То, что услышал Саша от полковника Ильина, пока они чинили дверь, напрочь расходилось не только с уставом полиции, но и с простым здравым смыслом. В какой-то момент капитан даже подумал, что его разыгрывают. Сначала Валера, свинья, ему голову морочил на правах старой дружбы, теперь вот полковник за то же самое взялся. Какой космос, какой хаос, какие твари, граждане понятые, о чем вообще речь?!
Женевьев втолкнула в прихожую сервировочный столик, а потом и сама появилась с подносом. На подносе стоял белый до прозрачности фарфоровый чайник и самого партикулярного вида чашки, в которых мирно благоухал зеленый чай. Казалось, и не было тут только что никакого сумасшедшего дома, не являлся проклятый Валера, чтобы уволочь – во второй раз уже, да сколько ж можно! – несчастного Петровича. Мир, мир и в человецех благоволение – может, и правда ничего не было, только показалось? Саша уже было потянулся к чашке с чаем, но полковник – вот оно, начальство! – внезапно махнул в ее сторону шуруповертом.
– Спасибо, Женечка, с чаем чуть попозже, – сказал он озабоченно, и Женевьев ушла, оставив капитана с пустыми руками и с горьковатым привкусом разочарования на кончике языка.
Правда, горевать о невыпитом чае было некогда. Внутренний дознаватель, словно охотничья собака, сделал стойку: как, простите, как товарищ полковник назвал нашу француженку?
– Не помню, – Ильин равнодушно пожал плечами. – Ажаном, кажется…
Нет, граждане понятые, не ажаном он ее назвал и даже не Женевьев, торжествовал внутренний – он назвал ее Женей, Женечкой! А ведь так ее зовет только сам Саша. Ну, и назвал, и что из этого следует такого особенного, вяло возражал дознавателю капитан. А следует из этого, господа, ни много ни мало то, что она все докладывает полковнику! В том числе и то, что между ними было личного, особенного. Во всяком случае, так посчитал дознаватель, а следом за ним и Саша насторожился.
Ильин, конечно, отнекивался, но капитан надавил, и железный, как казалось раньше, полковник все-таки сдался. Вздохнул, кивнул головой. Хитер, сказал, мудер, черт с тобой – прищучил. Докладывает. Но исключительно ради его же, Сашкиной, безопасности.
– Ради моей безопасности? – вспылил Саша. – Моей? Может, вы, Григорий Алексеевич, ради моей безопасности еще и в постель ко мне залезете?!
Ильин нахмурился: успокойся, ни я лично, ни родина-мать в лице прокуратуры к тебе в постель не полезет. И вообще, капитан, будь добр, держи себя в руках. Я все-таки старше тебя – и по возрасту, и по званию. А ты и субординацию забыл, и нормальное человеческое уважение.
Согласитесь, однако, трудно, очень трудно оказывать уважение человеку, который своими хитрожопыми комбинациями сам ставит себя ниже плинтуса – пусть даже это целый полковник. Может быть, полковник вообще нарочно Женьку подослал, чтобы она за капитаном приглядывала, желчно заметил внутренний дознаватель. Ведь он же сам, Ильин, говорит, будто Саша – какой-то особенно важный человек, а такого, конечно, надо охранять.
Да в том-то и дело, что не человек, поправил дознавателя полковник. Не простой человек, во всяком случае. Капитан – не кто иной, как блюститель миров. И полковник ту же самую примерно завел шарманку, что и Валера до него, – мир хаоса, мир космоса, блюстители-пограничники и все в таком роде. Скажем честно, звучало это хоть и мутно, но довольно лестно для Сашиного самолюбия. Особенно, если учесть, что, как сказал полковник, блюстители тут фигуры очень важные, можно сказать, ключевые.
Хотя, между нами говоря, это все, конечно, сумасшедший дом, заметил внутренний дознаватель. Однако Саша в его словах вполне законно усомнился. Странно, сказал, что с ума сошли сразу два таких разных человека, как полковник и Валера, – да еще на одной и той же теме. Неважно, отмахнулся внутренний, не об этом сейчас думай. Думай о том, что главное в общении с сумасшедшими. И что главное? – заинтересовался капитан. Главное с сумасшедшим – не злить его, отвечал дознаватель. Особенно, если он – в чине полковника, а ты – простой капитан. Саша про себя с этим, в общем, согласился, а вслух Ильину сказал буквально следующее.
– Хорошо, – сказал Саша, – предположим, я блюститель. И что от меня теперь требуется?
Полковник обрадовался его покладистости – идешь навстречу, молодец! – и сразу пришел в хорошее настроение. Выяснилось, что пока что от Сашки требуется не очень много. Для начала он должен войти в свою полную силу. И чем раньше это случится, тем лучше. Рассусоливать им некогда, а то грохнут их всех за милую душу и не посмотрят, кто здесь капитан, а кто – целый полковник.
Говоря это, Григорий Алексеевич глядел на Сашу неприятно круглыми глазами. («Ну вылитый сумасшедший, – забеспокоился внутренний дознаватель, – того и гляди с балкона сбросит, неплохо бы тему сменить»).
И Саша сменил тему, но только так сменил, что лучше бы уж вообще молчал в тряпочку.
– А что это за ваджра, которой Валера так испугался?
Полковник улыбнулся тонкой улыбкой человека, допущенного к государственным харчам.
– Ваджра, капитан, – один из самых сильных видов оружия на земле. С санскрита переводится как «молния». По преданию, создал его бог Индра. Ну а нам, так сказать, по наследству досталось. Действует оно сейчас только на тварей хаоса. Хотя поначалу могло уничтожить кого угодно – демона, бога, человека. Нас, правда, это немножко не устраивало. И тогда мы, говоря современным языком, перезагрузили его. Перенастроили, короче. Теперь ваджра бьет только по темным. Правда, не всегда убивает. Иногда убивает, иногда лишает сознания. А иной раз отбрасывает в такие глубины хаоса, откуда даже тварям добираться назад очень и очень непросто.
– А почему так? – удивился Саша. – Почему такое мощное оружие действует не абсолютно?
– Результат перенастройки, – объяснил Ильин. – Выиграли в точности, проиграли в силе. Это и с обычным оружием бывает.
А что же он не использовал ваджру, когда тут был Валера?
– Ну, во-первых, я не знал точно, кто он такой, – отвечал полковник. – Я же говорю, на разных тварей ваджра действует по-разному. А во-вторых, силу ваджры надо беречь. Ей же можно сразу кучу тварей вырубить. И да, разрушения она производит огромные, но энергии требует массу. Один раз использовал, и потом надо долго заряжать. Это тебе не автомат Калашникова, очередями не стреляет.
– А чем она стреляет? – поинтересовался капитан. – Каков, так сказать, принцип действия? Это что-то вроде направленного взрыва в сторону врага?
Что-то вроде, кивнул полковник, вот только взрыва никакого нет. Точнее, он есть, но его никто не видит. Ваджра действует как психическое оружие, она разрушает сознание. И поразить тварь из хаоса гораздо сложнее, чем человека. У них, как бы это сказать, сознание находится частично на свету, а частично в хаосе. Вот дотянуться до той, темной стороны их мозгов очень трудно. Но ваджра это может.
Выслушав это все, капитан поневоле задумался. Что мы имеем в сухом остатке? Есть некий мир порядка или космоса, к которому принадлежит и он, капитан. Есть враждебный ему мир хаоса, некая инфернальная тьма, откуда к нам приходят твари, замаскированные под людей. С одной стороны, гарри потер какой-то. С другой, может, не нужно это воспринимать так буквально? Может, речь идет о метафорах. Ну, грубо говоря, тьма – это криминальное сообщество, наши западные партнеры, иностранные агенты и прочие гады на печеньках у Госдепа. А свет… Свет – это, во-первых, он сам, капитан Серегин, во-вторых, полковник, а также полиция, росгвардия, прокуратура, ну, и все люди доброй воли, конечно. Как-то так получается…
Ага, закивал внутренний дознаватель, росгвардия, прокуратура – типичные люди доброй воли. Ты еще про добрых людей из ФСБ вспомни. Где ты видел, чтобы криминальное сообщество глушили психотронным оружием? В сказках про властелина колец? Ты в таком случае Нео, избранный, где твой черный халат и шланг в спине, пошли уже летать! Отвянь, несколько смутившись, велел капитан, а сам снова обратился к Ильину.
– Товарищ полковник, я вот одного понять не могу. Если все так, как вы говорите, то почему же я узнал об этом обо всем только сейчас?
– Потому что раньше нельзя было, – отвечал полковник строго. – Сила Блюстителя начала просыпаться в тебе только сейчас. Или ты думаешь, Валера на тебя просто так вышел? Ему тоже надо было понять, убедиться – ты это или не ты.
Когда полковник вспомнил про Валеру, Саше сделалось как-то не по себе. Так ведь до сих пор и неясно, кто он такой, этот Валера. Ну, помимо того, что бандюган… Там, в хаосе, он кто такой? На этот вопрос Ильин ему почему-то не ответил. Не могу, сказал, и все тут. И не потому, что не доверяю, просто сам не знаю точно.
Капитан припомнил, что когда на пустыре появилась Женевьев, Валера сказал, чтоб смертная не совалась и что блюстители между собой отношения выясняют. Так, может, он, Валера, тоже блюститель?
– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Ильин. – Это он мог просто из хвастовства сказать. Блюстители – высочайшая каста. Почти каждая тварь хотела бы быть блюстителем.
Бог с ними, с тварями, подумал Саша, но про себя-то я могу спросить? Спросить-то он, конечно, мог. Но и опять, как выяснилось, далеко не на все вопросы Ильин готов был ему ответить. Не имел права – опять же, пока. Но на какие все-таки мог – на те обещал.
В таком случае Саша хотел бы вот что знать: кто вообще такие эти блюстители? Какова, так сказать, их природа и откуда они берутся. Вот полковник недавно заявил, что блюститель – это не совсем человек. Значит, и он, Саша, тоже не совсем человек? Тогда кто же он?
Полковник вздохнул.
– Ох, Сашка… Ну и вопросики ты задаешь.
– Григорий Алексеевич, вы обещали.
– Да обещал, обещал, не отказываюсь… – несколько секунд он думал, потом поднял на капитана глаза, посмотрел очень серьезно. – А что бы ты сказал, если бы узнал, что блюститель – это что-то вроде бога?
Саша вытаращился на Ильина, да и кто бы ни вытаращился, люди добрые? Чего угодно он ждал, но не такого. То есть как это – бог, говорил его взгляд. Это я, что ли, сижу на облаке, вокруг меня порхают серафимы, мне молятся, а я в ответ исполняю пожелания трудящихся?
Ильин усмехнулся: не совсем так, конечно. Во-первых, зачем самому утруждаться – есть же уполномоченные ангелы. Во-вторых, блюститель – не такой бог. Он не Господь-вседержитель. Он – локальное божество, хоть и с большими полномочиями. Типа древнегреческих богов. Ну, или древнеримских. Златокудрый Аполлон, хитроумный Гермес, Венера Каллипига…
– Каллипига? – переспросил Саша.
– Именно. В переводе с латыни – прекраснозадая.
– Это хорошо, что у вашей Венеры прекрасная э-э… фигура. Но я тут при чем?
– Ты спросил, что собой представляет блюститель. Я тебе отвечаю.
Понятно. Но он же, Саша, не Венера?
– Нет, прости, не дотягиваешь, да я и не рекомендовал бы.
Тогда кто он? Зевс-громовержец?
– Это тоже вряд ли.
Тут капитану пришла в голову новая мысль, точнее – внутренний дознаватель нашептал. Если ты, сказал, бог, то у тебя должны быть сверхспособности. Услышав это, полковник немного замялся, но возражать не стал.
– В целом, да, – кивнул он. – Какие-никакие сверхспособности должны быть, почему нет?
Теперь оставалась самая малость: выяснить, какие именно у него есть способности. Может он, например, ну… взглядом сдвинуть коробку сигарет?
Такой постановки вопроса полковник не понял. А зачем взглядом? Рукой же проще. Взял и закурил.
– Ладно, – согласился Саша, – пример неудачный. Могу я стать невидимым?
– Опять же, смотря для чего? В бане за девушками подглядывать?
Почему сразу в бане, обиделся капитан, может, он чего-нибудь хорошее сделает. Правда, если исходить из логики полковника, что хорошего может сделать невидимка? Банк грабануть, а деньги – на благотворительность?
– Вот именно, – кивнул Ильин. – Объясни ты мне доходчиво, зачем честному человеку невидимость?
Внутренний дознаватель был недоволен: то Ильину не то, это не се. Если так дело дальше пойдет, вообще без способностей останешься. Ну хорошо, пес с ней, с невидимостью, но хотя бы летать он сможет?
– А вот это – пожалуйста, – оживился полковник. – Выпишем тебе командировочные, купим билет – и летай, сколько влезет, хоть даже боингом, не говоря уже про эйрбас. Но тоже, конечно, в рамках служебной необходимости.
Саша расстроился: я смотрю, от моего божественного статуса никакой мне выгоды. Ну, знаете… А от полицейского статуса есть ему выгода? Нету, но в полицию он пошел не за выгодой, а с преступностью бороться.
– Сейчас тоже будешь бороться с преступностью, – сказал полковник. – В космическом масштабе. Надо только тебя инициировать. Чтобы все твои силы, все способности в тебе проснулись.
Внутренний дознаватель не возражал. Как говорится, с худой овцы хоть шерсти пук. Если уж не разрешают в бане подглядывать, так пусть хоть какую способность дадут. Полковник в ответ на это только головой покачал: нет, друг ситный, мы способностями не торгуем. Чтобы пробудить в тебе силы, понадобится тяжелая изнурительная тренировка.
Ах, вот оно что, протянул внутренний дознаватель. Тяжелая изнурительная… А нельзя как-нибудь попроще? Вот он слышал, один мужик шел по улице, а ему на голову упал цветочный горшок. Горшок вдребезги, а мужик научился по-английски разговаривать.
– Капитан, поверь, я бы тебя с удовольствием горшком по башке шарахнул, – задушевно сказал Ильин. – Только это не поможет. Мы же не английский язык учим. И даже не французский. У нас все гораздо серьезнее. Так что без тренировок не обойтись.
Ну, не обойтись, так не обойтись. Хотя вот, честно, как-то не так себе это все представлял Саша. Как-то совсем иначе. Но полковник ему все объяснил. Нас ведь, сказал, не спрашивает никто. У жизни свои законы. Наши божественные силы очень ограничивает наша смертная оболочка. Так что для их освобождения нужно это ограничение перейти. А это очень непросто.
В голову Саше тут же пришел естественный вопрос: зачем оно тогда, такое тело, если оно так сильно ограничивает? Опять же, сказал Ильин, правила игры. Не нами придумано, не нам отменять. Впрочем, Сашке об этом подробнее Женя расскажет. Которая Женевьев.
Вот это был сюрприз так сюрприз. Это что же выходит, Женевьев тоже из наших? А он как думал? Капитану же сказали, что он блюститель. Если с ним что случится, им всем кранты. Вот и пришлось опекать его круглые сутки. Полковник на работе, Женя – дома. Она, кстати, их работник во французском управлении космоса.
Саше почему-то вдруг стало очень горько. Сразу сделались ясными все ее заходы, все эти касания рук и поцелуи. Тоже мне, Мата Хари… Ну, и черт с ней тогда! Забудем о личном, работа есть работа. Зовите своего штирлица в юбке.
Ильин смотрел на него внимательно.
– Я смотрю, ты на что-то обижаешься. А на что – понять не могу.
Да ни на что он не обижается, зовите Женевьев.
– Мадемуазель Байо! – громко позвал полковник.
Женевьев вошла шагом почти строевым, отрапортовала:
– Товарищ полковник, чай уже остыл, я два раза заваривала. Прикажете заварить снова?
– Не надо. Бог с ним, с чаем. Вот, даю тебе задание в кратчайшие сроки подготовить нашего капитана к выполнению им профессиональных обязанностей.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – сказала Женевьев – а что еще она могла сказать?
– Ну ладно, дальше вы тут сами, а я побежал… Дела, дела.
Полковник пошел к двери, но остановился на пороге, посмотрел на Сашу.
– И кстати, капитан, имей в виду, Женевьев – наш лучший инструктор практической магии. Так что слушайся ее во всем и повторяй за ней все в точности. От этого не только твоя жизнь зависит. От этого теперь весь наш мир зависит… Звучит глупо, конечно, но факт остается фактом. Все, бывайте.
За Ильиным закрылась дверь, которую они только что худо-бедно починили. Саша покосился на Женевьев. Та смотрела куда-то в сторону, вид у нее был немножко виноватый.
– Примите мое глубочайшее почтение, госпожа инструктор, – саркастически произнес Саша. – Как теперь прикажете к вам обращаться? Гуру, учитель? Или, может, госпожа главная ведьма?
Та удивилась – не надо никаких ведьм, можешь обращаться ко мне, как раньше. Но Саша только головой покачал: как раньше не будет, не может быть. А наставницу свою он станет звать просто ажан Байо.
Женевьев подняла на него глаза. В чем дело? Она его чем-то обидела? Она? Ну что вы! Как она могла его обидеть?! Как она вообще могла обидеть хоть кого-то?! Женевьев кивнула, она догадывается о его чувствах. У него, как это… когнитивный диссонанс. Капитан думал, что мир такой. А теперь узнал, что он сякой. Такой-сякой. И он не понимает, как быть дальше.
Все он отлично понимает, желчно отвечал Саша, и вообще – хватит разговоров на пустом месте. Ее дело – тренировать, а не болтать языком. Сказано – практическая магия, значит, практическая магия. Чего мы там делать будем? Глазами искрить, палками волшебными размахивать, еще чего?
Женевьев закусила губу, глаза ее вспыхнули зеленым огнем.
– Палками – нет, – сердито бросила она. – В свободное время палкой своей размахивать будешь. И не со мной.
Ну вот, теперь никакого диссонанса. Полная и окончательная ясность во всем. Хотя нет, один вопрос задать стоит. Они с полковником давно знакомы? И как она к нему относится – к полковнику, имеется в виду.
Но Женевьев не собиралась отвечать. Это, по ее мнению, был слишком личный вопрос. А им пора заняться делом. Так что идем.
– Минутку, куда это мы идем? – поинтересовался капитан.
Он задает слишком много вопросов. А блюститель должен быть сдержанным, стойким и немногословным. Быть настоящим человеком и настоящим мужчиной.
– Вот как?! – Саша поднял брови. – А я, по-твоему, не настоящий?
– Пока неясно, – сухо отвечала она.
Возникло молчание – настолько долгое и тягостное, что сразу стало ясно: ничем хорошим оно разрешиться не может. Ничем хорошим оно и не разрешилось. – Ну тогда, ажан Байо, идите вы туда сами, – сказал Саша.
Она не поняла: в каком смысле – идите сами? В смысле – скатертью дорожка. Он не хочет тренироваться? Нет, не хочет. Но тогда он не сможет быть блюстителем. А ему и не нужно. Он вообще не подписывался на эту вашу ненаучную фантастику. За дурака его держите, любители ролевых игр?
Женевьев заволновалась: он совершает глупость. А вот это уже его личное дело. Нет, не его. Это дело всего мира.
– Раньше без меня мир обходился и теперь как-нибудь перетопчется, – усмехнулся Саша.
Он не понимает. Если к нам хлынут твари…
– Ничего страшного, взорвете свою ваджру. Или как там она называется, ваша ядерная бомба.
– Но полковник приказал…
Что касается полковника, то он может приказывать капитану только по службе. А быть богом ему никто не может приказать. Такой должности и в штатном расписании нет.
В таком случае она вынуждена будет доложить Ильину.
– Ну беги, докладывай, тебе не впервой, – он скрипнул зубами, вспомнив, как ему морочили голову. Вся эта история на самом деле пахнет каким-то дрянным розыгрышем, шепнул ему дознаватель, какой нормальный человек поверит во все эти миры, этих блюстителей. Нет, совершенно очевидно, что его просто дурят.
Однако Женевьев разволновалась не на шутку – похоже, вошла в роль по-настоящему.
– Ты что, не понимаешь? Он уволит тебя из полиции! Ты останешься без пенсии. Ты вообще до пенсии не доживешь. Тебя убьет первая же тварь из хаоса.
Ничего. Убьют его – убьют и всех остальных. Как говорится, на миру и смерть красна. А что касается пенсии, так он все равно не доживет, ее скоро лет на девяносто передвинут.
– Саша, – Женевьев, волнуясь, сжала ладони. – Саша, я тебя очень прошу… Я умоляю тебя, опомнись! Что ты делаешь, зачем?
Ей все равно не понять.
– Но хотя бы скажи…
Да не хочет он с ней ни о чем говорить. Пусть идет, ищет мужчину своей мечты где-нибудь в другом месте.
– Саша!
– Все. Разговор окончен.
Несколько секунд она смотрела на него, как будто все еще не верила. Что за глупость, зачем, почему? Но он молчал. Молчал и не глядел на нее. Ну что ж, как это там в вашей русской пословице говорится – на нет ничего нет? Пусть будет так. Что передать полковнику Ильину?
– Передай полковнику мой пламенный привет.
– Это что, ирония такая?
– Нет. Это жизнь такая.
Женевьев подошла к двери. На пороге все-таки остановилась, как будто еще на что-то надеялась. Но, впрочем, на что тут еще можно надеяться. Он сам все разрушил.
– Не забудь вставить замок, – голос у нее был грустный. – Нехорошо, что дверь открыта.
– Разберусь, – сухо отвечал он.
Она не выдержала.
– Саша, я боюсь за тебя!
– Не нужно.
Но он понимает хотя бы, что он теперь совсем один? Один в страшном и чужом мире, законов которого он даже не знает. А она понимает человеческий язык? Сколько раз ей надо повторить, чтобы его оставили в покое?
Услышав такое, Женевьев молча вышла.
– Так бы и сразу… – проворчал Саша. – А дверь надо вообще поставить новую. Дует…
Выйдя на улицу, Женевьев позвонила полковнику и доложила о случившемся. Слушая ее, Ильин с каждой секундой становился все мрачнее. Когда она дошла до слов «ищи себе настоящего мужчину в другом месте», не выдержал и чертыхнулся.
Вот именно поэтому и ни по чему другому полковник терпеть не мог, когда личное мешают с работой. Все эти романтические отношения, вся эта любовь и ревность могут сломать любое, самое продуманное предприятие. Еще неизвестно, что там за любовь такая и есть ли она вообще, а уж ревности – целый океан. Пришлось перейти к интимным, а потому особенно неприятным вопросам.
– Прости, Женевьев, у вас с капитаном что-нибудь было?
На том конце помолчали, прежде чем сказать: не было. Но пауза показалась полковнику подозрительной.
– Совсем не было? – уточнил он.
Выяснилось, что не совсем. Что чуть-чуть все-таки было.
Ильин встал из-за стола, прошелся по кабинету. Чуть-чуть! Это она думает, что чуть-чуть. А капитан, может, уже бог весть что себе навоображал. Здесь вам не Париж, у наших это быстро. Раз – и в квас, по самые уши. А дальше понятно. Появляется товарищ полковник, то есть он, Ильин, – и возревновал Сашка. Просто возревновал. А уж после того, как Женевьев назвала его не настоящим мужчиной… В России это нельзя говорить, даже самому смирному мужику нельзя – взбесится. А Сашка к смирным никогда не относился. В общем, поломали два дурака полковнику всю малину, и без того не особенно пышную. Или малина пышной не бывает? Тогда какую – кудрявую, может? «Ой, малина кудрявая, белые цветы», – так, кажется, народ поет. Развесистая малина еще бывает. Или развесистая – это уже клюква? Короче, неважно, поломали – и все.
– Может, мне попробовать вернуться? – спросила Женевьев виновато.
А вот этого не надо. Капитан ее прогнал, он в бешенстве, еще силой ударит.
– Но я же его пока не учила, – пробормотала она.
Какая разница: учила – не учила! Он может ударить спонтанно. Блюститель, даже еще не инициированный, все равно опасен для окружающих. Нет уж, с капитаном он сам разберется. А Женевьев пусть сидит рядом с домом и незаметно за ним присматривает. Только осторожно, темные наверняка уже где-то неподалеку.
Ильин прервал связь и натыкал в смартфоне номер капитана.
– Алло, – сказал, – башибузук… Значит, снова за старое?