«Леди всеми силами должна избегать компрометирующих ситуаций. Но если избежать не удалось – нужно постараться хотя бы получить удовольствие».
Всякий студиозус и преподаватель в Королевской Магической академии знал, что не стоит подходить к ректору Миль-Авентису с глупостями. Да и в целом подходить не стоит – если ему понадобится, будь уверен, дракон сам тебя найдет. Даже если ты из чувства самосохранения спрячешься под водой у русалов или в горных пещерах гномов.
Все также знали, что ректора бесполезно уговаривать, шантажировать, угрожать ему, подкупать и соблазнять, ибо оный обладает невероятным могуществом, абсолютной нечувствительностью к попыткам его растрогать и ничуть не уступающим им остроумием. Знали, но все равно пытались. Потому что фатально ректор никого не наказывал. Так, превратит в кошку на неделю или в фигурку на больших часах Академии, чтобы ты дурным голосом возвещал полдень. На худой конец, сошлет на практику к целителям, в качестве наглядного пособия, а то и в некромансерскую.
– А если и там что-то натворите, то перейдете из уборщиков в подопытный материал, – обещал он, щуря желтые глаза. И ему верили. Умел дракон Миль-Авентис быть убедительным.
И жаловаться было бесполезно – хоть Магическая Академия и располагалась в столице Эринетты Веншице, но считалась государством в государстве, а ректор был в нем единоличным правителем и подчинялся только ее величеству Миррей. Ну как подчинялся… даже самые непроницательные подданные, понаблюдав за общением этих двоих, понимали, что он только делает вид, что подчиняется, а королева, умнейшая женщина, делает вид, что верит этому. Эти двое очевидно симпатизировали друг другу: Миль-Авентис откровенно высказывал своё восхищение, королева не оставалась равнодушной к проявлению внимания. Муж ее, магистр и боевой маг Корнелиус Фрай, при этом делал вид, что не ревнует, и вся троица испытывала огромное удовольствие от общения.
Около трех лет назад, когда ее величество Миррей, королева Эринетты, предложила дракону Миль-Авентису возглавить Академию (старый ректор просился в отставку), воспряли все – и студенты, и преподавательский состав. Пусть драконов видели редко, а последние десятилетия – и вовсе почти не видели, все знали, что твари сии, хоть и могущественны, но дурашливы, как дети, внезапны, как ветер, и очень любят золото. Тем более, что новоиспеченный ректор никакими научными регалиями не обладал, а в управлении академией понимал меньше, чем ничего. Это позволяло проректорам, деканам и прочим профессорам надеяться на то, что его правление станет совершенно номинальным, а власть можно будет поделить между достойными людьми и нелюдями.
Студенты же надеялись, что строгость, которую поддерживал старый ректор, архимагистр Велейн, скоро закончится, и начнется развеселая жизнь с прогулами, взятием левых заказов, пьянками в кампусе и прочими прелестями.
Как же все ошибались.
Дракон, который с первого появления в академии очаровал и успокоил всех беззаботностью и некоей даже рассеянностью, почти два месяца провел в компании старого ректора, который растолковывал, сколько всего нужно делать на этой должности. Когда Миль-Авентис не внимал премудростям, изучая записи предшественников, он либо присутствовал на лекциях преподавателей той или иной кафедры, либо обходил в сопровождении хозяйственных рабочих какую-либо часть академии.
– Сразу видно, кто занят, а у кого много свободного времени, – ворчали старенькие профессора, которые не могли теперь подремать на лекциях, дав студентам самостоятельно изучить главу в учебнике. И были правы – у драконов как у условно бессмертных существ времени было очень много.
Миль-Авентиса встречали и в дальних каморках библиотек, где пылились бесценные древние свитки, которые теперь никто не мог прочитать, а оттого все считали рухлядью, кроме ценивших их за вкусовые качества крыс, и в столовой, пробующим еду студиозусов, и на большой кухне (говорят, повар, орк Винсу, принял его за нарушителя-адепта и гонял поварешкой), и на задворках академического парка, и в кампусе, и на крепостных стенах или у водоводных систем.
За эти два месяца нового ректора стали считать кем-то вроде блаженного или одного из местных призраков, которые присутствовать присутствуют, но не мешают, да и толку от них нет. Выглядел дракон с молодым и наглым лицом, светлыми волосами, завязанными в хвост, белыми свободными рубахами и кожаными штанами скорее как бард, чем как почтенный научный муж.
Каково же было разочарование всего академического сообщества и околонаучного народа, когда после пышных проводов старого ректора, который на радостях, что стряхнул с себя груз обучения балбесов, уезжал на моря, Миль-Авентис вдруг начал мягко, но неумолимо закручивать гайки.
В супах в столовой появилось больше мяса, а на лицах поваров – уныния. Садовники, лениво подстригавшие ранее один куст в неделю, вдруг шустро, за месяц, привели весь парк в порядок. В кампусе прекратились пьянки, потому как весь принесенный алкоголь на территории академии (за исключением административного корпуса) превращался в молоко, и студенты ходили несчастные, а местные коты, ежи и молочные грибы в оранжерее – счастливые. Кастелян, успевший за время службы сбыть налево все, что было плохо прибито, почти перестал воровать, и не перестал совсем только из любви к искусству.
Домовые духи, брыки, которые должны были поддерживать академию в приличном состоянии, вдруг засуетились, и через неделю из всех углов исчезла паутина и целующиеся студенты, гобелены засияли чистотой, а старые доспехи при вселении призрака не скрипели теперь, а прилично позванивали.
Но самым вопиющим было то, что дракон вывесил специальный указ – отныне и навсегда студент оценивается только по наличию у него знаний, а не денег, личной армии у ворот академии или политического веса родственников. И если заваливает экзамены, деньги и влияние его не спасут.
А ежели кто против – пусть приходит общаться с самим Миль-Авентисом.
К нему приходили, его уговаривали, ему угрожали, сулили богатства и клялись убить – но мало-помалу учебный процесс пришел в норму, и студенты стали чудить в рамках дозволенного.
Не все преподаватели оценили нововведения, ибо звонкая монета – хороший аргумент для повышения оценки в табеле. Но после того, как дракон мановением руки превратил насланный на него разгневанным родителем отряд горгулий в стаю бабочек, а отборные наемники-убийцы при приближении к дракону все как один стали вести себя как трехлетние застенчивые девчушки, потому что в один миг так себя и ощутили, даже самые любящие родители и самые алчные профессора прекратили попытки нарушить драконий запрет. Дольше всех не сдавались языкастые и ядовитые, рассудив, что за глаза и короля ругают, но после того, как обнаружили, что вместо язвительных речей изо рта вырывается шипение и в резцах подозрительно свербит, вроде как при выделении яда у гадов, благоразумно присмирели.
Так Королевская академия магии из первоклассной стала образцовой. Но, наладив работу, ректор заскучал и год назад улетел вместе с организованной королевой Эринетты экспедицией на дирижаблях, чтобы исследовать соседний континент, Лерден. После этого в академию успело поступить достаточно юных оболтусов обоих полов и всех рас, которые слушали истории об очень особом характере ректора как байки и жили непугаными. Теперь, в середине апреля, когда Миль-Авентис вернулся к концу учебного года, ему уже несколько недель как приходилось восстанавливать реноме, потому что сладу с первокурсниками не было никакого.
Королеве тоже пытались жаловаться – ибо под воспитующую длань дракона попадали все: и простолюдины, и аристократы. Не делал он исключения ни для одной из рас многорасовой Эринетты – а проживали в государстве и люди (или людины, как их называли нелюди), и орки, и эльфы, и гномы, и дриады, и русалы, и оборотни-волки, а также множество других разумных и полуразумных рас. Пару раз даже мог случиться международный скандал – ибо Академия считалась одной из лучших и учиться в нее приезжали и аристократы из соседних государств. Но Миррей ласково просила у жалобщика показать ей табель пострадавшего адепта, а затем интересовалась, подписывали ли при поступлении договор о том, что к обучающему могут применять любые меры воспитания, не угрожающие жизни и рассудку.
– Как я вижу, – величаво говорила она, – успеваемость вашего отпрыска улучшилась в разы. Значит, методы архимагистра Миль-Авентиса работают, а практика в целительстве еще ни одному благородному лерду не мешала, – добавляла она, для убедительности сверкая клычками, и жалобщик удалялся несолоно хлебавши, не посмев возразить, что дитя в целительстве было вовсе не целителем, а в лучшем случае санитаром.
Шептались, но очень тихо, так, чтобы до мужа королевы, магистра Фрая, не дошло, что она так благосклонна к дракону, мало походившему на почтенного и преданного науке старца-ректора, из-за того, что он – ее любовник. Но по понятной причине, никто подтвердить слухи не мог. Как и опровергнуть.
Магистр Тиана Риваль вспоминала все это, сидя под столом в ректорском кабинете. Старший преподаватель кафедры целительства, преподаватель зельеварения и травоведения и сотрудник академического госпиталя, она пришла работать в университет незадолго до смены начальства и с тех пор регулярно-принудительно занималась перевоспитанием студентов, попавших под тяжелую лапу дракона.
– По задумке, именно они должны быть жертвами пенитенциарной системы, – со вздохом говорила она коллеге по несчастью, целительнице-эльфийке. – Так почему каждый раз я ощущаю себя так, будто ректор отправил на каторгу лично меня?
Кошки из проштрафившихся студиозусов получались на редкость бестолковые, к лотку и блохам не приученные, орущие под окнами ещё громче настоящих. К тому же любовь к пиву никуда не девалась, трансформируясь в любовь к валерьянке, поэтому кошаки делали набеги на оранжерею леди Тианы, а затем орали пьяными голосами. Волшебница расколдовывала их тайком раньше установленного срока и отправляла мыть пробирки и реторты, драить полы в лечебнице и выносить всякий неприятный мусор после перевязок и операций, то есть извлекала из невинных страдальцев хоть какую-то пользу. Вряд ли ректору понравилось бы её самоуправство.
Так что леди Тиана знала точно, попадись она сейчас – и, возможно, родовая защита не поможет. Проверять, может ли один дракон взломать защиту, поставленную другим, ей не хотелось – а то вдруг получится, и он в тварюшку какую ее превратит. А не получится – уволит и отправит к оркам в ссылку.
«Или просто сожрет», – уныло подумала леди Риваль, слушая легкие мужские шаги из своего укрытия.
Даже самые безбашенные студенты не осмелились бы влезть в самое опасное место Эринетты, в кабинет к ректору, – так как прекрасно знали, что драконы – территориальные существа и за проникновение на свою территорию могут и откусить какую-нибудь значительную часть тела. Мэтрис Тиана всеми частями тела дорожила, поэтому и сидела сейчас под ректорским столом, накрыв себя двойным пологом невидимости – от обычного и магического зрения.
И что дракону понадобилось в кабинете в четыре утра? Она была уверена, что не задела никаких защитных струн – амулет-взломщик, доставшийся наследнице опального герцогского рода, работал исправно, делая носителя невидимым для охранных систем любой сложности. Она только-только успела найти сейф, когда услышала, как едва слышно скрипнула дверь в приёмной.
Целительница еще понадеялась, что это какой-нибудь из местных призраков (а с ними можно договориться) – но охранные нити полыхнули золотом, как всегда бывает в присутствии хозяина, и она в страхе нырнула под стол. И только потом сообразила, что лучше бы за занавеску или за диван, потому что вряд ли дракон решит любоваться лунной ночью, а вот за стол он сядет обязательно.
Но было поздно – и она забилась в угол, хотя при ее росте занять мало места было нереально.
Дверь открылась. На миг шаги замерли, послышалось хмыканье, от которого она вздрогнула. Зажегся свет.
Неужто обнаружил?
Шаги приблизились… и остановились. Раздалось звяканье, звук льющейся жидкости – и леди Риваль осуждающе поджала губы, ибо единственным льющимся веществом в кабинете был орочий ковыльяк в хрустальном графине.
«Благородный лерд не употребляет алкоголь до обеда, – словно наяву услышала она наставление бабушки, – а вот благородной леди можно в утренний кофе две ложечки рома для блеска глаз. Или шесть – если с утра нужно укрепить нервы».
Мэтрис Тиана не отказалась бы сейчас от шести ложечек рома. Да и от шестидесяти шести, если уж быть совершенно честной, не отказалась бы.
– Так-так-так, – раздался глубокий драконий голос. – Что я вижу… Кто-то трогал мои картины?
Снова раздались шаги, шуршание – из-под стола магистр видела, как ректор поправляет картины. Светлые волосы его были небрежно собраны в хвост, походка была мягкой, – она про себя ее называла змеиной, – да и в целом ректор со спины, в обтягивающих брюках и светлой рубахе, выглядел очень внушительно. При взгляде на широкие плечи сразу вспоминалось, что он и без магии может выбросить нарушителя в окно. Когда захочет.
– Кто-то открывал мои книжные шкафы, – продолжал он словно бы даже с удовольствием.
У леди Тианы было ощущение, что дракон цитировал детскую сказку про Мегги и трех грифонов.
«Хорошо, что ковыльяк я не трогала», – подумала она, услышав, как снова наполняется стакан. От нервов у нее чесалось в носу. Был у нее такой странный симптом – когда она переживала, начинала звонко и неудержимо чихать.
Шаги, удалившиеся было в сторону полок, снова затихли рядом. Над головой целительницы стукнул по дереву столешницы стакан.
– Кто-то сидел в моем кресле, – добавил дракон и это самое кресло отодвинул, заглядывая под стол. Глаза у него были желтые, змеиные.
Тиана затаила дыхание, забыв даже про свербящий нос, – на ректорской шее среди множества кулонов, золотых медальонов и амулетов висел он! Артефакт ее семьи, подло украденный пять лет назад из сокровищницы нечистым на руку слугой и так нужный сейчас! Значит, он не в сейфе, как она понадеялась, а там, где она совершенно случайно увидела его после долгих тщетных поисков по всей столице, – на шее у ректора после его возвращения из экспедиции, несколько недель назад.
С тех пор приличная, скромная и тихая старая дева леди Риваль, которая с растениями разговаривала больше, чем с людьми, переквалифицировалась из целительницы в шпиона.
Амулет ей был очень нужен! И она, почти забросив работу в оранжерее, следила за начальником и строила планы того, как завладеть амулетом. Подкрасться сзади, стукнуть по голове и снять? Усыпить, подсыпав снотворное? Оно у Тианы было – но кто знает, как снадобья влияют на драконов? Дождаться, пока украшение дракону наскучит и он его снимет, – а там уже обыскать кабинет или пробраться в замок, который ему подарила королева. Или – тут леди Риваль краснела – соблазнить и снять со спящего?
Соблазнение она представляла смутно, в основном по любовным романам, которые тайно брала в библиотеке и прятала от бабушки. Один раз во время учебного совета она попыталась улыбнуться дракону и состроить глазки, на что жертва соблазна озабоченно спросил, не начинается ли у магистра приступ эпилепсии. Кажется, это было впервые, когда он ее заметил, – Ти все свободное время пропадала в госпитале и оранжерее, до экспедиции они с ректором пересекались-то с десяток раз. Миль-Авентис всегда кивал в ответ на приветствия, но смотрел словно сквозь нее. Так было и сейчас – ректор в своей манере пренебрегать окружающим, казалось, и не замечал того, что мэтрис Риваль постоянно путается у него под ногами, и слава Пряхе.
Она думала о том, чтобы подойти и просто попросить отдать семейную реликвию. Ведь, несмотря на текущее подстольное приключение, леди Риваль была скорее педанткой и занудой, чем авантюристкой, а нынешняя ситуация стала самой волнующей за ее более чем тридцатилетнюю жизнь. Но леди получила прекрасное образование и с детства перечитала почти все книги в семейной библиотеке – тогда, когда семье Риваль еще не пришлось продавать и книги, чтобы сводить концы с концами. Потому Тиана прекрасно знала, что драконы с попавшим им в руки золотом не расстаются никогда. А то, что ей было нужно от Миль-Авентиса, увы, было золотым.
И вчера ей наконец повезло. Утром ректор прилетел в академию с амулетом на шее, а когда он выходил вечером (она теперь каждый вечер подгадывала время и попадалась начальству навстречу), на груди у него она реликвию не разглядела. Тиана понадеялась, что Миль-Авентис наконец оставил артефакт в кабинете. Ибо драконы, бывало, остывали к новым игрушкам, это тоже все знали. Получается, ошиблась и он просто был спрятан под рубахой. Вот досада!
Дракон втянул носом воздух, нахмурился, щелкнул пальцами раз – амулет на запястье Тианы нагрелся, – щелкнул два, выбивая искры из воздуха, – амулет чуть зажужжал, но выстоял. Ректор вновь потянул носом воздух, недоуменно и удивленно нахмурился, и уже слегка раздраженно, с силой хлопнул ладонью о ладонь.
Стены загудели, посыпались на пол картины и разбитые стекла из книжных шкафов. Амулет на запястье раскалился так, что Тиана зашипела от боли – а вокруг нее вдруг полыхнуло. В глазах дракона блеснул хищный огонек – и тут же притух от узнавания.
– Магистр Риваль? – осведомился он так, будто не готов был сожрать ее тут же.
– Доброе утро, – светски сказала она и звучно расчихалась.