Завтрак я всё-таки приготовила. Как и обед, впрочем. Весь день старалась что-то делать, лишь бы не обращать внимания на Лесника.
А вот он не отказывал себе в удовольствии внимательно следить за каждым моим действием. Я ощущала это всем своим естеством и каждый раз останавливала себя, чтобы не начать грубить ему.
Вот одна моя часть почему-то была твёрдо убеждена, что он делает это всё специально, чтобы просто спровоцировать меня.
В голове роилась целая куча мыслей, которые не хотели становиться по своим местам. От переизбытка адреналина в крови после обеда начала просто раскалываться голова.
Тот, кто сталкивался с болью, от которой даже свет воспринимается как раздражитель, тот поймёт меня. И нет, мигрень мне так и не подтвердили ни разу за всё время, что я обращалась с этой болью в больницу. Но это не уменьшало её.
К вечеру я уже понимаю, что теряю концентрацию окончательно, и это начинает пугать. А как известно, страх не лучший советчик.
Прийти к чему-то определённому за день у меня не вышло. Мысли просто перемешивались в голове, не давая мне сконцентрироваться на чём-то конкретном. А самое обидное, что сейчас все они были одна другой страшнее.
И только воспоминания о семье не давали мне разрыдаться в голос.
Нужно постараться успокоиться. Нужно полежать и, желательно, чтобы в доме не было никого. Сейчас начинаю жалеть о тех своих мыслях, что крутились в голове, когда осталась одна в доме больше чем на сутки.
Не выдержав напряжения во всём теле, я заставила себя лечь на лежанку. Чтобы уменьшить боль в голове, просто закрыла глаза и постаралась выровнять дыхание.
И вот вроде у меня начало получаться, но открывшаяся входная дверь опять заставила меня напрячься. Только глаза уже не смогла открыть.
Да будь что будет.
– Ты слишком бледная, ― приглушённо проговорил Лесник очень близко.
Я опять пропустила, как он подошёл ко мне. Но, нужно отдать себе должное, даже не дёрнулась. Сейчас мне причинял боль даже его голос. А чтобы заговорить само́й…
– Что у тебя болит? ― И вот как тут выровнять дыхание, когда даже не дают спокойно полежать. ― Злость тебе сейчас не поможет, ― проговорил чуть тише Лесник, мне же так и хотелось сказать, что поможет. – Я могу тебе сделать укол, но лучше знать, что болит, чтобы точно уколоть то, что нужно.
– Заботливый, блин, ― еле размыкая губы, прошептала. И да, трусливо надеясь, что он не услышит, но…
– Я уже говорил тебе, что вся моя забота заключается в том, чтобы не слушать твои стоны боли по ночам, ― немного раздражённо ответил. Вот только то, что последовало после паузы, меня уже разозлило. – Не возбуждают меня такие стоны.
– Да как ты меня достал уже. – зарычала я, приподнимаясь с лежанки.
Заставив себя открыть глаза и проморгавшись пару секунд, чтобы привыкнуть опять к свету, устремила в этого неугомонного, непонимающего и… даже не знаю, как его ещё обозвать, идиота взгляд.
Смесь боли, злости и страха напрочь отрезала во мне инстинкт самосохранения. И так было всегда. Мои домочадцы знали такое моё состояние, поэтому меня не трогали. Сейчас же я просто не видела возможности замолчать. Предохранители перегорели. Все. А вот наглая ухмылка на лице Лесника дала понять, что он сейчас прекрасно видит моё состояние и догадывается, что произойдёт.
Его расслабленная поза показала, что он в приподнятом настроении. Откинувшись на спинку высокого стула спиной, широко расставив ноги в тёмных широких штанах цвета хаки, расставил руки в стороны и хрипло проговорил:
– Давай.
– Какая же ты скотина. Что ты прицепился ко мне с заботой? ― начала тихо, но обороты уже набирали разгон. – Я не хочу никого возбуждать. Ни в каких смыслах. Мне твоя забота не нужна. ― уже рычу. – Да, я благодарна за то, что ты вытащил меня из реки, но отблагодарить смогу, как только попаду домой. Больше предложить тебе нечего. Никаких поползновений в свою сторону я видеть не хочу. Я НЕНАВИЖУ, когда ко мне дотрагиваются чужие мужчины. Мне противно! ― на этих словах я уже реально рычала, потому что голос повысить не могла как следует – голова начала болеть от такого напряжения ещё сильнее. ― Я самая обычная женщина, которых миллионы. Никогда не страдала иллюзиями по поводу своей внешности, так что все твои намёки и прикосновения мне противны. Меня уже просто достало это напряжение. Я просто хочу вернуться к детям и мужу. И терпеть не могу бородатых мужиков. Меня. Всё. Заебало! ― выкрикнула последнее и только сейчас поняла, что стою уже возле стола, а не возле лежанки.
От крика в голову выстрелил новый приступ боли, и меня повело. Забыв о больной ноге, оперлась на неё, чтобы поймать равновесие, и получила новую порцию прошивающей боли. От всех своих действий начала заваливаться набок, уже даже не стараясь удержаться за что-то, лишь бы не упасть.
Огромные руки подхватили под голову, уберегая от столкновения с полом. Я знаю, кто меня опять спас, но открыть глаза уже не могу. Из них предательски бегут ручьи слёз, которые не дают должного облегчения. А так хочется его сейчас получить.
– Ты знаешь, мне абсолютно до пизды, нравится тебе, когда к тебе дотрагиваются чужие мужики, или нет, ― прогрохотал Лесник, как обычно, невозмутимо и поднял на руки.
– Я хочу тебя сейчас убить, ― прошептала, давясь комом в горле. ― Ты меня раздражаешь. А я не хочу раздражаться… не имею права.
– Мы на многое не имеем права, ― уже тише проговорил мужчина, а в следующий миг я почувствовала, как меня положили на лежанку обратно.
– Я не хочу превратиться в свою мать, ― продолжила сквозь тихое рыдание. ― Лучше тогда было сдохнуть, чем стать такой, как она. Я столько борюсь с этим… столько сил… в никуда, ― а в следующий миг почувствовала укол в плечо и тихое пояснение6
– Это, конечно, не снимет приступ, но поможет уменьшить боль и расширит сосуды. Тебе нужно было сказать, что ты страдаешь мигренью.
– У меня не мигрень, ― ответила уже бесцветным голосом, – Ни один врач не подтвердил этот диагноз за пятнадцать лет.
– Но болит-то голова, ― хмуро уточняет он не спрашивая.
– Ты врач? ― спросила, но ответа не получила. Повернув голову в сторону Лесника, я задала ещё один вопрос: – Военный? Ну, точнее, бывший военный? ― Он опять промолчал, но взгляд стал тяжелее. ― И что вас, товарищ… военный врач, заставило выбрать жизнь отшельника?
Он молчал. А я просто смотрела на него и начала понимать, что укол уже действует. Глаза стали тяжелее. В голове зашумело, и боль немного отошла. Но вместо облегчения начало накрывать чувство стыда и раскаяния.
– Я ненавижу себя за то, что согласилась на этот поход, ― прошептала спустя минут пять нашего обоюдного разглядывания. ― Мне хочется саму себя разорвать на мелкие кусочки за беспечность. Ведь даже сын меня отговаривал от этой поездки. Но я так устала жить в одном дне сурка, что решила: «А почему бы и нет». Я каждый день с момента своего пробуждения слушаю тишину за окнами, вдруг услышу вертолёт или собак, или, может, двигатели. Да хоть что-нибудь, что поможет понять, ищут ли меня. Но уже прошло больше месяца, а я всё ещё здесь. А ведь мне нужно было собрать детей в школу… ― мой всхлип потонул в моих ладонях, которыми я накрыла лицо, сил не осталось уже всё держать в себе.
Нет, я не рыдала взахлёб, но слёзы и всхлипы было уже не остановить. Развернувшись набок и постаравшись максимально поджать под себя ноги, насколько мне могли позволить травмы, уже готова была заскулить. Но старалась сдержать себя.
– Я знаю, что это такое ― ненавидеть себя, ― хрипло проговорил Лесник, укрывая одеялом сверху, и нотки боли были уж очень чётко слышны в его голосе. ― Но у тебя есть дети, и они живы. И даже если поиски прекратили, это не означает, что ты не сможешь вернуться к ним. Нужно только подождать.
Сквозь слёзы и рыдания я боялась упустить хоть слово из речи Лесника. И понимание того, что он всё-таки что-то узнал, в этот раз укоренилось во мне сильнее.
Я почувствовала, как он провёл по моей спине рукой, вроде и поглаживая, а вроде и поправляя одеяло. Но укол начал действовать, и мне уже становилось абсолютно всё равно.
Только когда я почувствовала, что он отходит от меня, прошептала:
– Ты что-то узнал, но вот почему-то не говоришь что.
Проваливаясь в сон, всё ещё чувствовала его рядом с собой. Его взгляд и лёгкие прикосновения, от которых по телу бегали табуны мурашек.
Хотя, может, это мне уже снилось…