Джоэль Леви нетерпеливо похлопала по рулю. Машины, ехавшие по Брикстон-роуд в южном направлении, двигались не быстрее пешеходов. А может, и медленнее. Так продолжалось последние пятнадцать минут пути.
«Наверное, люди гадают, что вызвало пробку», – подумала Леви, глядя на ползущие впереди машины.
Они, может, и гадали, но она-то знала наверняка.
Находившееся где-то впереди, пока еще вне зоны видимости, полицейское заграждение делало то же, что и всегда, – вынуждало людей замедлиться. Чтобы посмотреть, что происходит. Естественная человеческая реакция. Пробка была лишь побочным эффектом.
Место, куда направлялась Леви, находилось недалеко, прямо на пересечении Брикстон-роуд и Электрик-авеню. Не более чем в полукилометре от нее. На преодоление этого расстояния ушло еще десять минут. Гораздо дольше, чем требовалось обычно, несмотря на то что движение в Брикстоне всегда было медленным.
Наконец Леви повернула налево, на Электрик-авеню, за полицейский кордон. Ей не пришлось даже показывать удостоверение, чтобы ленту, преграждающую дорогу, подняли: ближайший полицейский сразу узнал ее. Едва оказавшись по ту сторону ленты, она припарковалась у обочины, вышла из машины и осмотрелась.
Электрик-авеню, названная так потому, что на ней впервые в Лондоне появились электрические фонари, была торговой улицей с магазинами и рынком. Мелкие магазинчики располагались на первом этаже одинаковых трехэтажных домов, объединенных общей стеной. Эти дома тянулись по обеим сторонам длинной извилистой улицы. Отсутствие каких бы то ни было зазоров между домами было необычным: казалось, вся улица состоит из двух монолитных блоков.
В любой другой день к постоянным магазинам добавились бы рыночные палатки, бегущие по всей длине улицы. Но сегодня их было не видно. Электрик-авеню была перекрыта, ее торговцы стали еще одной жертвой преступления, которое привело сюда Леви.
– Они в том здании, мэм.
Ее размышления прервал голос полицейского, чьего имени Леви не помнила. Словно по щелчку переключателя ее внимание сосредоточилось на деле.
– Когда установили заграждение? – спросила она, мысленно отмечая номер дома, на который указал полицейский. В этом не было необходимости. Все остальные дома на улице были закрыты.
– Примерно два часа назад, мэм. Вскоре после того, как обнаружили тела.
– И во сколько это было? В 7 утра? В 7:30?
– Примерно так, мэм, да.
– Значит, рынок уже открылся? – Леви показала на опустевшую дорогу.
– Да, мэм. Мы попросили продавцов убрать палатки, чтобы установить заграждение.
– Что насчет жертв? Когда предположительно они были убиты? Сегодня утром или вчера вечером?
– Точно вчера вечером, мэм. Здесь никаких сомнений.
Мгновение Леви размышляла над ответом, глядя на длинную пустую улицу.
– Сократите площадь перекрытой территории, – наконец сказала она. – Установите заграждение в радиусе двадцати метров от входа в здание.
– Мэм? – В голосе полицейского послышалось замешательство. – Но ведь криминалисты еще не осмотрели улицу.
– И не будут осматривать. – Леви не обязана была объясняться, но не видела ничего плохого в том, чтобы просветить коллегу, который однажды, возможно, сам станет инспектором. – Это одна из самых оживленных улиц в районе, и ее перекрыли только утром, спустя десять часов после преступления, когда рынок уже открылся. Если на ней и оставались какие-то улики, то они давно пропали. Их затоптали за ночь и утро. Все, чего мы добьемся, перекрыв улицу, – это навредим местной торговле. Людям, которые могли бы рассказать нам все, что видели и слышали.
Полицейский кивнул, показывая, что понимает.
– Двадцать метров, мэм. Будет сделано.
– Спасибо.
Полицейский отправился исполнять поручение. Леви окликнула его:
– И позаботьтесь, чтобы владельцы магазинов и палаток за пределами ограждения знали, что могут открыться.
Леви повернулась к открытой двери. На первом этаже здания располагался современный ломбард. Из тех, что принимают электронику и другие ценные предметы, не ожидая снова увидеть их владельца. Нисколько не сомневаясь, что имущество было украдено.
«Заведение, где происходит оборот наличности, – подумала Леви. – Полезное место для преступной группировки».
Сама дверь была ничем не примечательна, если не обращать внимания на снующих через нее полицейских. Когда она приблизилась, они остановились. Несколько из них посторонились, чтобы дать ей пройти.
Леви вошла внутрь и стала подниматься по лестнице. Подъем был быстрым. Всего один пролет. На лестничную площадку выходили две двери, затем начинался следующий подъем.
Одна из дверей вела в туалет. Вторая была широко открыта, и обстановка находившегося за ней кабинета шла вразрез как с внешним, так и с внутренним обликом здания. Леви шагнула туда.
Темный интерьер комнаты резко контрастировал с потрескавшимися белыми стенами лестничной площадки. Даже внутренняя сторона двери отличалась от наружной: снаружи дверь была побелена и казалась неприметной, изнутри – тщательно отполирована, с сияющей бронзовой ручкой. Кто-то постарался замаскировать комнату снаружи и в то же время потратил кучу денег, чтобы изнутри она производила совершенно иное впечатление.
Четыре жертвы.
Леви отметила четыре простыни, аккуратно расстеленные на полу кабинета. Под каждой лежало тело. Если бы дело происходило в сериале, тел и простыней уже не было бы. Их бы заменили на очерченные мелом или желтой лентой силуэты. Такова типичная черта полицейских сериалов, авторы которых плохо изучили вопрос. В реальности передвинуть жертву с риском уничтожить улики можно только ради спасения жизни. Но раз жертва уже умерла, спешить некуда. В этом случае приоритетом считается ничего не потревожить на месте преступления, поэтому тела остались на своих местах.
«Этим ребятам уже никто, кроме бога, не поможет», – подумала Леви.
Комната была просторной, почти во весь этаж. На противоположной от двери стороне стоял внушительный стол красного дерева в комплекте с кожаным креслом с высокой спинкой. И стол, и кресло были больше остальной мебели в комнате. Недвусмысленный намек на значительность владельца стола.
Картины на стене выглядели дорого. Леви не разбиралась в живописи – на это у нее не хватало времени, – но ей доводилось видеть признанные произведения искусства, и в них всегда было нечто особенное. Леви видела это особенное и сейчас: в картинах, мебели, расставленных по комнате бронзовых статуэтках.
Все это она рассмотрела за несколько секунд, после чего ее взгляд наконец упал на Стивена Хейла, стоящего в дальнем конце комнаты.
– Я смотрю, ты сегодня приоделся, Стив, – окликнула его Леви.
На этот раз Хейл был в костюме с галстуком, а не в белом комбинезоне, как в спальне Лонгмана. Это выделяло его среди остальных: все в комнате, кроме Леви, были одеты в белую форму криминалистов.
Услышав свое имя, Хейл повернулся и увидел Леви.
– Пробки, мэм? – спросил он, подходя.
«Снова на работе, снова формальности», – подумала Леви, не в первый раз замечая, что в костюме и тяжелых ботинках Хейл выглядит как типичнейший полицейский. Высокий, мощного телосложения, возможно, чуть-чуть потерявший форму. Но все еще внушительный, с отпечатком жизни, полной жестокости, на лице.
– Кошмарные, – ответила Леви. – Что нам известно?
– Чуть больше, чем час назад, когда я вам позвонил, – ответил Хейл. – Мы немножко поболтали с владельцем ломбарда, когда он пришел открывать свое заведение. Поразительно, насколько откровенными они становятся, чтобы избежать обыска.
– Как то, что он тебе рассказал, помогло ему избежать обыска?
– А оно и не помогло, – улыбнувшись, ответил Хейл. – Но он же этого не знает, правда?
Леви кивнула. Она привыкла, что Хейл получает удовольствие от скользкой стороны их профессии. Ей самой совсем не нравился этот аспект их работы – после шести лет в Шин-Бете Леви была сыта по горло обманом, – но иногда он бывал необходим. И когда наступал такой случай, она была благодарна Хейлу за энтузиазм.
– Так что он тебе рассказал? – спросила Леви.
Хейл указал на прикрытое простыней крупное тело, лежавшее ближе всего к двери.
– Ну для начала у нас тут не кто иной, как Леон Феррис. Вам ведь знакомо это имя?
– Черт. – Ее реакция была ясным ответом на вопрос. – Да. Я знаю, кто это.
– Причина смерти уже установлена, – продолжил Хейл. – Одно-единственное ножевое ранение, нанесенное под подбородок. Нож до сих пор у него в мозгу.
– Под подбородок?
– Да, мэм. Под нижнюю челюсть. Единственное место в черепе, кроме глаз, куда можно вонзить нож, минуя кость.
– Кто-то проделал такое с Леоном Феррисом? – Это расходилось со всем, что Леви знала о криминальном бароне. Феррис был чудовищем. Настолько жестоким и безжалостным, какие только бывают.
«Как кому-то вообще удалось подобраться к нему достаточно близко, чтобы убить таким способом?»
– Они с убийцей должны были стоять лицом к лицу, правильно? – спросила Леви, заглушая свое неверие.
– По словам Дэвида, да. Скорее всего.
Хейл мог иметь в виду только Дэвида Кристи, патологоанатома, работавшего с командой Леви. Насколько она поняла, он был здесь и уже ушел.
Хейл продолжил:
– Иначе нож никак не мог проникнуть под таким углом.
– Черт, – повторила Леви. Отвернулась от первой простыни. Та уже предвещала проблемы. Может, с остальными проще будет разобраться. – Кто тут еще?
– Этого паренька мы не знаем, – ответил Хейл, поворачиваясь к простыне, лежавшей ближе всего к Феррису. – Кто-то из его ребят, если верить владельцу ломбарда. Он не знает, как его звали. А вот остальные нам точно известны.
– Кто они?
Хейл указал на следующую простыню, и Леви вдруг увидела, что эти три тела составляют почти ровную линию.
– Здесь Харви Эллис, – сказал он, после чего повернулся к четвертой простыне, лежащей дальше от остальных. На другой стороне комнаты. – А там Кевин Теннант.
Леви ответила не сразу. Убийство Леона Ферриса – то, как он встретил свой конец, – беспокоило ее. Но и тех двоих она тоже знала. Оба были жестокими, опасными людьми. Мысль о том, что их всех могли прикончить одновременно, да к тому же на собственной территории, звучала нелепо.
Однако вот же лежали их трупы.
– Просто бред какой-то.
– В каком смысле, мэм?
– Одно дело убить в драке Леона Ферриса. Не то чтобы, конечно, я знала многих, кто на такое способен. Но и Теннанта с Эллисом тоже? Все трое суровые мужики с серьезными репутациями. Кто, черт возьми, мог это сделать?
– Сложно сказать. Еще рано делать…
– Я не спрашивала ответа, Стив. Даже СМИ не ожидают результатов так скоро. – Леви продолжила обходить кабинет, отмечая малейшие детали. – Пока Феррис сидел в тюрьме, его делами заправлял Эллис, правильно?
– Правильно.
– Что, в принципе, ничего не меняло. Так когда Феррис вышел?
– Вчера.
– Шутишь? – ошарашенно переспросила Леви. – То есть их замочили, когда с освобождения Ферриса не прошло и суток?
– Скорее двенадцать часов, если верить Дэвиду. Он определил, что смерть наступила не позднее десяти вечера.
Леви тяжело выдохнула. Этого ей сейчас не нужно. Учитывая, что они только начали расследовать убийство Лонгмана, время крайне неподходящее.
– Есть предположения, сколько понадобилось человек, чтобы убить всех четверых?
– Мы думаем, один или два.
Леви резко взглянула на него. Даже четверо против четверых казалось невероятным, учитывая личности жертв.
– Продолжай. – Она не стала пытаться скрыть скептицизм.
– Слушайте, я понимаю, как это звучит, – начал Хейл. – Но все на это указывает. Посмотрите на комнату. Почти все на своих местах. Если бы здесь было трое, четверо или даже пятеро нападавших, после них непременно остался бы беспорядок. К тому же тела лежат слишком близко, а значит, убийцы бы друг другу только мешали. И потом, несколько человек не смогли бы проникнуть в комнату незаметно. Их было бы слышно еще за дверью, это дало бы жертвам время среагировать. Однако на первых трех телах нет следов того, что они защищались, следовательно, их застали врасплох.
– Я понимаю ход твоих мыслей, – уступила Леви. – Мы знаем, как они все умерли?
– Неизвестному пареньку перерезали горло. Эллиса убили одним ударом в сердце. Дэвид не нашел больше никаких повреждений. И, исходя из положения тел, получается, что Эллиса, Ферриса и неизвестного убил один человек. Эллис лежит всего в шаге от неизвестного, поэтому опять же второй убийца только путался бы под ногами.
– То есть наша версия: один человек убил всех троих, по сути, одним плавно переходящим движением?
– Получается так.
– А что с Теннантом? – Леви махнула рукой через комнату. – Он лежит в стороне от остальных, значит ли это, что с ним расправился второй убийца?
– Пока неясно, мэм. Возможно. Или тот же самый.
– Причина смерти?
– Он был убит вон той статуэткой. – Хейл показал на большую бронзовую фигурку на полу возле тела, прикрытую останками убитого ею человека. Единственная деталь, которую Леви не заметила. – Ему проломили ею голову. Как минимум три удара.
Леви задумчиво посмотрела на Теннанта. Если отрешиться от того, кем были жертвы, то версия казалась логичной.
– Если ты прав, похоже, у нас здесь поработал профессионал, – наконец заключила Леви. – Это не бандитские разборки. Слишком уж чисто.
– Потому-то нас и вызвали, мэм. Парни из «Трезубца» думают то же самое. Они считают, конкурирующая банда наняла киллера. Такие ситуации не их профиль, поэтому начальство решило привлечь нас.
– Чтобы мы работали вместе с «Трезубцем»? Или вместо них?
Леви страшилась ответа. Оперативная группа «Трезубец» была особым подразделением полиции Лондона, занимающаяся исключительно борьбой с организованной преступностью. И, насколько Леви было известно по опыту общения с ними, их методы отличались от методов ее группы по расследованию особо важных преступлений, как небо от земли.
– Работали вместе, – ответил Хейл почти извиняющимся тоном.
Леви глубоко вздохнула и покачала головой. Убийство Филиппа Лонгмана уже вызывало у нее головную боль. А теперь еще это.
Два самых необычных убийства менее чем за сутки. Да еще осложнение в виде работы с «Трезубцем».
Впервые за все время службы в полиции Леви забеспокоилась. Возможно, на этот раз на ее долю выпало больше, чем то, с чем она в состоянии справиться.