Маша
Едва плотник уходит, задраив наглухо два больших окна, и приколотив огромный замок на дверь, как я падаю на кровать и горько плачу, услышав шум закрывающегося окна.
– Мама! Зачем ты так жестоко поступила со мной? – спрашиваю у пустоты, и не получаю ответа.
Телефон у меня забрали, и я не могу позвонить даже матери.
Снова и снова вспоминаю тот день, когда я была так рада, что лечу в Россию, где увижу родного отца.
Омрачало мою радость одно – его болезнь. И я ругала себя за то, что даже не спросила, чем он болен и сколько ему еще осталось.
Два дня назад
Рейс из Мадрида приземлился в аэропорту Шереметьево в пять утра. С ужасом взглянув на свое заспанное лицо, я как полагается попыталась его оживить – плеснула ледяной воды, пощипала щеки, похлопала глазами.
У транспортера проторчала битых полчаса ругая всех туристов разом.
Не сидится людям дома. Обязательно нужно достопримечательности столицы России посмотреть.
С огромным пузатым чемоданом и сумкой наперевес я вышла в зону, где встречают прилетевших и сразу увидела табличку:
«Мария Маркина»
Маркина— фамилия моей матери, которую я ношу с рождения. Фамилию отца не знаю. Звучит глупо. Понимаю. Девушке девятнадцать, а она не знает своих корней.
Кроме таблички, высоко поднятой и загораживающей лицо встречающего, ничего не вижу. Ну еще мощную грудь, облаченную в темную футболку.
Поверх футболки на мужчине черная кожаная куртка.
– Привет! – подхожу к встречающему и говорю с радостью в голосе. Несмотря на плачевную ситуацию, из-за которой я была вынуждена приехать сюда, я действительно счастлива. Увижу страну, город, познакомлюсь с новыми людьми. Будет о чем рассказать друзьям, когда вернусь.
– Мария? – мужчина медленно опустил магнитную доску, на которой начертано мое имя и уставился на меня с интересом.
– Да. Мария Маркина, – подтвердила и закрепила слова улыбкой. Самой обворожительной.
Это я умею. С четырнадцати лет занималась моделлингом. Только недавно завязала, потому что решила, что это не моё!
– Неожиданно!
Встречающий мужчина посмотрел на меня так, что меня бросило в дрожь. А в груди возникло странное чувство, названия которому я не сумела дать.
Всё что я понимала – мужчина взрослый, ему больше двадцати пяти, но меньше тридцати. Он высокий, широкоплечий, самоуверенный. Лицо у него красивое. Очень. Лощеное, загорелое немного. Заметно, что только что вернулся с моря.
Глаза серые, теплые. Большие и выразительные.
Аккуратно подстриженная щетина обрамила щеки с красивой линией скул и аристократический подбородок.
Конечно же, всё это у меня в голове промелькнуло одной фразой.
Надо же! Какие крутые парни работают у моего отца!
А еще я пожалела о том, что мое сердечко уже занято, а мужчина слишком стар для меня.
Но я стояла и смотрела в его глаза, не в силах оторвать взгляда.
– Вы не сказали, что именно «неожиданно»?
– Не думал, что у Угрюмого может быть такая дочь…
Спрашивать о том, что значит «такая» я не стала, потому что собеседник всучил мне в руки табличку с моим именем, а у меня забрал чемодан и сумку.
– Отец будет волноваться. Поехали!
Высокая широкоплечая фигура, облаченная в черные джинсы и кожаную куртку топала к выходу, я семенила за ней.
– Седой, – кинул через плечо незнакомец, – моя кличка Седой.
Я снова не стала спрашивать, почему взрослый человек называет себя не нормальным именем, и откуда у него эта кличка.
Маша
На парковке Седой направляется к черному джипу.
Пока мужчина загружает мои вещи в багажник, стараюсь ни о чем не думать, а лелеять то слабенькое чувство родины, появившееся в груди. Что-то сродни трепету охватило меня. И я пыталась понять эту разницу между тем, как я ощущаю себя в Испании, и как здесь, в далекой непонятной мне Москве.
– Всё нормально?
– Что? – отвечаю невпопад.
– Ты какая-то странная, – мужчина открывает переднюю пассажирскую дверь, и приглашает меня сесть.
Удивленно смотрю на высокие ступеньки, думаю, как это будет выглядеть, когда я начну взбираться и расставлять ноги. Ведь на мне коротенькая юбочка.
Содрогаюсь от одной мысли, что глаза этого чужака будут «касаться» моих бедер.
Странные мысли преследуют в те самые минуты, что я делаю попытки залезть во внедорожник.
– Маша, тебе помочь? – слышу позади себя.
Не реагирую, продолжаю попытки.
– Помочь? – голос более настойчивый.
Сердце бьется на сверхзвуковой скорости, когда мощные руки мужчины берут меня и подкидывают вверх так, что я по инерции падаю ровно на сидение. Чуть не бьюсь головой об дверцу, но вовремя наклоняюсь.
– Реакция есть, дети будут! – ухмыляется помощник отца, и громко хлопает дверцей, закрывая ее.
Какие дети? Мне девятнадцать. До этого дня я считала, что сама еще ребенок.
По крайней мере, моя мать делала всё, чтобы я верила в это.
Седой усаживается на водительское сидение и выжимает педаль газа. Спустя десять минут наш автомобиль выбирается на шоссе и наращивает скорость.
– Твой отец звонил. Недоволен, что мы так долго едем, – цедит сквозь зубы мужчина.
Слежу за тем, как меняется его безупречное лицо. Как по нему расползается ненависть и злоба.
– Вы не любите моего папу? – обрушиваюсь на незнакомца. – Зачем тогда работаете на него?
– Блондинка, ты чо несешь! – скашивает на меня неприятно удивленные глаза. – Не вздумай повторить это дерьмо при нем!
Сердце обрывается. Такой милый и обходительный мужчина вмиг превращается в разъяренного тигра, стоило только задеть его самолюбие.
– Вы не любите подчиняться? – спрашиваю, пытаясь докопаться до сути ненависти.
– А ты психолог???
– Социальный работник.
– Смешно! Ха-ха! – грубит Седой и на этот раз заглядывает мне в глаза.
И в этот момент ощущаю свистящую пустоту внутри него.
– Вам неуютно в этом мире…
– Ты блаженная? Никогда не видел подобного диссонанса – модельная внешность и мозги. Тяжело тебе будет жить девочка!
Жую губы. Думаю о том, если сотрудник папы такой сложный и тяжелый человек. Непонятный совсем. То каким окажется отец???
Заставляю себе переключиться – смотрю в окно.
– Почему у тебя так много вещей с собой? – неожиданно спрашивает водитель. – Разве ты приехала не на выходные?
– Нет. Пробуду с папой столько, сколько понадобится. Он тяжело болен. Я нужна ему! – слова даются с трудом. Не хочется думать о плохом, но приходится. – В одной из сумок шуба, куртка. Если вдруг всё «это» продлится до зимы.
Седой резко бьет по тормозам и уходит на обочину.
– Малахольная, ты чо несешь??? – рычит на меня обозленно.
– Папа умирает… – шепчу задушено.