«Сколько дурака ни мотивируй, все равно получится мотивированный дурак».
Тем же утром
Дракон Миль-Авентис, лениво двигая крыльями в попутном потоке воздуха, с высоты оглядывал Веншиц, столицу государства Эринетта. После ночного забавного происшествия он даже успел выспаться и теперь летел обратно в академию.
И что самое любопытное, сейчас в голове и теле не было привычных тумана и слабости, которые сопровождали его последние несколько лет и являлись предвестниками векового сна. Неужели двойная доза настоя так подействовала?
Он с удовольствием заложил вираж, ощущая наслаждение, которое давно не испытывал. Хотя полёты ему никогда не приедались. Приземленные существа, не знающие, что такое парить выше облаков, купаться во встречных ветрах, никогда не поймут крылатых.
Он предпочитал жить не в ректорском доме академгородка, а в старом неуютном замке, возвышающемся на холме на подступах к столице и пожалованном новоиспеченному ректору королевой Миррей. Впрочем, люди иногда доставали его и там, тогда он удалялся в свою пещеру в Самоцветных горах и спал на груде сокровищ. Или отправлялся на пару недель в путешествие по долинам и заповедным рощам, где жили полуразумные магические создания, вальшеры: единороги, пегасы, виверны, фениксы и горгульи, – навещая старых знакомых и помогая там, где помощь была необходима.
Эти создания, дети Пряхи, были наивны и бесхитростны, но украшали этот мир, и драконы, как старшие создания, заботились о них.
Веншиц сверху выглядел как многоцветный пирог с рыжими, красными и зелеными крышами, с зелеными же пятнами парков и кладбищ и вишенкой посередине – королевским дворцом. От него на север шел проспект с домами богатых горожан, заканчивающийся площадью у ратуши, а на юг – Академический проспект, свернув с которого в самом конце, в одноименный Академический переулок, можно было попасть в огромную Королевскую магическую академию.
Академия была городком в городе: десяток вычурных корпусов с главным, распахнувшим два каменных крыла, – в нем и находился кабинет ректора, – библиотека и ристалище, площадь, парк, оранжерея и аптекарский огород, академгородок с общежитиями и домиками профессоров. Все окружено крепостными стенами с высоченными башнями – ибо в старые добрые времена короли не всегда терпимо относились к академической вольнице, да и при нападении врага на столицу всегда была дополнительная линия обороны.
Еще крепостная стена спасала от добрых родственников студентов, которые в те самые старые веселые времена иногда приезжали целым войском узнавать, почему же кровинушка отчислен или получил двойку, и требовать пересдачи. Часто случалось, что в академии учились дети кровных врагов или соперничающих кланов, и тогда жители окрестных домов с радостью сдавали комнаты и конюшни отрядам, призванным вступиться за отпрыска. И когда детинушки ссорились, все принимались атаковать академические стены, чтобы ввязаться в драку.
Оттого Академический переулок, зажатый между стенами огромной библиотеки и такого же огромного ристалища, и был единственным известным обывателям способом попасть в академию – и пройти в нем от стены до стены мог только один всадник, два уже разъехаться не могли. Поэтому всем – и богатым, и бедным, – приходилось на проспекте спешиваться и идти своими ножками или ехать верхом, но ждать ночи и обратного движения, чтобы выехать.
Как при этом в академию доставлялась провизия и другие припасы, никто не знал. Это считалось одной из загадок заведения, и каждый студент считал себя обязанным найти тайные ворота или подземный ход, через который осуществлялась доставка.
Короче, тяжкое было это дело в старые времена – управлять академией. Да и в новые было не легче.
Дракон еще какие-то три-четыре года назад готовился отойти в вековой сон, потому что ему в очередной раз за долгую-долгую жизнь все окончательно опротивело – и не останавливало его даже то, что он оставался последним неспящим драконом на континенте. Все остальные заснули – и не проснулись, так и спали мирно в своих пещерах, некоторые уже по несколько сотен лет. А он, Миль-Авентис, на самой грани ухода был растормошен двумя гостями, потомками своих учеников пятисотлетней давности – гномкой Эбигейл Горни и эльфом Натаниэлем Вудхаусом. Они раздули в нем слабую искру интереса к их спору, да так, что он полетел посмотреть, удастся ли им исправить то, что натворили их предки, и снять свое давнее проклятье. Слетал… и остался, познакомившись с восхитительно обаятельной, деспотичной и умной королевой Миррей, ее будущим супругом, магистром магии Корнелиусом Фраем, отличным мужиком, и согласившись принять пост ректора.
Скука никуда не делась, она притаилась где-то у сердца, но изобретательные студенты и не менее изобретательная королева, которая ухитрилась произвести на свет два года назад третьего принца и стала оттого еще более непредсказуемой, все еще удерживали его интерес к жизни. Студенты – проблемами, которые порождал пытливый коллективный непуганый ум, а ее величество Миррей – изумительной стервозностью и попытками ловко манипулировать драконом.
С ее подачи он и полетел в экспедицию на Лерден, ибо был единственным бодрствующим разумным существом на Ронуэне (огромном континенте, где и располагалось королевство Эринетта), кто благодаря крыльям и мощи уже перелетал океан и бывал на чужой земле. Экспедиция обещала достойную дозу развлечений, вдобавок он хотел проведать одноплеменников, которые давно перебрались на соседний материк – а лететь туда на своих крыльях все же утомительнее, чем в комфортабельной каюте дирижабля.
Ничего утешительного он не обнаружил – и там все, и драконы, и драконицы ушли в сон. И даже те, кто давно должен был проснуться, продолжали спать под охраной своих заклинаний, как и драконы на Ронуэне.
Миль-Авентис даже проверил пещеры на предмет злого колдовства или божественного вмешательства, но все было чисто. Соплеменники казались чуть ослабевшими, но в вековом сне такое бывает. И все же их долгий сон был ненормален. Прямо сказать, было очевидно, что с ним что-то не так и какое-то вмешательство, природное или разумное, присутствует, просто отловить его не хватает сил и знаний.
И пусть Миль-Авентису давным-давно хотелось заснуть самому, сейчас при мысли, что он последний бодрствующий дракон в мире, сердце сжимало холодом. Теперь он не имел права уходить в сон, пока не разберется, в чем дело, и не разбудит соплеменников.
Он в очередной раз возблагодарил Эбигейл и Натаниэля Горни-Вудхаус, за то, что выдернули его из скуки и желания залечь в сон.
Увы, Пряха создала драконов первыми (хотя это и оспаривали эльфы), как хранителей мира, и дала им очень долгую жизнь. А в придачу, наверняка, чтобы им завидовали все еще не созданные разумные, – и изумительную живучесть, а также способность к магии: собственно, драконы целиком были источником этой самой магии, как и множество полуразумных волшебных существ, и одна драконья чешуйка могла стать настоящим амулетом для волшебника.
Но во всем самом прекрасном есть свои тяжелые стороны. Тяжело жить гораздо дольше, чем твои друзья и возлюбленные из других рас – как ни продлевай им жизнь магически, вечность ты им не обеспечишь. И дети вырастают и умирают, и внуки, и правнуки… Поэтому рано или поздно каждый дракон или драконица становились отшельниками, обустраивали свою пещеру и ложе из драгоценных металлов и камней, которое грело и давало силу.
Тяжело жить так долго, что ты успеваешь добиться высочайшей искусности во всех интересных тебе областях, стать лучшим, заскучать, бросить, создать парочку королевств, поправить ими, плюнуть, оставить трон какому-нибудь достойному разумному, отправиться по миру бродячим менестрелем или циркачом, заскучать в конце концов и там, вернуться в пещеру, пить и тупеть, заняться злобными каверзами, устроить пару войн, а когда надоест и это – снова пойти по миру помогать людям и нелюдям, обучать учеников, делать добрые дела. И все это перемежается редкими встречами с немногочисленными могущественными соплеменниками и соплеменницами – их всего-то по свету было не больше тысячи, – редкими романами и рождением детей.
Пряха, наградив драконов долгой жизнью, мудро рассудила, что ежели они будут плодиться как голуби, то через десяток лет заполонят весь мир. Поэтому рождение детей в паре у драконов было чем-то крайне редким и невероятным. А вот полукровок и имеющих долю драконьей крови по миру ходило множество, но от крылатых родителей они перенимали разве что повышенную способность к магии и пониманию волшебных полуразумных существ, да непредсказуемо – некоторые волшебные свойства типа способности видеть в темноте, горячей крови или поразительного чувства равновесия.
Проще говоря, драконы жили почти вечно, и рано или поздно им приедалось абсолютно все. И на этот случай Пряха дала им вековой сон – способность уснуть на век, чтобы проснуться слабым, беспамятным, не умеющим ничего – и учиться всему заново. О прошлых жизнях фрагментарно вспоминалось лет через пятьсот после очередного пробуждения, и казались они чем-то далеким, словно чередой старых снов, которые почему-то оставили подтверждение в реальности. Миль-Авентис родился три тысячелетия назад – два вековых сна прошел он за это время. К сну этому драконы начинали склоняться, когда впадали в чернейшую меланхолию, когда двигаться и делать что-то не оставалось ни сил, ни желания, когда хотелось только лежать и смотреть в потолок пещеры. Меланхолия Миль-Авентиса была тут как тут, когда к нему в пещеру несколько лет назад попали Эби и Нат.
Миль-Авентис опустился на ристалище – здесь он мог приземлиться, не раздавив никого из представителей славных рас Эринетты, – и, обернувшись, неспешно пошел к центральному корпусу академии.
Было раннее весеннее утро, начинались зачеты и экзамены третьего триместра и те студиозусы, кто благополучно их сдаст, уедут на летние каникулы, усердные, но неудачливые, станут готовиться к пересдаче, а особенно злостные прогульщики будут воплощать фантазии ректора. Надо, например, увеличить штат горгулий, у парадного входа посадить пару каменных грифонов-големов, наложить на прогульщиков заклятие преждевременной старости или применить уж совсем ужасное наказание – оставить на кафедре в виде учебного трактата, чтобы нерадивый студиозус знания впитывал всем организмом.
Пока же шли допуски, подготовительные семинары, и площадь и дорожки между корпусами напоминали муравейник.
Дракон шел вперед, дивясь своей бодрости, перед ним, как по волшебству, образовывалось пустое пространство, а со всех сторон слышалось: «Здравствуйте, лерд ректор. Доброго дня, архимагистр, здравствуйте!»
Подслушать, что ли, сколько народу думает: «Да чтоб ты провалился?» Хотя зачем слушать – и так понятно, что большинство.
Титул «лерд» ему обеспечила королева, заявив, что он древнее всех королевских родов планеты и уже потому имеет право на этот титул. А звания архимагистра он добился сам, когда обнаружилась коллизия – что ректором может быть только имеющий это научное звание.
Правда, для этого нужно было иметь около сотни научных работ, но дракону хватило предложить ученым мужам несколько старинных манускриптов под авторством некоего М. Авена (давно было дело, он тогда еще и учеников брал), чтобы вопросов больше не возникло.
Преподаватели тоже с ним здоровались, но без страха – дракон не позволял себе глумиться над коллегами. Более того, он даже приучил себя обращаться на «вы» к подчиненным, хотя уж по возрасту мог позволить себе обращаться на «ты» к кому угодно. Но это хорошо тренировало мозг и заставляло каждый раз концентрироваться.
Попадающиеся навстречу девы все как одна бросали на него восхищенные взгляды – даже те, кто уже был влюблен в другого. Что поделаешь, драконы всегда были привлекательны для других рас. То есть в буквальном смысле магически привлекательны. Не сказать, что Миль-Авентис был этому сильно рад. Ведь если ты живешь отшельником и выбираешься для развлечения, когда пожелаешь, это отлично. А вот когда существуешь публично и влюбленные (или расчетливые) студентки то и дело пытаются домогаться драконова тела, очень трудно не обратить кого-нибудь в кастрюлю для профилактики.
На крыльцо главного корпуса, где толпились студенты и студентки и пахло табаком и проясняющими ум заклинаниями, выскочил секретарь, русал Омиши, и замер, окидывая начальника таким взглядом, что иные девы бы позавидовали пылкости чувств. Был он, как все русалы, бледен, носил распущенными темные волосы и вольные цветные одежды с широкими шароварами и длинными рубахами с вырезом на бледной груди, сверкал перламутровыми чешуйками на скулах, лбу и руках, а также влюбленным взглядом. Впрочем, за те деньги, которые Миль-Авентис ему платил, дракон бы и сам на кого угодно смотрел, как на праздничный торт.
Русалы предпочитали жить у моря, чтобы плавать, оборачивая ноги хвостом, но и на суше чувствовали себя неплохо. Омиши хватало летних каникул, когда он навещал родное островное государство Перловицу, в котором в надводных и подводных городках оставалась родня его и жен.
А вот и первый недопущенный до экзаменов.
– Лерд ректор! – рядом, проскользнув в тяжелые двери, засеменил долговязый студент. С другой стороны дракона подпер секретарь. – Прошу вас, разрешите мне сдать экзамен. Я восстановлю курсовую! Ее сожрала горгулья моего соседа Монти! А без нее магистр Фейнс отказывается ставить допуск! Он не верит, что я ее написал!
– Когда сожрала? – рассеянно спросил Миль-Авентис.
– Так вчера же! – с досадой воскликнул студент.
– Горгульи не едят бумагу, – напомнил дракон.
– А эта сожрала, я сам видел, – упрямился студент. – Я правда написал, архимагистр! Могу пересказать вам!
– Чур меня от усыпляющих заклинаний, – отказался дракон. – Подойди-ка.
Он прикоснулся к виску студента, пролистал обратно воспоминания… Студент поморщился – даже такое легкое ментальное сканирование вызывало мигрень и головокружение. А ректор, излечив страждущего, окликнул влюбленно взирающего на него секретаря, русала.
– Омиши, записывайте распоряжения. Магистру Фейнсу. Курсовая студентом Завенсом была написана, подтверждаю, рекомендую принять экзамен без ее восстановления. Начальнику академической гвардии – назначить штраф 10 эрингов владельцу горгульи студиозусу Монти, ибо ручные горгульи могут сожрать что-то, кроме мяса, только по приказу хозяина.
– Вы так справедливы, лерд ректор! – льстиво воскликнул русал, ухитряясь одновременно стенографировать самопишущим пером в блокнотике. – Вы великий дракон!
– Безо всякого сомнения, – отозвался Миль-Авентис с усмешкой. Омиши достался ему в наследство от старого ректора и, как все русалы, был слегка жеманен и эмоционален, любил драму и сплетни. Но при этом работал как проклятый и знал все обо всем, что касалось Академии. А также с огромной охотой подхватил игру в злобного начальника и бедняжку-подчиненного.
Миль-Авентис любил нестандартных людей и нелюдей – они его развлекали, оттого с удовольствием прощал и театральность секретаря, и его желание залезть в каждую щель и вызнать каждую сплетню, и даже периодические попытки шантажа с уходом с работы. А еще каждое утро оживляла новая лесть со стороны Омиши – одна вычурнее другой. Это тоже освежало и лучше всякой критики спасало от гордыни.
Со стороны могло показаться, что русал испытывает к начальнику… экзотические чувства, но, во-первых, с такой же страстностью и велеречивостью он работал на старого ректора, а во-вторых, Миль-Авентис точно знал, что дома у Омиши три жены и с десяток детей, которые все как один гордятся тем, какой уважаемый мейз их муж и отец (а зарплатой мужа и отца особо).
(Миль-Авентис долго привыкал, что в Эринетте к благородным обращаются лерд и леди, а к людям простого происхождения – мейз, мисси и мейсис).
Через русала было идеально запускать в академию слухи. Например, благодаря ему вся академия знала, что лерд ректор особенно невыносим по утрам (посему тот нечасто прибывал в кабинет с рассветом, поскольку ненавидел ранние побудки), но его личные опоздания никак не мешают ему строго взыскивать за опоздания с молодняка. Омиши с удовольствием трагичным звучным шепотом рассказывал всем желающим о том, как, когда один из дерзких и пока непуганых студентов шепотом возмутился штрафами за регулярные опоздания, дракон невозмутимо ответил:
– Помнится, лет восемьсот назад я увлекся аскезой и не спал сто дней, стоя на вершине горы одной ногой на камне размером с носовой платок. Так что, мой юный бунтарь, свое право спать по утрам я отработал еще тогда, когда твой предок и помыслить не мог, что у него родится такой лентяй. Могу и тебе подарить это право, хочешь, отнесу на это прекрасное место?
Дарование не хотело, что было ожидаемо.
Слухи быстро разлетались по академии, и по утрам к Миль-Авентису приходили лишь самые безбашенные. Или те, у кого действительно были важные дела.
В приемную Миль-Авентис вошел на шаг впереди своего впечатлительного секретаря и обнаружил несколько особо отчаянных студентов и студенток, что дожидались его прихода.
– Лерд ректор, – встала ему наперерез фигуристая первокурсница с очень внушительными округлостями. Судя по чарующему голосу, медовому отливу кожи и слишком круглым, почти птичьим глазам, она была из сирен. – Позвольте обсудить с вами очень важный вопрос наедине?
– И мне! – встрял бледный студент-русал, прислонившийся к стенке.
– И я хочу, и я! – загомонили десятка полтора неуспевающих, решившихся на отчаянный прыжок в логово к дракону.
– Ну здравствуйте, мои милые безрассудные смертнички, – выдохнул дракон предвкушающе. – Сейчас обсудим все вопросы, отчего же не обсудить…
Народ побледнел, но не отступил.
– Как вас зовут? – поинтересовался Миль-Авентис у сирены.
– Хлоя, лерд ректор, – тягуче ответила та.
– И в чем ваш вопрос, Хлоя? – вкрадчиво продолжил он.
– Прошу перенести мне сессию на неделю, – прожурчала та обволакивающе. – У меня кризис, депрессия, я же творческая натура, – и она приложила руку к груди. – Не хватает сил учить, мотивации, понимаете?
– Мотивации, значит, не хватает, – протянул дракон. – Ну, с мотивацией я помочь могу. – Он двинул пальцами, и все непонимающе уставились на пышную грудь Хлои, которая перестала быть пышной. Прямо говоря, она теперь, скорее была слегка намеченной.
Сама сирена смотрела вниз с выражением безмерного ужаса.
– Ч-что вы сделали? – спросила она сквозь слезы.
– Мотивация, милое дитя, – с ехидством объяснил дракон. – За каждый сданный экзамен тебе будет возвращаться половинка размера. Глядишь, к окончанию академии отрастишь себе больше, чем было. А теперь – учить, творческая натура!
Девушка в слезах убежала. Дракон повернулся к шокированным студентам.
– Ну что? – нежно спросил он. – Вам тоже что-нибудь уменьшить для мотивации?
Некоторое время был слышен только топот удаляющихся ног. Дракон только выдохнул, когда вдруг раздались поспешные шаги, приближающиеся к двери, а затем в приемную влетел запыхавшийся студент-эльф.
– Лерд ректор! – он закашлялся, огляделся, схватил со стола Омиши стакан с водой и в один глоток опустошил его. И тут же закашлялся еще сильнее – судя по всему, там была совсем не вода.
– Мое успокоительное! – нервно воскликнул Омиши.
– Солнечный пропал! – выдавил эльф, моргая покрасневшими глазами. Омиши схватился за сердце и понятливо налил студиозусу из пузатой бутыли, в которой Миль-Авентис краем глаза признал свой ковыльяк. Но сейчас ему было не до этого.
Как уже говорилось, в Академии училось множество адептов из соседних государств – она считалась одной из самых сильных на материке. Поэтому были тут и русалы из морской Перловицы, расположенной к югу от Эринетты, и орки из Оркского каганата на востоке, и гномы из северного Минагора, и оборотни из соседней Минагору Весницы, и эльфы из западной Чащи.
Конкретно этого эльфа Миль-Авентис запомнил потому, что тот привез с собой подростка-единорога. Белоснежный жеребёнок с едва наметившимся рогом, золотистыми хвостом и гривой обладал весёлым и задорным нравом, носил имя Солнечный, почти всегда пасся на лужайке кампуса или бродил по полянам академического парка, любил болтать с девственницами и делиться с ними волшебной силой. Они с эльфом были очень дружны и привязаны друг к другу.
– Омиши, принесите мне кофе, – велел дракон. – И постарайтесь не оставлять больше… успокоительное на столе и не разливать его настолько щедро. Господин Сидиэль Бук, – обратился он к эльфу, который, поставив стакан на стол, сделал несколько неуверенных шагов и покачнулся, – прошу в кабинет. – Миль-Авентис щелкнул пальцами, и студент зашагал уверенней.
– Неужели вы помните, как зовут каждого студента?! – влюбленно воскликнул Омиши, пытаясь незаметно спрятать в урну бутылку.
– Кофе, немедленно, – рыкнул дракон, – иначе вы забудете, как зовут вас, Омиши! И не думайте, что я не заметил бутылку!
– Виноват, виноват! – русал картинно сжал руки и бегом бросился к каморке, где стоял нагревающий артефакт и кофейник.
– Каждое утро перед занятиями я прихожу к нему расчесать гриву, – тяжело рассказывал убитый горем эльф, расположившись на диване. – Обычно он спит на лужайке в дубовой роще, там специально для него не косят траву. Но сегодня его там не оказалось! Я тут же позвал его мысленно – мы связаны с ним, и он услышал бы меня где угодно, но он не ответил! Я пробежал по всему академическому парку, но его нет – и я сразу побежал к вам, лерд дракон!
– И вы абсолютно правильно поступили, адепт Бук, – похвалил его Миль-Авентис, уже сидевший за своим столом. – У вас есть что-то, что принадлежит Солнечному?
Эльф задумался и, кивнув, снял с руки браслет, сплетенный из золотых волос. Дракон, взяв его в ладонь, почувствовал тяжесть, как у настоящего золота.
Скрипнула дверь, Омиши на цыпочках с перекошенным от любопытства лицом зашел в кабинет с кофейником, разлил в две чашки и так же на цыпочках ушел.
– Угощайтесь, – дракон кивнул на чашку, а сам прикрыл глаза, настраиваясь на украшение, а затем разбрасывая мысленную поисковую сеть.
– Увы, – сказал он, – его действительно нет нигде на территории академии. А он не мог, например, телепортироваться за какой-нибудь симпатичной девой?
– Не мог, – серьезно сказал эльф. – Дев на свете вон сколько, а наша дружба одна такая. Мы росли вместе, мы как братья, понимаете? Он бы меня никогда не оставил, как и я его.
– Похвально, – проговорил Миль-Авентис и поднялся, направляясь к двери. – Ну что же, адепт Бук, проведите меня на поляну, где спал Солнечный, я осмотрю ее. Омиши!
Дверь тут же распахнулась, словно секретарь подслушивал. Хотя он точно подслушивал.
– Да, лерд ректор? – влюбленно воскликнул русал, красиво отбрасывая назад гриву волос.
– Вызывай стражников и охрану Академии. Похищение магического полуразумного существа. И подготовь приказ – каждый преподаватель и студиозус обязаны содействовать следствию. Если же кто-то видел что-то подозрительное, связанное с единорогом, пусть приходит ко мне, он будет награжден. Даже если сам при этом занимался чем-то незаконным.
– Будет сделано, лерд ректор, – радостно отрапортовал русал и направился к магическому визору.
Дракон в сопровождении эльфа осмотрел поляну в дубовой роще. Здесь было много ментальных следов – и самого Бука, и доброй сотни студентов и студенток.
И по всему выходило, что Солнечный пропал прямо с места, где он спал, не успев проснуться. Так, будто его похитил дракон.
Или кто-то открыл телепортационное окно прямо под единорогом. Или… с десяток возможностей можно было еще придумать, но самое главное – Солнечный отсюда ушел не сам. А значит, кто-то продолжает похищать магических полуразумных и нарушать заповедь Пряхи о том, что все разумные должны беречь ее магические создания, а не обижать их. И что любые ингредиенты для зелий и артефактов должны быть получены без ущерба созданию, а лучше с его согласия.
– Мы найдем вашего друга, адепт Бук, – пообещал Миль-Авентис, чувствуя искреннее сожаление и в то же время азарт от еще одной найденной ниточки к таинственному злодею. – Обещаю вам это.