Я сожалею о вашей утрате. Эти слова так живо звучали в голове Джессики, что ей казалось, будто она произнесла их вслух. Она прошла мимо стоявшей на коленях фигуры, чей убитый горем взгляд был прикован к имени, выгравированному на белом камне. Мужчина опустил голову и тихо всхлипывал, вытирая мокрые от слез глаза тыльной стороной ладони. Из-под черного «конского хвоста» выглядывала татуировка на шее, а свободный воротник футболки обнажал мускулистые загорелые плечи. Затем его взгляд вернулся от колен к могиле, а кончики пальцев коснулись украшенной цветами таблички, за которой лежал умерший, теперь уже пепел. Джессика заметила мужчину издалека, когда шла по мощеной дорожке между урнами, но только теперь, приблизившись к нему, поняла, как он красив.
Мне жаль. Слова снова застряли у нее в горле, и Джессика прошла мимо мужчины, который сидел, не обращая на нее внимания, не говоря уже о том, чтобы обернуться. Джессика быстро оглянулась через плечо и с облегчением подумала, что ей не следует совать нос куда не следует. Это было бы неуместно. И все же она поймала себя на том, что очень чего-то хочет. Глаза мужчины. Каким бы утонченным и красивым ни был профиль этого человека, она не увидела его глаз. Они, должно быть, коричневые и печальные.
Воздух был горячий, тяжелый, Джессика чувствовала в нем электричество, влажное прикосновение к коже. Черные тучи, нависшие вдали, предвещали грозу. Двадцать минут назад Джессика, облокотившись на перила вапоретто, смотрела на чернильный горизонт и думала о том, что дождь делает этот город из сотни островов еще уютнее.[3]
Путешествие Джессики из Мурано в исторический центр Венеции было прервано, когда вапоретто остановилось в Сан-Микеле. Повинуясь внезапному порыву, она сошла с лодки и ступила на причал острова-кладбища, окруженного кирпичной стеной и кипарисами.
Теперь Джессика неторопливо шла между массивными склепами, удивляясь всему, что видит. В Сан-Микеле мертвые покоятся друг на друге в надземных катакомбах, достигающих девяти этажей, точно так же, как жители бетонных жилых домов. Все это ошеломляет: почти каждый склеп украшен букетами цветов и изображениями мертвых, врезанными в камень. На многих фотографиях лица суровы (черно-белые снимки особенно излучают жесткость), но есть и много улыбающихся лиц. Иногда для могилы выбирается банальный, вынужденный снимок, для места последнего упокоения это выглядит очень печально. Но близкие, по-видимому, выбирают снимок в память об умершем, олицетворяющий то, как они хотят, чтобы о родственнике помнили. А может быть, у некоторых людей просто мало фотографий.
Раздался первый раскат грома, Джессика почувствовала на лице теплый ветерок. Поднявшись по нескольким ступенькам на песчаную дорожку, идущую мимо полукруглого ряда гробниц, она шла, любуясь деревьями, растущими среди них. Листья танцевали в порывах ветра. Джессика любила кипарисы, сосны и особенно пальмы, тянущиеся к небу. Они напомнили ей об отце, матери и маленьком брате. Песок хрустел под ее кроссовками, а когда Джессика остановилась, на маленькой площади воцарилась абсолютная тишина. Даже голубь, который ворковал минуту назад где-то вдали от посторонних глаз, умолк.
Джессика вспомнила табличку у входа на кладбище: Vietato fotografare, bere e mangiare. Она оглянулась, но вокруг не было ни души. Она могла бы съесть закуски, которые упаковала в свою сумку для прогулки на вапоретто, но хотела сначала записать личные воспоминания об этом единственном в своем роде острове. Она подняла камеру, висящую у нее на шее, и сделала несколько снимков очаровательной поляны и окружающих ее сводов. Затем опустила камеру, позволив ей болтаться на ремне, пока она медленно обходила изогнутое здание и внимательно всматривалась в открытые мавзолеи. Все было сделано со вкусом и ухожено, украшено прекрасным налетом времени.[4]
Джессика вошла в дверной проем, и ее взгляд наткнулся на женскую фигуру, в натуральную величину, с терновым венцом, виднеющимся под руками, прижатыми к груди. Фигура устремила задумчивый взгляд вниз и в сторону, словно обдумывая ответ на трудный вопрос, в этих призрачных глазах было что-то невыразимое. Джессика сгорала от желания войти в строение, прикоснуться к щеке Девы Марии и ощутить контраст между теплотой идеи и холодом реальности. Она осторожно ступила внутрь, отметив, что воздух внутри толстых каменных стен прохладнее, чем снаружи. Джессика плотнее запахнула свой тонкий жакет и подошла ближе к стене из белого мрамора, где позолоченными буквами были высечены имена погибших. Даты смерти были совсем недавними, а у некоторых годы жизни и вовсе не были указаны. Это люди зарезервировали места рядом со своими близкими. Эта мысль показалась одновременно прекрасной и жуткой.
Джессика протянула руку, опустив кончики пальцев на костяшки статуи, осторожно, чтобы ее накрашенные ногти случайно не поцарапали белую, как бумага, кожу святой женщины. На долю секунды она почувствовала некую сопричастность, как будто два совершенно разных мира и времени сошлись вместе. Такое ощущение может дать только общая печаль. Джессика обхватила статую своими пальцами, но мраморные пальцы не сделали того же в ответ.
Холод… Именно то, о чем она мечтала. Поддержка, которую оказывали ей пальцы, была честная, не показная. Тайный сокровенный момент с Девой Марией был подобен наркотику: он ворвался в ее сознание с полной силой, это был порыв, подобный раскату грома. Никто не сможет понять, каково это. Никто не сможет ее утешить. Все происходило лишь здесь и сейчас.
Джессика глубоко вздохнула, постепенно отпуская пальцы Марии, и провела тыльной стороной ладони по гладкой щеке. Спасибо. И простите меня за вторжение.
В этот момент Джессика услышала зловещий звук снаружи. Она торопливо вышла, но никого не увидела. Затем услышала сердитый дрожащий голос, говорящий по-итальянски. Джессика попыталась понять, откуда он исходит. Потом она осознала: кладбищенские ораторы. Было что-то пугающее в этом сообщении, эхом отдававшемся от усилителей. Оно напоминало Джессике фильмы о Второй мировой войне: солдаты маршируют в строю, руки подняты в нацистском приветствии. Джессика в панике огляделась по сторонам: возможно, она нарушила правила, войдя в склеп. Но после прослушивания она поняла, что сообщение, доносившееся из динамиков, было лишь записью: кладбище закрывалось. Следующий вапоретто будет последним на сегодня.