Он оставил дверь незапертой. Доминик вошел тихо, и хотя Луи знал, что тот приехал – увидел машину под окнами, – он все-таки вздрогнул, когда услышал:
– Ну что, младшенький братик? – Доминик подошел сзади к его стулу и положил руки Пеллерэну на плечи.
– Перестань! – дернул плечами Луи, – Ты не обманул – он был доволен этой запиской, велел, чтобы я привел тебя, но я ответил, что сам встречусь с тобой.
– Что ты вообще рассказал? – мальчишка разулся и босиком прошелся по комнате, рассматривая ее.
– Сказал, что, когда поймал тебя, выяснил, что ты работаешь у Цоллерна и предложил тебе сливать мне нужные сведения, сказал, что мне потребуются деньги, чтобы платить тебе. Сказал, что хочу помочь ему, потому что он глава семьи, и мы все от него зависим. И он согласился!
– Еще бы! Кто ж не любит, когда ему лижут.
– Сколько ты хочешь?
– Мне не нужны деньги. Оставляй их себе.
– Чего тогда ты хочешь?
– Иногда есть, или выпить, чаще всего – слушать музыку, курить, гулять и трахаться.
– Сколько ты обычно на это тратишь?
Доминик снял футболку и бросил ее на пол.
– Подожди, – Луи пытался казаться хладнокровным, он отошел в другой конец комнаты, – закончим… с деловой частью. Мы еще не договорились об оплате.
Мальчишка тем временем стянул с себя джинсы и стоял теперь голым.
– Смотри на меня, – голос его звучал сейчас по-другому, он лился из стен и потолка – юный и сильный. Лицо его казалось темным пятном, на котором горели черные зрачки. Он медленно развел руки в стороны, завел их за голову. Снова заговорил, и набегавшая волнами его речь завораживала, как его открытое, освобожденное от всего лишнего тело. – У меня есть голова, руки, ноги, грудь, живот, спина, задница и член, но у меня нет органа, потребляющего деньги! Ты можешь сказать мне, мол, купи себе любую радость для тела или души. И я скажу тебе: любая купленная радость это блуд, это разврат, а разврат это гниение души. Но есть то, чему обрадуется все мое существо, – это любовь, и все устройство человека предполагает, что его главная пища – любовь. И если ты любишь меня, ты накормишь меня и избавишь от жажды, ты будешь веселиться вместе со мной, наслаждаться свободой и счастьем, ты дашь мне тепло, и свет, и тьму. И если я люблю тебя, я сделаю все, о чем ты попросишь, и умру за тебя, улыбаясь.
Луи сделал несколько шагов вперед и опустился перед ним на колени.
__________
Звонок не работал. Роланд стукнул в дверь и тут же отдернул руку – казалось, со следующим его ударом дверь совсем провалится внутрь, такой ветхой она была. Он постучал по косяку. Где-то внутри раздался рыдающий голос, требовательно повторявший: «Вико! Вико!» Цоллерн-старший проверил номер квартиры, записанный в книжке. Квартира и дом совпадают. Он подождал еще немного, прислушиваясь и готовясь откликнуться на вопрос хозяина – кто пришел. Но внезапно дверь отворилась, при этом движении послышались звуки похожие на шелестение бумаги, и Роланд увидел в темном коридоре невысокого сутулого человека. Это был Морель.
– Добрый день, мьсе Морель, – Роланд смотрел на потертые брюки и обвислую кофту хозяина с тем чувством неловкости, какое испытываешь при виде брошенных на произвол судьбы людей, не умеющих устроиться достойно. – Спасибо, что нашли время для меня. Может быть, нам отправится куда-нибудь пообедать? Если вы не против.
– Здравствуйте, Роланд, – негромко откликнулся хозяин. – Я не любитель городской суеты. Студенты, туристы, дети… я отвык от этого… это будет мешать. Проходите, мы отлично поговорим и здесь.
– Хорошо, мсье Морель, – Роланд прошел в узкий коридор. С вешалки, прибитой к стене, свисало столько одежды, что ему пришлось, проходя, развернуться боком, и все равно старые куртки, болоньевые плащи, кофты, целлофановые дождевики и засаленные пальто проехались своими полами по его поджатому животу.
Пол был сальным, Роланд чувствовал легкое прилипание подошв и слышал иногда тихий хруст песка. Комната, казалось, с трудом держит форму – настолько она была забита вещами, даже не вещами, а какой-то шелухой бытия – пакетами от продуктов, коробочками из картона и пластика, плетенками от ягод и фруктов, сеточками, банками, бутылками, салфетками и газетами. На всем, что попадалось Роланду на глаза, пылью лежала тень душевной болезни, у него зачесалось все внутри, и хотя он понимал, что это только его восприятие, не мог отделаться от ощущения копошащейся под этими завалами жизни. Клопы, тараканы, муравьи или мухи, моль, пауки и мыши мерещились ему в каждой щели.
Комната была не маленькая, но свободного места в ней не было. Только узкий проход шагом шахматного коня вел к другой двери. Виктор открыл ее и пригласил Роланда войти. Стараясь ничего не задеть, Цоллерн-старший пробрался через комнату, слыша за собой такое же странное шелестение, вызываемое, очевидно, сквозняком, и ожидая увидеть в следующей комнате что-нибудь подобное, или и того хуже. Но каморка, куда они вошли, была почти пустой, выхолощенной, бесстрастной. Келья, где, видимо, обитал сам Морель, узкая, с единственным окном, выкрашенная в синий, была противоположностью большой комнате. Тут были лишь стол, шкаф и кровать.
– Прошу! – Морель указал Роланду на стул у стола, а сам сел на кровать.
– Благодарю, – Роланд пытался разобраться во впечатлениях, потянуть время, решая, с чего начать, и стоит ли вообще начинать.
– В моем доме теперь живет семья моей дочери, – сказал хозяин, казалось бы совершенно некстати, – а я переехал к сестре…
«Голос за дверью был женским» – вспомнил Роланд.
– Она осталась одна. Что-то в ней сломалось, когда ее сын умер в колонии, да еще у нее начала сохнуть рука… Но она боится врачей, боится, что ее увезут из дома…
– Я могу чем-то помочь вам с сестрой? – «Каково ему жить здесь, с полусумасшедшей женщиной?»
– Чем поможешь? Ее прежнюю не вернуть – жизнь с ней сурово обошлась, с бедняжкой. А мне – что мне нужно? Чтобы дочь была счастлива, внучки ни в чем не нуждались – тут все в порядке, спасибо… Давайте перейдем к цели вашего приезда.
– Да, конечно. Я хотел спросить вас о мече. – Роланд вытащил фотографии и протянул Морелю.
– Значит, Бернар не смог вернуть меч обратно, – покивал Виктор.
– Бернар позвонил вам, когда нашел его?
– Да.
– И он хотел посоветоваться с вами о том, что с ним делать, так?
– Не совсем. Бернар уже принял решение. Будь это клад попроще – проблем бы не было: он стал бы его единственным законным обладателем, но могила, найденная им, и тем более меч явно претендовали на историческую ценность, а такие находки должны оставаться во владении государства в течении пяти лет до выяснения всех обстоятельств и установления хозяина клада. Потом, возможно, Бернар получил бы значительную сумму, но он не хотел ждать.
– Почему?
– Тогда он был на грани разорения. Я мало об этом знаю, я не бухгалтер и не экономист, ваш отец упомянул только, что по совету какого-то своего знакомого вложил много денег в якобы прибыльные акции, но этот человек обманул его.
– А что это был за знакомый?
– Я не знаю, Роланд. Я стараюсь не интересоваться вещами, которые мне знать не обязательно. Моя деятельность в основном протекала в определенной сфере…
– Как-то отец назвал вас «консультантом по темным вопросам»…
Морель улыбнулся своему прошлому, как улыбаются человеку, которого часто встречают на улице, но не знают лично.
– Темным… Я начинал как адвокат. Иногда моих клиентов интересовали способы обойти закон, они готовы были платить за то, чтобы точно знать, что им грозит в случае, если они поступят, как хотят, а не как положено. Взвесить риски – очень важно для тех, кто играет по-крупному. Естественно, такие люди – смелые, готовые рискнуть, честные по отношению к себе, понимающие, что переступают определенные границы, что за это, возможно, придется расплачиваться, – привлекали меня, я стал работать в основном с подобными делами, предоставлял возможность оценить все возможные последствия незаконных действий, постепенно накопилось много связей в разных сферах, это улучшило мои дела. Мы с женой ни в чем не нуждались, купили дом, как могли баловали дочку, но к шикарной жизни нас не тянуло – и я, и Сесиль из простых семей. При этом сам я закона не нарушал – только юридическая консультация, только телефон какого-нибудь моего знакомого, а уж чем он там занимается – разве это мое дело?
– Значит, вопрос был именно в этом – что грозит отцу за сокрытие клада?
– В этом, и в том, к кому обратиться, чтобы выяснить стоимость меча и продать его.
– И вы помогли ему найти покупателя?
– Сначала нужно было оценить находку. Человек, способный хоть приблизительно это сделать, был среди моих знакомых, он жил в Байё.
– Отец ездил к нему?
– Да.
– И какова оказалась стоимость меча?
– Зачем мне знать, Роланд? Стоимость интересовала Бернара. Лишним сведениям я никогда не позволял себя облеплять – это мой принцип.
– Вы можете дать мне его адрес и телефон, мсье Морель?
– Да, пожалуйста, запишите. Я давно не общался с ним, поэтому проверить, как он поживает, вам придется самому.
Морель поднялся и подошел к столу, раскрыл большую адресную книгу, исписанную мелким аккуратным почерком, показал нужную строку. Роланд переписал ее.
– А адрес покупателя я могу узнать?
– Здесь у меня его нет.
– Но, может быть, фамилию, имя?
– Я не держу здесь свои архивы. Все, что касается дел, которыми я когда-либо занимался, хранится в ячейках, мне потребуется время, чтобы найти бумаги, касающиеся Бернара.
– Хорошо, я могу позвонить, когда вы будете готовы ответить?
– Лучше приезжайте, я не люблю говорить по телефону о вещах, которые могут иметь значение, и другим не советую.
– Хорошо. Спасибо, мсье Морель. А вы помните какие-то подробности той вашей поездки к отцу?
– Очень смутно, Роланд. Единственное, что я помню хорошо, – мне очень не понравился вид покойного.
– С чем это связано?
– Не знаю, как он сейчас выглядит, но тогда он был как живой, или как только что умерший человек, а ведь он пролежал в земле несколько веков. Когда Бернар взял в руки меч, его почему-то сильно качнуло в сторону, он взмахнул правой рукой и меч просвистел прямо у меня перед носом, еще немного, и Бернар счистил бы кожуру с моей картофелины, – усмехнулся старик. – Он выронил меч, потом принес тряпку, завернул его и забрал в дом. Положил в сейф. Мы немного посидели с ним, обсуждая возможные для него последствия.
– И какие же последствия?
– До пяти лет тюрьмы и утрата вознаграждения, разумеется. Я редко высказываю свое мнение, но Бернар был симпатичен мне, и я позволил себе дать ему совет – вернуть меч в могилу, оставить все как есть.
– Почему?
– Трудно объяснить, Роланд, было во всем этом что-то очень странное. Но Бернару срочно нужны были деньги, и моим советом он не мог воспользоваться. Мне потребовалось какое-то время, чтобы найти потенциального покупателя.
– Отец продал его, но потом хотел вернуть? Вы упомянули об этом в самом начале беседы.
– Да. Слишком дорого ему дались те деньги, что он выручил за меч.
– Что произошло?
– Через некоторое время он позвонил мне. Сказал, что я, наверное, был прав – не нужно было трогать меч. Он узнал о том, что с мечом связано проклятие, рассказал красочную историю о том, что, будучи вытащен из земли, меч просит крови, в которой привык купаться, он притягивает смерть, жаждет войны. И война началась.
Морель вздохнул. Роланд видел, что он утомлен разговором и опечален воспоминаниями. Он вовсе не был бесстрастным. Почему-то он напоминал сейчас усталого ангела, который искренне переживает за своих подопечных, но выполняет их пусть и безрассудные просьбы.
– Я утомил вас, мсье Морель, и хотя мы остановились на очень интересном месте, я готов сейчас оставить вас отдыхать и приехать в другой раз.
– Я стал быстро уставать, – согласился старик, – но давайте все-таки закончим. Вскоре погиб очень дорогой для Бернара человек.
– Взгляните, – Роланд вытащил фотографии незнакомки, – не о ней идет речь?
– Я не знаю, Роланд, в личную жизнь Бернара я нос не совал, да и ни в чью другую тоже.
– Извините, что перебил…
– Затем случилась какая-то неприятность с одним из его сыновей – о вас ли речь, или о вашем брате, я не знаю, – потом с другим. Усилилось противостояние между Бернаром и каким-то влиятельным человеком в вашем городе, в общем, удары посыпались на него один за одним. Ну и последний – история с вашей матерью, так он считал. Во всем винил себя.
– Спасибо, мсье Морель, я буду ждать вашего звонка и приеду, когда вы разыщете все нужные бумаги. Может быть, вы припомните еще что-то. Какой порядок расчетов для вас удобней?
– Переведете на счет дочери, я напишу его, а вот какая будет сумма – зависит от того, что я найду в своем архиве.
– Договорились, я буду ждать. – Роланд поднялся, открыл дверь, Виктор вышел вслед за ним.
В большой комнате была женщина – худая, невысокого роста, с сильно выпученными, часто моргающими глазами в окружении зеленовато-серых теней. Волосы, когда-то черные, теперь пестрели сильной проседью, они были распущены, но свалялись вместе словно чулок, и странный вид этого волосяного кокона снова вызвал у Роланда мысли о кишащих повсюду невидимых обитателях.
Он поздоровался радушно и учтиво. Но в ответ услышал лишь какой-то невнятный возглас.
– Вико, Вико, кто этот мужчина? Зачем ты привел его? – те же испуганные рыдания, какие он слышал с лестницы, взгляд, полный суеверного ужаса. – Мне страшно, он страшный!
– Извините, что напугал вас… Здесь довольно темно…
– До свидания, Роланд, – сказал Морель, ласково обнимая сестру. – Прикройте дверь, я запру ее позже.
Снова протиснувшись через коридор, загроможденный кипой одежды, Цоллерн-старший наконец оказался на лестнице. Из-за двери он слышал ее причитания:
– Он хочет забрать меня с собой в яму, в яму, Вико!
___________
– Как удивительно бывает ощущать авторитет людей, на вид совсем простых, скромных, тихих… – Роланд налил себе и брату вина.
Артур развалился на диване, приготовившись к тому, что рассказ Роланда о поездке будет долгим. Он изо всех сил слушал о странной квартире и ее обитателях, о мече и его проклятье, но уже не понимал, во сне это или наяву. На словах брата о том, что по телефону человек, живущий в Байё, не откликается, и что он отправится к нему в выходные, Артур встрепенулся.
– И когда ты вернешься?
– В воскресенье после обеда, малыш. Туда ехать часов восемь, я там переночую, погуляю и вернусь. А ты отсыпайся… И не шали!
– Обязательно! – с преувеличенной серьезностью кивнул Артур.