Сложно поверить, что памятник хорошему настроению, установленный на бульваре Любы Новоселовой в Одинцово, и то, что я услышал много лет назад, – случайное совпадение. Наверное, все же существуют какие-то потусторонние силы, подтолкнувшие авторов к идее увековечить эту необычную историю. Произошла она так давно, что, к сожалению, правдивость ее подтвердить или опровергнуть уже некому.
В Одинцово, рядом с бывшим кирпичным заводом Якунчикова, в покосившемся, обветшалом бараке жил Василий Ипатов, мужик нелюдимый, малообщительный и пьющий. Именно за пьянку и прогулы его выгнали с работы, а жена, прикинув, что к чему, с воем и криками собрала нехитрые пожитки в холщовый мешок и, прихватив детей, сбежала к престарелой мамаше в далекую деревню. Василий погоревал с месячишко, крепко попил водочки и, чтобы не загреметь по статье за тунеядство, устроился дворником. Работа пусть и невесть какая, но ни начальства тебе, ни особого контроля, да и пятилетку досрочно выполнять не надо.
Была у Василия еще одна проблема: он не мог пить один. Стоило накатить грамм этак сто пятьдесят, и ему тут же требовался собеседник. И вроде ничего плохого в этом нет, если бы не одно «но». Любая беседа заканчивалась спором, переходящим в кровавую драку. И хотя по виду он был не очень силен, рука у Василия была тяжелая, да и духом он был могуч, так что исход любого побоища был определен до его начала. При этом он крушил посуду, ломал столы и скамейки. Похожая на милого поросенка, розовощекая буфетчица ближайшей рюмочной возненавидела его, и стоило Василию переступить порог, как она, превращаясь в разъяренного хряка, скидывала на ходу затасканный передник, истошно визжала и, выгоняя посетителей, закрывала заведение. И так день за днем, и вскоре не осталось у Василия ни друзей, ни приятелей.
В шесть утра радио разорвалось гимном. Василий не мог продрать глаза: опухшие красные веки отказывались подниматься. Слипшаяся глотка издавала натужное сипение забитой тряпкой валторны. Он повел носом. Меж привычного гнилостного душка не убранной со стола еды и немытой посуды явственно просачивался грязный запах кошатины. Василий с силой протер глаза руками и с удивлением уставился на рыжего кота, сидящего на столе.
– Это еще что такое? – пробормотал он. Затем достал из-под кровати бутылку «Жигулевского», открыл ее зубами, залпом выпил половину и поставил на стол.
Кот на секунду замер, крутанул мордой и продолжил терзать обглоданную тушку пожелтевшей соленой ставриды.
– Ты чего, тварь?! Без завтрака меня оставил?! – заорал Василий и бабахнул ладонью по столу.
Кот вздрогнул, ощетинился, прижал уши, зажмурился и со всего размаху ударил лапой по початой бутылке с пивом. Бутылка упала, и ароматная пенистая лужица, огибая стаканы и тарелки, с медленным шипением поползла по столу. Не обращая внимания на Василия, кот повернулся к нему задом, свернул куцый хвост полукольцом и начал быстро вылизывать разлитое пиво.
Василий открыл рот. «Так ты еще и алкаш! – подумал он. – Грязный, наглый алкаш!»
Напившись, кот прыгнул на кровать и, путаясь лапами в смятой простыне, добрался до подушки. Тут он широко зевнул, оголяя острые клыки, улегся и моментально заснул.
Василий трясущимися пальцами с наколкой «Вася» провел по клочковатой шерсти.
– Ладно, живи! Какая-никакая, а душевная тварь в доме. Величать тебя буду Тимохой. Но смотри у меня, гаденыш, еще раз пиво прольешь – убью! – пригрозил Василий и потряс перед носом кота кулаком.
Тимоха лениво открыл глаза, понюхал руку, чихнул и лег на спину, раскинув лапы. Василий махнул рукой, взял взъерошенную метлу и вышел из барака.
Вот уже пару недель как стояла солнечная погода, но это не мешало оголтелому ветру гонять по двору непоседливую пеструю листву. Василий силился собрать листья в кучу, но вихри играючи подхватывали их, кружили и вновь сбрасывали на землю.
– Да и черт с вами! – выругался дворник и зашел в гастроном.
Там он выгреб из кармана смятый трояк и горсть мелочи. Долго смотрел на витрину и соображал, как правильно распорядиться оставшимися до получки деньгами. Наконец решение было принято.
– Пару «Жигулевского» и литру водки, – сказал Василий продавщице. Достал скомканную авоську и вспомнил про кота. – Ну ты ж, тварь, тебя ведь кормить надо! Не было печали, купила баба порося! – чертыхнулся он и смачно плюнул на пол.
– Гражданин! – возмутилась продавщица. – Мы, между прочим, боремся за вымпел культурного учреждения. Ведите себя прилично!
– Ладно, ладно, – проворчал Василий, размазывая кирзовым ботинком плевок. – Ты это… Одну поллитровку забери и дай мне… – Его взгляд уперся в пучеглазого морского окуня. Окунь, густо обвалянный в муке и зажаренный до золотистой, а местами и подгоревшей корочки, выглядел довольно привлекательно. – И вот рыбки мне дай на остальные, чтобы без сдачи.
Кот ждал хозяина, усевшись на столе.
– Ну что, Тимоха, выпьем по чуть-чуть да закусим? – улыбнулся Василий. Тимоха довольно заурчал.
Василий отодвинул грязную посуду на край, поставил на стол бутылки и развернул рыбу. Отломив кусочек, он подвинул его коту. Тимоха с жадностью набросился на окуня.
– И пивка попей, – захохотал Василий и плеснул «Жигулевского» в блюдце. – А я водочки выпью.
Он наполнил рюмку до края. Тимоха поднял голову и принюхался. Глаза его округлились, а облезлый хвост угрожающе заколотил по столу.
– Э! Ты чего? – закричал Василий.
Тимоха, не сводя с Василия глаз, осторожно обошел блюдце и ударил лапой по рюмке. От удара рюмка опрокинулась, покатилась и свалилась со стола. Тимоха спрыгнул за ней, вцепился когтями в штанину Василия и вонзил зубы в ногу.
– Ах ты!.. – взвыл хозяин. – В моем же доме мне пить не даешь?! – Он отодрал от ноги орущего кота и вышвырнул его в открытую форточку. – Гады! – заорал при этом Василий непонятно кому. – Ну сейчас вы у меня получите! – Василий схватил бутылку водки, с жадностью отхлебнул из горлышка и выскочил на улицу.
Очнулся он в милиции. Скула ныла от боли. Василий огляделся, в камере он был один. Небольшое окно с выбитым стеклом стягивали толстые прутья решетки. Редкие мошки и мотыльки, залетевшие на огонек, кружили у матового светильника под высоким серым потолком. Густо-зеленые стены хотя и пахли свежей краской, но уже были изрядно процарапаны крылатыми изречениями арестантов.
«Жрать хочу! – подумал Василий. – Из-за этой твари целый день не ел. Надо же, гаденыш какой! Ладно, утро вечера мудренее». Он лег на нары, свернул ватник, сунул его под голову и заснул.
Разбудило Василия громкое мярганье. Он поднял голову и увидел торчащую в решетке рыжую морду Тимохи.
– Ты что, паскуда, решил меня и здесь достать? – возмутился он.