой раз. Меня гораздо больше волнует «Рейнер».
Тренер прикасается к ноуту на столе, картинка оживает, и по комнате разносится гул толпы.
– Если мы встретимся с ними в финале, нам придется несладко, – мрачно говорит тренер. – Я хочу, чтобы вы обратили внимание на их вратаря. У этого парня глаз как у ястреба. Нам надо определить его уязвимые места и ударить по ним.
Мой взгляд переходит на вратаря в черно-оранжевом снаряжении. Он внимательный. Цепко схватывает все происходящее на площадке. Раз – и перчатка захлопывается, останавливая первую пущенную в его направлении шайбу. Быстрый. С хорошей реакцией.
– Смотрите, как он контролирует отскок, – приказывает тренер, когда команда соперника делает очередной удар по воротам. – Все четко. Предельно собранно.
Чем дольше я смотрю на экран, тем тревожнее мне становится. Не могу это объяснить. Понятия не имею, почему волоски на шее вдруг встают дыбом. Но есть в этом вратаре нечто такое, отчего живот скручивается в узел.
– Идеально сгруппировывается. – Голос у тренера задумчивый. Почти восхищенный.
Я тоже под впечатлением. В этом сезоне я не следил за Западным побережьем. Был целиком сосредоточен на командах своей конференции, изучал записи матчей, чтобы найти способ их переиграть. Но теперь, когда полным ходом идет плей-офф, пришло время оценить команды, с которыми мы можем столкнуться в финале.
Я смотрю на этого вратаря. Изучаю его. Черт, мне нравится, как он играет.
Нет. Я знаю, как он играет.
Прозрение обрушивается на меня со словами тренера.
– Этого парня зовут…
Джейми Каннинг.
– …Джейми Каннинг. Он на последнем курсе.
Пиздец.
Просто пиздец.
Меня пробирает дрожь. Я знал, что Каннинга взяли в «Рейнер», но в прошлом сезоне, когда в последний раз искал о нем информацию, его отправили на скамейку, заменив на какого-то, по слухам непробиваемого, второкурсника.
Когда Каннинг снова начал выходить в основном составе? Не буду врать, раньше я регулярно следил за ним, но, когда это начало попахивать сталкингом, перестал. В смысле, уж он за мной не следил точно – только не после того, как я убил нашу дружбу, как последний мудак.
Воспоминание о моем эгоистичном поступке – как удар под дых. Черт. Я повел себя как отвратительный друг. Отвратительный человек. И если за тысячи километров от Каннинга со стыдом еще можно было как-то справляться, то теперь…
От ужаса становится трудно дышать. Я увижу его в Бостоне на турнире. Может, даже сыграю против него.
Прошло четыре года с тех пор, как мы в последний раз виделись. Что мне сказать ему? Как извиниться перед человеком, которого я без объяснений вычеркнул из своей жизни?
– Его техника безупречна, – говорит тренер.
Не так уж и безупречна. Он слишком торопится отступить. Это его старая ошибка – забраться обратно в сетку, как только у голубой линии появляется крайний нападающий, и тем самым разрешить ему занять лучшую позицию для удара. А еще он всегда излишне полагается на щитки, давая нападению все шансы на добивание.
Мне приходится закусить губу, чтобы удержаться и не разболтать эту информацию. Это будет… как-то неправильно. Рассказывать о слабых местах Каннинга. Хотя надо бы. Точно надо, потому что на кону не хрен собачий, а «Замороженная четверка».
Но я несколько лет не выходил с ним на лед. За это время Каннинг мог отточить свою технику. Может, у него уже нет слабых мест.
В отличие от меня. Мое проклятое слабое место никуда не делось. Оно там, где было всегда, пока я смотрю на большой экран. Пока наблюдаю за тем, как Джейми Каннинг делает очередной головокружительный сэйв. Пока восхищаюсь грацией и смертоносной точностью его движений.
Мое слабое место – он.